Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке

При их виде Анюта смирено встала. При чем так смирено, что князь сразу понял — опять играет, мерзавка. И сказал о другом, о чем пока не хотел говорить:

— Завтра, Анюта, Андриан по прозвищу Два Пальца будет арестован и уже никогда не выйдет из тюрьмы. Это я говорю тебе, как высокопоставленный сотрудник жандармерии.

— Ой, хорошо бы! — на лице Анюты ярко появилось искреннее облегчение, как будто тяжело больному вдруг сообщили, что диагноз ошибочный и она полностью здорова. Потом она спохватилась:

— А он точно будет посажен в тюрьму? А то вы знаете, какой Андриан страшный. Ему убить человека ничего не стоит. Однажды без всякой причины он пообещал, что я рожу от его ножа. Это было очень страшно!

Анюта осеклась, поняв, что она через чур многое сказала его сиятельству.

— Ты из-за этих угроз до сих пор молчишь? — догадливо сказал князь. Наивная, не она первая и даже не десятая в его следовательской практике. Как будто этого мерзавца это остановит.

Она посмотрела на него и уныло кивнула. Потом спохватилась, потянула старую песню про мочало: мол, я ничего не делала, ничего не видела. И вообще только вчера родилась на белый свет и до сих пор в пеленках.

Про родилась и про пеленки Константин Николаевич, конечно, в голове придумал. А так он уже понял, что первое шоковое чувство у Ковалевой прошло и выдавливать из нее признание будет невозможно. Ну и ладно! Первые эмоции, самые искренние и правдивые, она показала. Князь и его жена их видели. Попробуй-ка теперь откажись, ведь светлейший князь и великая княгиня четко все видели и поняли!

Да и не будет она отказываться. Трусиха, но явно не дурочка. Главное, надо взять Крапивина, он держит всех в страхе. И Ковалеву, и Прохорова, и других людишек, еще неизвестных. Виновные они или безвинные, а все равно ходят по лезвию ножа Андриана. С возможностью в 50% попасть или не попасть под нож.

Задача, в общем, понятна. Можно сказать, обычная задачка. Сколько он с такой ситуацией в прошлой жизни сталкивался. Только тогда это называлось — ходить под дулом пистолета. А здесь еще пистолетов было мало и они оказывались очень сложными. Поэтому уголовники их еще не использовали. Только холодное оружие. Ходить под лезвию клинка.

— Ковалева Анюта, — официальным тоном произнес князь Долгорукий, — ваше дело вскоре закончится. Сегодня вы не готовы каяться. Но вообще, в будущем, у вас будут два пути — либо не раскаивающейся преступницей отправится по приговору суда на каторгу или, в случае помиловании, в бессрочную ссылку в Сибирь, либо, после ареста уголовника Крапивина чистосердечно раскаяться и попастьна поруки великой княгине Марии Николаевне. Она выдаст вас замуж за доброго мужчину и поможет найти пропитание на первое время. Ведь Его императорское величество — ее отец — милосерден и добр к раскаявшимся.

Видно было, что для бедной девушки это оказалось уже через чур. Она упала им в ноги и разрыдалась в чувствах. Эмоции вдрызг.

«Но в каких-либо признаниях не торопится, — холодно отметил князь, — впрочем, что там. Юная девушка, без какого-нибудь твердого покровителя. Она просто боится знакомого уголовника до колик в животе и все. А так чиста и беспорочна».

— Пойдемте, ваше императорское высочество, — предложил он Марии, — подследственная должна отдохнуть и быть в силах ко времени активного следствия.

Эти две крайности в словах князя, — с одной стороны заботливый тон, с другой, — четкое подчеркивание ее статуса — помогли бедной Анюте прийти в себя. Она перестала плакать, по крайней мере, в голос выть, хотя слезы все равно обильно текли по лицу, и она их вытирала обоими руками.

Зато заревела великая княгиня, девичьи эмоции их возьми. Пришлось силой взять ее от Ковалевой и выдернуть в соседнюю комнату. Там Мария оставалась под заботой заботливых жандармов, начавших успокаивать ее холодной кипяченой водой и утешительными словами.

Сам князь вернулся обратно, доигрывать спектакль детективного жанра, в котором ему, как всегда, давалась роль сурового полицейского. Правда, милосердного и работающего только в рамках закона.

— Подследственная Ковалева, его императорское высочество, будучи в неуравновешенности, в отдельных моментах оказывается в расстроенных чувствах, — объяснил он ее поведение. Но потом сказал, сохраняя в ней надежду: — но я, как ее законный представитель и должностное лицо, еще раз подчеркиваю наличие всех предшествующих обещаний.

Конечно же, Анюта спросила совсем не то, что надо было. Эх, слабый пол с их эмоциями!

— А мужа ее императорское высочество мне найдет красивого? — с явной надеждой спросила она.

— Муж может и не очень, — как бы отказал ей князь, но посулил, — зато доброго нрава и приятного в обхождении. Ты будешь за ним, как за каменной стеной.

Слова собеседника не то что ее испугали, но и явно не удовлетворили.

Да кто же это, ваше сиятельство? — жалобно попросила она, — скажите мне, горемычной! Я поплачу, слезами горе залью, глядишь, душа и успокоится!

Жалость неприятно коснулась души князя, особенно ту часть, которая принадлежала попаданцу. Такая красавица, а отдаем ее настоящей обезьяне. Причем даже не спрашиваем, надо ли ему бабу! Пусть красивую и обходительную, но капризную и требующую денег и забот!

С другой стороны, что ты печалишься. Девка, наконец, познакомится со своей женской долей. Мужику совсем не надо быть красивым. Не беден, не драчлив, не пьет. Что еще бабе надо. И зальет она слезами не некрасивого мужика, а переход от положения девки к бабьей доле. Страшно ведь, поди? Хотя, на самом деле, что беспокоится! Наоборот, только к настоящей жизни переходит.

А тому и в самом деле надо заводить семью. Как говорится, правильная судьба православного будет только в хорошей семье.

— Ты, Анюта, неправильно смотришь на ситуацию, — убедительно сказал князь, доказывая не только Ковалевой, но и себе, — я уже тебя говорил, и ты должна твердо понять: есть еще один, очень грязный путь — стать гулящей, продажной девкой, которая всю жизнь будет ходить от Андриана к Андриану. Будешь жить на каторге, да и помрешь там. Хочешь так, Ковалева?

Анюта испуганно посмотрела на князя, молча отрицательно покачала головой. Крапивина она так боялась, что даже говорить не хотела. Вдруг еще услышит, злодей!

— Другой путь — твоя нормальная жизнь, добрый муж. Детей спроворите. Дело-то житейское. И вспоминать об этом воре не будешь.

Вот так, а третьего не дано. И решать это только тебе, — он посмотрел на нее, растерянную и оглушенную, неопределенно добавил: — мы, разумеется, тебе поможем, не боись.

В общем так. Завтра я сначала с ребятами, кровь с молоком, кулаки пудовые, пойду найду и спеленаю Андриана Два Пальца, посажу его в тюремную камеру. Пусть подрожит, скотина!

Потом приду к тебе. А там будет видно, честный ли ты человек, хочешь ли следствию помочь. Или просто мечтаешь стать девкою при ворах, проституткой — обманщицей. А?