Необратимость

– О, нет. Я выбираю людей, исходя из их ценности для моего бизнеса. Все остальное - скорее хобби, личные причуды, если хочешь.

Он отстегивает песочные часы от пояса и рассматривает их на свет.

У меня внутри все переворачивается.

Но он лишь любуется ими.

– Вот почему мне нравятся эти часы. Конечно, я могу попросить сотрудника просто выстрелить кому-нибудь в голову, когда закончу с ним, но гораздо интереснее поставить такие часы перед человеком и наблюдать, как он уходит.
– Его палец вращается в воздухе.

Я открываю рот, чтобы ответить, но меня перебивает Сара, которая снова стоит перед камерой, ее милое лицо мертвенно-бледное.

– Эй, придурки. Хотите, чтобы я объяснила вам, какие вы тупые? Вы похитили сестру лучшего детектива в городе. И теперь вы в полной заднице.

– Ах, да.
– Он машет рукой на экран.
– Я почти забыл, насколько вульгарным был этот милый ротик.
– Он презрительно смотрит на меня.
– Думаю, мы понимаем, откуда она этого набралась. Много ругательств и угроз расправы со стороны ее брата, детектива.

– Вы с самого начала знали, что я не Ник Форд. Как?

– Это называется интернет. Может быть, ты о нем слышал?
– Снисходительность сочится с его губ.
– Когда одна из моих подопечных пришла сюда и проболталась о своем брате, детективе, я изучил все возможные угрозы. Я знаю, кто ты, уже два года, но ты не представлял для меня интереса, пока оставался в неведении относительно моей операции. Представь мое удивление, когда Рудольф притащил тебя.

– Я удивлен, что ты просто не убил меня.

– О, нет, на самом деле я был в восторге. Я искал идеальный вариант для своего клиента. Кого-то хорошо подготовленного - полицейского, военного, неважно. А ты случайно заглянул в самое подходящее время.

– Как мне повезло.

– Действительно.
– Он смотрит на песочные часы.
– О, посмотри на время. Боюсь, я слишком долго бездельничал, так что пока оставлю тебя с прекрасной Сарой. Как насчет того, чтобы просто перемотать вперед к хорошей части?
– Он берет пульт от телевизора и нажимает на кнопку.

– Я собираюсь убить тебя, - спокойно говорю я ему.

– Да, ты упоминал об этом пару раз.

– Считай это обещанием.

– М-м-м… - Его взгляд устремлен на экран.
– С минуты на минуту… - Он перематывает запись на момент, как он входит в комнату Сары. Мое сердце бессмысленно колотится.
– Ну вот и все.
– Нажав на кнопку воспроизведения, он наблюдает, как небрежно ставит песочные часы на пол, совсем рядом с Сарой.

– Что это? Что это значит?
– кричит она, когда он выходит. Она пытается дотянуться до песочных часов и схватить их, но как бы она ни старалась, ее пальцы не дотягиваются до них.
– Что за больную игру ты затеял?

Нет. Черт возьми, нет. Не заставляй меня смотреть на это.

– Не бойся, - бросает он через плечо.
– Скоро станет интересно.

Я остаюсь один в клетке с призраком моей сестры, говорящим на экране, и угрюмым скандинавом. И когда я улыбаюсь, то убеждаюсь, что он видит все мои зубы.

– Привет, Рудольф.

На этот раз, когда шокер подносят к моей коже, я едва вздрагиваю.

Моя сестра сидит, скрестив ноги, так близко к песочным часам, как только позволяет манжета на ее лодыжке, и не сводит с них глаз, словно это черная мамба, готовая нанести удар, если она хотя бы моргнет.

Я наблюдаю за ней так, словно она может исчезнуть в любую минуту. Потому что я уже знаю, что так и будет.

Возникает искушение закрыть глаза - восстать против этого коварного метода пыток. Но Сара заслуживает большего, чем быть запертой в камере, чтобы встретить свой конец в одиночестве. Это прошлое, и, поскольку исход изменить невозможно, у нее должен быть хотя бы свидетель ее последних мгновений, какими бы болезненными они ни были.

Этим свидетелем всегда должен был быть я.

Я бунтую, не позволяя этому превратиться в пытку.

– Ты ничтожный, жалкий ублюдок, ты знаешь это?
– Низкий голос викинга звучит невнятно, пока он жует то, что пахнет как жирный бургер из фастфуда. Мой пустой желудок болезненно сжимается, но я отказываюсь обращать на него внимание.

У нее не так много времени.

Сейчас здесь только я и Сара. Она бдит, ожидая конца.

Она знает, что будет дальше. Я вижу, как минуты утекают медленным потоком песка. Ее неровное дыхание и беспокойные пальцы превращаются в поникшие плечи и медленно капающие слезы.

И вот, наконец, когда уровень песочных часов опускается ниже половины, она вздергивает подбородок, выпрямляет спину и делает глубокий вдох. Ее глаза закрываются.

Еще один вдох, затем второй, и она начинает петь.

Хотя все ноты, кроме нескольких высоких, слишком тихие, чтобы камера могла их уловить, я вижу это по тому, как она запрокидывает голову, раскачиваясь в такт ритму.

Сквозь пелену перед глазами я почти могу представить ее на пустой сцене, освещенной единственным прожектором, когда она играет на своей акустической гитаре голубым медиатором, подходящим к ее платью. Тем самым, который я подарил ей все эти годы назад, на день рождения.

Именно он заставил ее решить, что во мне есть что-то стоящее.

Ее слезы свободно текут сквозь сомкнутые ресницы, заливая раскрасневшиеся щеки и капая с подбородка. Но в ее выражении лица чувствуется яростная решимость. Знание того, что она боролась изо всех сил, а когда увидела неизбежный конец, решила встретить его на своих условиях. Мирно, с тем, что она любила больше всего.

Музыка.

Воздух обжигает легкие, с каждым вдохом на грудь давят неумолимые ремни, которые приковывают меня к этому креслу. Говорят, жизнь проносится у тебя перед глазами, когда знаешь, что скоро умрешь, и я не знаю, видела ли она это, когда пела, но это то, что я вижу сейчас.

Жизнь Сары Карлайл прокручивается в моей голове как фильм в ускоренной перемотке, замедляясь на фрагменте, который изменил траекторию моей собственной жизни.

– Я не позволю тебе покончить с собой таким образом, Айзек.
– Она бросается к дивану, на котором я лежу, и выхватывает бутылку виски из моей ослабевшей руки. Ошеломленный, я следую за ней на кухню, где она выливает содержимое нескольких бутылок в раковину.
– Я здесь уже месяц, а ты занимаешься этим каждую ночь.