Невеста
Шрифт:
Давид разгружает меня интуитивно. Желание помочь словно вшито на подкорку его мозга. Дело в том, наверное, что ему самому редко помогали. И эти моменты он помнил и ценил.
Наши поездки неспешные: мы с детками. Разумеется, мы не проходим по двадцать пять шагов за день, не лазим по крышам, не веселимся в клубах до рассвета. Живем в рамках расписания годовалых детей, учитывая их потребности. Это именно то, что мне сейчас нужно, и то, как охотно Давид подстраивается — как уколы спокойствия в сердце.
Мы приезжаем в город, где остановился его отец, ближе к вечеру.
По-фи-гу!
Павлины уставшим детям интересны ровно настолько же, насколько шахматы или фондовый рынок.
— Мы с женихом и детьми бронировали большой двухкомнатный номер, — сверкаю я кольцом перед администратором.
На кольцо поглядывают все. Быстро, мимоходом, но я ощущаю на себе эти короткие взгляды и понимаю: статус определён, я будто принята в круг избранных.
Никогда прежде не испытывала такого ощущения. С Ростиславом мы выбрали кольца накануне свадьбы, съездили в торговый центр. Он здесь не виноват: это я, это мне было некогда заниматься этим вопросом.
Ромка заполняет фойе звуками гнева. Рвется встать на ноги, а едва достигает цели, падает на пол и бьет руками-ногами. Давид застывает в панике и не может понять, как теперь быть. Я делаю фотографию на память.
— В вашем отеле останавливаются известные актеры, верно? — спрашиваю.
— И великие актеры, и музыканты, и даже президенты! — указывает на стену с портретами администратор.
— Превосходно. Когда молодой человек вырастет, расскажу ему о местах, в которых он устраивал истерики.
— Это дети! — лживо успокаивает меня администратор. — Добро пожаловать в наш отель!
— Спасибо, — улыбаюсь я, получая ключ.
Показываю его Давиду, и тот подхватывает Ромку на руки и направляется к лифту.
— Я тоже не люблю путешествовать, — говорит Давид Роману, — это ты в меня пошел. Дома лучше.
— Они устали, конечно. Им тяжело такое.
— Тогда проведем здесь остаток отпуска, достаточно разъездов. В принципе, я уже все увидел, что хотел. Поужинаем в воскресенье с Эриком, обсудим ожидания, и пусть уже приступает. А я займусь подготовкой бумаг. Чего тянуть?
И правда, чего? Я устало прижимаюсь к его плечу, и мы так и замираем в лифте: всей семьёй висим на Давиде.
— Как скажешь. Во сколько сегодня ужин с твоим отцом? Напомни, пожалуйста.
— В шесть. Ищешь предлог, чтобы увильнуть? — усмехается он.
— Отнюдь, — улыбаюсь я. — Мне крайне интересно увидеть твоего папу. Я с большим удовольствием с ним познакомлюсь.
Глава 36
— Может быть, какие-то напутствия? — спрашиваю я у Давида.
— Подожди, — говорит он в трубку.
Поднимает на меня глаза, в них застывший вопрос, дескать, что?
Я не удерживаюсь от улыбки:
— Напутствия перед встречей будут?
— Какие напутствия? — хмурится он.
Я теперь все время сравниваю его слабую мимику с той, что была раньше. И как бы дорисовываю в своем воображении мимические морщинки, которых не хватает.
Нет, ему не все равно.
Он не равнодушный, не бесчувственный.
Это последствия пластики.— Перед встречей с Сергеем Ивановичем. Осталось десять минут. Мне что-то сделать особенное, чтобы ему понравиться и все такое?
Давид быстро нетерпеливо качает головой, показывая, что даже не думал ни о чем таком, и что это глупости какие-то, и чтобы я не забивала ни себе ни заодно ему голову.
Узнаю Алтая, занятого делами. Он обсуждает какие-то вопросы с Гансом, полностью погружен в процесс. Ему в голову не могло пройти, что я могу кому-то не понравиться.
Я вспоминаю Ростислава с его лекцией про маму и дочку и ошибках, которые мне нельзя допускать. Я действовала по инструкции, и все проходило нормально. Наверное.
Давид считает, что это мир должен мне понравиться. Мы не задержимся в ресторане, если меня кто-то обидит. И ресторан там не задержится.
Я сглатываю. Давид хоть и выглядит бизнесменом, получившим блестящее воспитание, в глубине души остается южным бандитом, под девушку которого мир должен изволить прогнуться.
Дети одеты с иголочки. Я бросаю еще один взгляд в зеркало, дабы убедиться, что выгляжу прилично. Давид заканчивает разговор, и мы направляемся к выходу. Никаких напутствий он мне так и не делает. И мне отчего-то кажется, что он сделал их отцу.
Красоту ресторана отмечаю бегло. В начале отпуска я жадно изучала детали изумительной обстановки, иногда вызывающей, иногда скромной роскоши. Постоянно что-то фотографировала на память, но спустя три дня поняла, что все цвета, вкусы блюд и детали обслуживания смешались в голове в одну большую кучу. И даже по фото я не смогу воспроизвести без подготовки, где мы были, и что видели. Тут везде красиво и вкусно.
Поэтому я смотрю на людей.
Сергей Иванович занял для нас дальний столик, расположенный рядом с детской комнатой. Я замечаю его сразу — черный пиджак, широкие плечи, седая макушка. Рядом с ним молодая, лет тридцати, спутница — темное блестящее каре, синее коктейльное платье.
— Что думаешь? — говорит Давид, сканируя обстановку и игровую комнату. Бандитское прошлое не стереть, он по-прежнему тщательно изучает каждое помещение, в котором находится.
А вдруг, например, стрельба? Ага. Что ни день в Монако, то разборки.
— Я думаю, что в шестьдесят ты все еще не начнешь лысеть. Классно же! — киваю на его батю.
— Ха. Вот, значит, что тебя беспокоило?
Улыбаюсь.
— Ты так мило хмуришься. Едва-едва. Как будто совсем не злишься. Раньше всем вокруг было очевидно, что надо спасаться.
— Теперь для них это поздний сюрприз, — иронично поддерживает подкол он.
— У меня поначалу крыша чуть не поехала: не могла понять, вроде бы ты, но как будто нет! В том, как косметология меняет людей есть что-то дьявольское.
— К тому, при каких обстоятельствах мы встретились — дьявол точно приложил руку. Когда ты побледнела, у меня мир покачнулся.
У меня слегка сбивается дыхание.
— Ты планировал иначе?
— Я планировал иначе.
В этот момент нас замечает девушка Сергея Ивановича, поднимается и я ойкаю ее округлившемуся животику. Вслед за ней поднимается и Сергей Иванович, приветливо улыбается и машет.