Необратимость
Шрифт:
– Здесь только топлес. Не говоря уже о том, что ты семь лет была стриптизершей, - напоминаю я ей.
– А еще я мать. Твоя мать. Я не могу защитить тебя, когда ты в четырехстах милях от меня, а эта индустрия не всегда… безопасна.
– Все очень доброжелательны. Поддерживают, оберегают, придают сил.
– Куини бросает на меня обеспокоенный взгляд от стойки с косметикой, когда я направляюсь к шкафчикам, но я качаю головой, заверяя ее, что все в порядке.
– И тебе не нужно меня защищать. Я способна сама постоять
– Я знаю, что ты способна. Ты сильная и выносливая, - отвечает она.
– Но ты также красивая, уязвимая и ростом всего пять футов два дюйма, когда не сутулишься. Я не беспокоюсь о женщинах, я беспокоюсь о мужчинах. О посетителях. У меня было немало неприятных стычек.
– Она делает паузу.
– Тебе следует носить с собой оружие. Перцовый баллончик, как минимум.
– У меня есть. Не волнуйся.
– По правде говоря, я не знаю, зачем он мне. Он появился в моей сумочке на днях, скорее всего, благодаря Куини.
Мама снова вздыхает, когда я открываю шкафчик и кладу туда сумку. Затем она добавляет:
– А как насчет работы моделью? Если тебе не хватает внимания, то я уверена, что у Джаспера есть связи, которые помогут возродить твою карьеру. Я бы предпочла этот вариант.
Мои пальцы сжимаются вокруг телефона при упоминании его имени.
– Я не хочу заниматься модельным бизнесом. Там слишком много… шума.
– Когда я поднимаю взгляд, Куини, прислонившись к дальней стене, наблюдает за мной с беспокойством в глазах.
– Я не хочу, чтобы мое имя мелькало в прессе, чтобы мое лицо было на страницах журналов, чтобы люди тыкали в меня камерами, куда бы я ни пошла. Эверли Кросс - модель - ассоциируется с похищением, черным рынком, скандалом и разводом. Теперь я Эверли Мэйфилд. Я просто… Пчелка.
– Пчелка?
– Мой сценический псевдоним.
– Я бросаю взгляд на настенные часы, чувствуя беспокойство по мере приближения времени начала шоу.
– Слушай, мне нужно идти. Я приеду к тебе на следующей неделе, и мы сможем поговорить об этом подробнее. Не волнуйся, хорошо?
– Я всегда буду волноваться. Ты поймешь, когда снова остепенишься и однажды заведешь детей. Путь, который ты выбираешь для себя, не всегда совпадает с тем, который ты хочешь для них.
Я смотрю в пол, мое горло сжимается.
Я не знаю, хочу ли я снова «остепениться».
После двух лет жизни в камере все, чего я хочу, - это жить за ее пределами. В прямом и переносном смысле - во всех. Я больше не хочу чувствовать себя как в ловушке.
Но сейчас не время для этого разговора.
– Я поняла. Я позвоню тебе позже. Поцелуй за меня кошечек.
– Макарони на заднем плане выкрикивает что-то неразборчивое и, скорее всего, оскорбительное.
– Мака тоже.
Мамин голос становится тише, когда она шепчет:
– Обязательно. Люблю тебя.
– Люблю тебя.
– Я отключаю звонок и поворачиваюсь лицом к Куини.
– Извини. Мама сходит с ума.
– Ты наконец-то ей рассказала, да?
Я снимаю пальто и вешаю его в шкафчик, прежде чем закрыть дверь.
– Рассказала. Она восприняла это не так хорошо, как я надеялась, учитывая ее давнюю страсть к этой индустрии.
– Это
меня не удивляет. Джиллиан - свободная натура, но ее душа отдана тебе. Ты не можешь винить ее за то, что она переживает.– Наверное.
– Часть меня предвидела такую реакцию, и, думаю, именно поэтому я так долго ждала, чтобы сказать ей.
– У тебя ведь нет детей, верно?
– Нет. Я слишком эгоистична для этого.
– Она, улыбаясь, пожимает плечами.
– И я не имею в виду ничего плохого, милая, просто смотрю на вещи реалистично. Некоторые люди умеют заботиться только о себе, и нет ничего постыдного в том, чтобы принимать то, кто ты есть, и то, чего ты хочешь. Моя жизнь принадлежит этой сцене.
– Она отрывается от стены и машет рукой танцорам позади нее, которые готовятся к своим номерам.
– Кроме того, мои девочки - как мои дети. Мне этого достаточно.
Мягко улыбаясь, я прохожу в гримерную и беру свой наряд для вечера.
Сегодня «День карьеры».
Клуб часто проводит тематические вечера, чтобы было интереснее. Праздники - это само собой разумеющееся, но были и вечера в стиле ретро 50-х, и маскарад, и шоу в стиле подводного царства русалок, и дань викторианской эпохе. Куини спросила меня, какую профессию я хочу выбрать. Я подумывала пойти по пути энтомологии и нарядиться божьей коровкой или бабочкой, но так как я уже использовала образ пчелы, то остановилась на ученом.
Сексуальный лабораторный халат, туфли на высоком каблуке и смелые очки «кошачий глаз» - это будет забавно.
Когда я заканчиваю наносить дымчатые тени на глаза и закрепляю короткий черный парик шпильками, в дверь гримерной стучат. Я встаю и высовываю голову наружу, замечая за дверью Лена с планшетом в руках.
– Ты почти готова, - говорит он.
– У тебя есть музыка для выступления?
– О, эм… - Я прикусываю щеку, обдумывая просьбу.
– Не совсем. Удиви меня.
Он окидывает меня беглым взглядом, оценивая костюм.
– Я понял. Увидимся через десять минут.
– Спасибо, Лен.
Десять минут спустя объявляют мое имя, а я все еще суечусь за кулисами, чувствуя, как у меня разрывается сердце. Все, о чем я могу думать, это о нем и о том, будет ли он здесь сегодня вечером - о его лице, скрытом тенью в толпе, как он будет смотреть мой танец, упиваться моими изгибами, моими движениями, моей кожей.
Закажет приватный танец.
Будет ждать меня в VIP-люксе после шоу, чтобы я могла избавиться от этого болезненного влечения раз и навсегда.
Я не знаю, Айзек ли он. Я не знаю, готовлюсь ли я к сокрушительному разочарованию или траектория моей жизни вот-вот изменится.
Часть меня говорит, что это он.
Часть меня говорит, что он никогда бы так не поступил.
Айзек не стал бы так надо мной издеваться, он не стал бы разрывать все мои только что соединенные кусочки с помощью игр и исчезновений. Если он жив, значит, он знает, как мне больно и как мне его не хватает. И Айзек, которого я знаю, - настоящий Айзек - наконец-то заключит меня в свои объятия и будет держать, пока я не освобожусь от этого последнего, болезненного груза мыслей о том, что отправила его в могилу.