Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке

Пока Долгорукий страдал, его начальник быстро свернул августейший доклад. Событий сегодня было мало, хотя говорить о чем нашлось. И даже для некоторых очень важная тема — о мере наказания Ковалевой.

Выслушав Бенкендорфа, Николай глубоко задумался, даже на часы перестал поглядывать.

— А ты, Константин Николаевич, что думаешь? — поинтересовался он, так и не придя к твердому мнению.

Князь его понимал. Граф почему-то остановился на второстепенной и совершенно не важной проблеме и потому совсем не интересной для монарха. Действительно, не царское это дело, решать судьбу служанки.

А вот если посмотреть в целом. Ан масс, как говорится.

— Ваше императорское величество, — приосанился он, встав и заговорив, — Александр Христофорович правильно заговорил о наказании. Ибо любое следствие имеет две стороны — поиск разворованного или разграбленного и обязательном возмездии виновных.

С этой стороны мы имеем вопиющее явление — кражу драгоценностей не просто у любой вашей поданных. Кража была проведена у вашей дочери, значит, косвенно бросает тень и на вас. И я, как ваш верноподданный слуга должен твердо заявить — все украденное будет возвращено, а виновные пойманы и жестоко наказаны.

— Хм, вы полагаете жестоко? — с сомнением сказал Бенкендорф.

— Да, граф, безусловно. И на это даже есть юридическая подоплека. В Уложении Земского Собора от 1649 года любое действие против монарха, а, по сути, и его семьи, объявлялось преступным и наказывалась смертной казнью.

Конечно, в гуманном XIX веке я не стану требовать сожжения или распятия. Но вешать за это надо обязательно!

— О, Господи! — не выдержала подошедшая Мария Николаевна, — нельзя же так радикально и жестоко! Бедная Анюта!

— Что ты, конкретно предлагаешь, князь? — не дал разгореться перепалке Николай I. Он все-таки предпочитал, чтобы князь и дочь спорили в постели, но отнюдь не при нем.

Константин Николаевич только благодарно посмотрел на него. Мария, разумеется, женщина очень красивая и добрая, но, как и у всех представителей слабого пола, логическая сторона у нее весьма сильно уступала чувственной. Она не поняла, что стоя на жестокой позиции наказания, он одновременно стоит и на справедливости и мягкости. Просто еще не успел.

— Ваше величество, преступление огромно и чудовищно, а виновные будут жестоко наказаны. Тем не менее, справедливость и христианская добродетель никак не должны уйти в сторону.

Следователи должны будут четко разделить виновных на главных преступников — отъявленных злоумышленников и на второстепенных, попавших в шайку бандитов случайно или насильно. Только так!

Глава 14

Полицейская практика наказания преступников, ваше императорское величество, говорит следующее — первых из них надо обязательно и бесчеловечно вешать. С ними уже ничего не сделать. Вторых же, наоборот, жалеть и справедливо наказывать, максимум, отравлять в ссылку. При чем император и члены его семьи, как добрые христиане, могут брать таких людей на свое попечительство и отдавать их на воспитание различным коллективам или даже отдельным людям.

Князь Долгорукий, сказав это, помедлил, посмотрел на собеседников, — поняли ли? Кажется, поняли. Перешел к конкретике:

— Вот, например, по данному делу. Вор Андриан Крапивин по прозвищу Два Пальца, как показывают розыскные материалы, организовывавший ограбление великой княгини, смутьян, грабитель и насильник, обязательно должен быть строго и безжалостно повешен. Ибо существование такого злодея крайне противоречит всей христианской морали.

А Анюта Ковалева, милая особа, случайно попавшая в эту шайку и уже насильно там удерживаемая, должна быть оттуда взята и отдана в добрые, но рачительные руки с чувственной душой.

— М-да, князь Константин Николаевич, краснобай ты замечательный, — оценил его служебную речь Николай I, — но сказал очень логично и убедительно. Кто еще хочет сказать по этому поводу?

— Я могу взять на поруки Анюту! — тотчас же выпалила Мария Николаевна. Она так была впечатлена речью князя, что опасалась, ее бывшую прислугу возьмет кто-нибудь другой мягкосердный.

Император нахмурился. Вообще-то он хотел бы еще услышать своего давнего друга графа Александра Христофоровича, у которого были три своих дочери и два падчерицы. Он без труда и пристроил бы ее и воспитал, как положено. Но тут влезла дочь, такая же упорная и въедливая, как он. С нею так просто не поговоришь.

Он надел на лицо весьма сурового и непреклонного отца и повернулся к Марии, перед этим, правда, настоятельно попросив всех выйти из кабинета. Спор между венценосным отцом и очень упорной дочерью будет проводиться в одиночестве, даже без самых близких людей.

Представителям правоохранительных структур того времени пришлось выйти. Вечером договорят. А кое-кто даже завтра.

Вышли. Бенкендорф ненароком поинтересовался у князя планами на дальнейшую карьеру. Попаданец ответил, но сказал не столько о карьере, сколько о планах реформы силовых структур.

Князь Константин Николаевич, опираясь на опыт XXI века и, теоретически, на прошлый тогда еще ХХ век (сейчас это будущее время) хотел, во-первых, иметь соответствующее подразделение. Оно могло называться по-разному — сыскная полиция (XXI век), оперотдел (ХХ век) с разными долями самостоятельностями, но они делали бы именно то, что делал князь, но не один, а целой группой сотрудников, — проводили розыск.

Во-вторых, князь подразумевал наличие хотя бы зачатки технической базы. Конечно, компьютеров нет, и еще не будет лет этак 200, а вместе с ними не окажется автоматической системы распознавания и розыска преступников. Но ведь можно создать элементарную картотеку преступников с фотографиями или дагерротипами или, хотя бы, с текстовыми описаниями преступников и их наиболее зримыми действами!

Вот это он и коротко описал графу А. Х. Бенкендорфу.

— Понимаете, — говорил он, — время-то идет, передовые страны Запала (чтобы они летели в тартарары) развиваются на потребу эпохе. А вот мы опять отстаем.

— А жандармское управление? — не соглашался с ним шеф жандармов, — оно многочисленное и сильное.

— Занимается государственными (политическими) преступниками с их спецификой, — пояснил Константин Николаевич.

— Хм, а существующая полиция? — уже спокойнее спросил Бенкендорф.

— Занято мелкими и мельчайшими преступлениями, проводит дисциплину и спокойствие на улице. Сие, конечно, тоже важно, но в итоге органы правопорядка не могут даже уберечь императорскую семью и самого государя-императора Николая Павловича.

— Пожалуй, в этом есть что рациональное, — подумав, нехотя согласился главноуправляющий. Как и его суверен, он не любил почти любые изменения в стране, но, как умный человек, понимал, что, в конце концов, просто стоять нельзя, надо куда-то двигаться.