Невеста

— Конечно. Она сама сейчас в шоке, что натворила. Ей такое поведение несвойственно.

— Скажи мне честно: как этот хер спровоцировал собаку?

— Ударил кулаком по столу.

— Не по тебе?

— Нет. Ты что? Ростислав бы так не сделал. Но было страшно, Кира среагировала. Марат, я от него ухожу. Если он скажет…

— Мне плевать, что он скажет. Если вдруг вспомнишь, что по тебе ударил — только напиши. Одно слово. И ему пизда.

— Спасибо, Марат. Я ценю твою заботу.

— Тебе спасибо, что позволяешь помочь. Иначе Алтай с того света вернется, голову мне открутит.

Смеюсь и ерошу волосы.

— Господи, его нет полтора года, а ты все трясешься! Не стыдно?

— Всегда буду. Давай, девочка, держи в курсе.

— И пожалуйста, не говори Святоше, окей? Еще мстительного Савелия мне тут не хватало.

***

Уложив детей, я подаю на развод через интернет, и укладываюсь сама.

А ночью просыпаюсь от того, что Кира шастает по дому и тихонько подвывает. С ее стороны это наглость неслыханная, и я начинаю ругаться:

— Эй, лошадка, если ты пацанов разбудишь, сама будешь их укладывать!

Кира уши поджимает, но полностью игнорирует мой голос. Она мечется у двери, нервничает, при этом агрессии — ноль. Хвостом бьет, что есть мочи. У меня перехватывает дыхание.

Как-то заторможенно, неуклюже слезаю с постели.

Ноги ватные. Не слушаются.

Экран телефона вспыхивает в темноте. Я тянусь за ним и, прищурившись от яркого света, читаю короткое сообщение:

«Отключи камеры».

Глава 39

Сердце проваливается в пустоту. Со свистом ухает!

Вдох-выдох.

Поборов панику, я немедленно слушаюсь и тут же пишу:

«Готово».

Кидаюсь к окошку!

Калитка открывается.

Сжимаю кулаки и молюсь — такое вот сочетание не сочетаемого, как и вся моя жизнь. Меня так сильно потряхивает, словно происходит что-то сверхъестественное.

Оно и происходит. То самое: хозяин дома вернулся.

Кира бьет хвостом, еще немного и паркет проломит. Прижимается к полу, скулит. Секунда промедления, и Давид заходит в прихожую.

Я смотрю на его силуэт в темноте и стараюсь дышать.

— Тише, девочка, — голос Алтая мягко касается ушей. — Ну прости меня. Знаю, знаю.

Акита счастливо подвывает. Сдерживается, бедняжка, изо всех сил, чтобы не залаять. Кидается к спальне, где мальчики спят, словно показывает ему, что у нас в его отсутствие родились дети. И она о них заботилась. Морозец по коже. Она возвращается снова. Давид хаотично треплет ее, гладит.

— Там детишки, да? Берегла? Хорошая девочка. Я тоже скучал. Нужно было присмотреть за Радкой и малышами, кому бы я еще их доверил? Понимаешь?

Я локти заламываю, смотрю на него.

К ощущением прислушиваюсь.

К тому, что внутри, в сердце, на пылающей коже.

Давид выпрямляется.

Мы с такой же внезапной ночи однажды начали. Помню, как бежала к нему по кустам, ноги поцарапала. Он также огородами пришел сегодня.

Все в жизни циклично.

— Привет, хозяюшка, — говорит с улыбкой. Мягко.

И я улыбаюсь.

— Явился, значит, — шепчу, ухватившись за край стола, чтобы не пошатнуться.

— Я — всё. Закончил с прошлыми связями. А ты?

Пауза. Разрыв сердца.

Ой да к черту.

Я срываюсь с места и пулей лечу! Буквально врезаюсь в него с глухим звуком. Обнимаю за шею крепко-крепко! А Адам обнимает меня. Да так, что косточки хрустят. Как я люблю больше всего на свете.

Утыкаюсь ему в грудь. На ощупь — Давид другой. Алтай был огромным, пугал этим. Жизнь — штука сложная. Но мой, все равно мой же. Улыбаюсь до слез на глазах.

— Ты спятил, — шепчу. — Мы же спалимся.

— Ты не отвечала на телефон, я беспокоился.

Не отвечала. Да и что сказать было? Наврать, что все нормально? Или на мужа нажаловаться? Сама ж выбирала. Если бы Давид начал мне жаловаться на Венеру, это было бы максимально отвратительно.

Ничего не ответила, потому что слов не нашла.

Их и сейчас немного.

Я поднимаю голову.

Мы касаемся сначала дыханием. Этого оказывается уже достаточным, чтобы задрожать.

Следом мир плавится.

Поцелуй жжет как лава раскаленная — два потока встретились. Меня охватывают неистовые жадные чувства, и я намертво вцепляюсь в Давида, в груди цветут розы — красные, бардовые, колючие. Он рождает во мне счастье и боль одновременно.

Вдохи громкие, сердцебиение адское. Давид подхватывает под бедра, и я сжимаю его ногами изо всех сил.

Тогда он прислоняет меня к стене и целует по-взрослому. Языки сплетаются, душа в клочья рвется. Он прижимается к моей промежности, и меня раз за разом пронзает током от макушки до кончиков пальцев.

А потом я отпускаю ситуацию. Подставляюсь под хаотичные ласки.

Сама царапаю его плечи так, словно стараюсь оставить на коже отпечаток своих страхов и отчаяния. Нужно убедиться, что он и правда здесь, что это — реальность. Мне нужно почувствовать его максимально близко, глубже. В себе. Физически. Сейчас. Немедленно. Под кожу.

Его куртка и футболка летят на пол. Мы остановиться не в состоянии. Волны жара топят. Я дышать не могу, когда он зацеловывает шею. Стягивает лямку ночнушки и впивается в грудь. Выгибаюсь, глотаю стоны. Тяну его за волосы.

Давид легко пробегает пальцами между моих ног, я дарю ему одобрительно-нетерпеливый стон, и он сдвигает стринги в сторону. Касание губ и одновременно вторжение.

Сразу толчок — быстрый, острый. Меня выгибает от простреливающего удовольствия. Зажмуриваюсь, губу больно прикусываю, дабы не закричать. Адам врезается в мое тело, наполняет собой. Его запаха становится больше. Адам начинает двигаться, и на меня обрушивается вся его страсть.

Мы любим друг друга яростно, почти жестоко — так, словно хотим наказать себя за каждую секунду порознь. За каждую секунду с другими. Любви много, она расплескивается через край, проливаясь по коже огнем и сладкой потребностью.

Он глубоко во мне. Двигается, имеет, при этом держит на руках бережно, как куклу хрустальную. Любит. Любит. Любит меня со всей своей мужской силой и спрятанной глубоко в сердце нежностью. Очередной толчок перебрасывает через грань, быстрые сильные спазмы сжимают низ живота, оргазм взрывается новым витком горячего счастья. Оно прокатываются по всему телу, исцеляя.