Невеста

Мне становится больно везде — будто тысяча невидимых кинжалов полосуют душу. Больно из-за того, что я не могу его больше отпускать. Не могу и все, Господи, какие испытания. Но и быть с ним тоже не представляю как.

Пары секунд нежности катастрофически не хватает, пальцы горят от желания вцепиться в его плечи, притянуть в себе. Отреагировать положительно. Я застываю и задерживаю дыхание. И никто в этом ресторане, да и в целом мире не знает, что от простого поцелуя внутри меня все замерло. А следом, едва он оторвался, загорелось, забилось под ребрами. Мир закрутился.

Поцелуй из прошлого, которых у нас с Адамом было великое множество, и которые тогда не ценились. Просто движение губ. Простое касание.

Он отстраняется, смотрит в глаза, как будто завершает этой своей серьезностью момент. И от этого сосредоточенности сердце переворачивается снова и снова.

— Я отойду позвонить, — я слышу его голос, но не сразу понимаю слова. — В Карелии что-то опять случилось, — он делает паузу, будто ему нужно разрешение.

Я молчу, а потом спохватываюсь:

— Конечно! Не беспокойся, у меня все под контролем.

Давид кивает отцу и Тане, после чего поднимается. Я провожаю его глазами, жадно разглядываю фигуру, походку.

— С Радкой Давид совсем другой, да? — шепчет Таня Сергею Ивановичу, но достаточно понизить голос у нее не получается, я все слышу. и в этот момент

Другой — это какой? — улыбаюсь я.

— Жизнерадостный, — отвечает она запросто. — Прости, нехорошо вспоминать за столом бывших.

— Таня, — строго одергивает ее Сергей Иванович.

— Все в порядке, я понимаю, что у Давы было прошлое. У меня оно тоже было, — киваю на детишек.

Игра в фиктивный невест зашла далеко, но как тут остановишься? Я так быстро освоилась в новой роли, что самой страшно.

— Да, я поэтому и сказала. Вы красиво смотритесь, и дети на него как будто даже похожи, — воркует позитивная Таня. Обнимает Сергея Ивановича и целует в щеку.

— Мы думаем сказать мальчикам, что он их настоящий папа, — не могу остановиться я.

— Конечно! Я тоже думаю, что это лучший вариант, — поддакивает Таня. — А когда вырастут, там уже видно будет, да?

— Таня, — строго повторяет Сергей Иванович. — Это не наше дело.

Она цокает языком.

— Мне снова нужно в туалет. Амелия лежит прямо на мочевом пузыре, иногда я десять раз за час бегаю.

— Понимаю, — улыбаюсь я.

— Составишь компанию, Рада?

Доверить даже спящих детей новоявленному деду не кажется хорошей идеей, и я отказываюсь.

Когда мы остаемся наедине, Сергей Иванович становится серьезнее. Как будто маска простака-дедули ему нужна была для Татьяны.

— Не обращай на ее болтовню внимание, Рада, она ничего не знает.

— Ей и не нужно знать. Это тайна Давида. Мы все играем роли, и пытаемся по возможности в них не запутаться.

Я вспоминаю этот какой угодно, но точно не фиктивный поцелуй, и прикусываю губу.

— Тебе, наверное, было интересно, почему их двое? — говорит Сергей Иванович. А потом сообщает торжественно, словно я только этой информации и ждала: — У меня есть брат близнец, он живет в Азии уже давно, мы редко видимся, но в детстве были дружны. Смотрю на них, и думаю, надо Мише позвонить. Почему мы редко созваниваемся?

— Надо же.

— У него жена тайка и дети — вылитые тайцы, — говорит он снисходительно, очевидно высокообразованный преподаватель не в восторге от племянников азиатов, и я вновь злорадно улыбаюсь мысли, что его собственная якобы дочь будет испанкой. Бумеранг возвращается. — Не могу насмотреться. Такая ностальгия.

— Понятно. Буду знать.

Он вздыхает и кряхтит, как будто по-стариковски.

— Рада, не смотри на меня так, я не главный злодей в этой истории. Я не знал про Адама. Вернее, когда его мать мне сообщила, я был в ужасе и отреагировал, должно быть, резковато. Но Давиду было всего года два, я был очень молод. Если бы Софья узнала, она бы лишила меня сына! А потом, когда я успокоился и принял этот факт, мать Адама сказала, что беременности уже нет. Я и успокоился. И не думал о ней больше никогда. Если бы я знал, что она все же решила рожать, я бы его забрал. Не бросил бы точно.

— Вы говорили это ему?

— Пытался много раз, но он… — делает паузу, берет салфетку и промокает лоб. — Мне кажется, он не верит. Всегда замкнутый, отстраненный. Иногда я думаю, что он бесчувственная машина, хотя и немудрено с его жизнью. Ты же видела этот… — он показывает на лице шрам.

— Он не машина. Я его знаю хорошо.

— Вижу, — опирается на локоть. — Я его отговаривал выходить из тени и рассказывать тебе. Слишком было рискованно.

— Ну разумеется, — говорю я, опустив глаза.

— Я буду рад общаться чаще. Врагов больше нет. Мы всех победили, цена уплачена. Я понимаю, что былого не вернуть, и мне жаль, что так все сложилось. Мне тоже жилось несладко: я потерял сына, и моя девушка, с которой мы уже десять лет вместе, сбежала на месяц с Испанцем, который ее ограбил и скрылся с суммой, которую мне еще три года выплачивать! — восклицает он.

— Вы хотите, чтобы Дава помог вам выплатить долги? — напрягаюсь я.

Неужели все отцы одинаковые, и всем им от нас нужны лишь деньги?

— Да шут с этими деньгами! — отмахивается Сергей Иванович, раздраженно поморщившись. — Это я выплачу, не в первый раз. Мы могли бы попытаться создать семью. Ты, Рома, Ярослав, Дава, Таня, Амелия, я. Создать свой уголок покоя. Я мечтаю о таком. И… — он бросает взгляд на мальчишек, которые во сне увлечённо сосут пустышки.

Бедные дети, умаялись в поездке.

— И что? — переспрашиваю я, покачивая ребят.

— И точно позвоню Мише. Прямо сейчас! Сколько времени в Бангкоке? — Он утыкается в телефон, а я, вздохнув, поднимаюсь с места.

— Прокачу детей, а то начинают ворочаться, — поясняю вежливо.

Погода чудесная, и я выхожу на большую террасу.

Давид стоит у перил, смотрит вдаль. Мгновение помешкав, я качу коляску в его сторону.

— Хочу домой. Поедем? — спрашиваю. — У твоего отца слишком много эмоций, я с таким количеством не справляюсь.

— Да, сейчас.

— Что-то случилось?

— Небольшой пожар в Карелии. Не переживай, уже потушили, страховая покроет убытки.

— Господи-боже-мой! Ты не думаешь, что это?.. Хм, — не знаю как и начать.