Невольница князя
Шрифт:
– А ну вон пошли! – закаркала Ягиня, размахивая посохом. – Кыш-кыш, стервятницы гнилые!
Мавки завизжали от злости и кинулись врассыпную.
А Властимир дрожащей рукой оперся на обломанный ствол дерева. Ох… Так жарко ему ни в одном бою не было. Вот только усталость мигом прошла, стоило заметить, что Забавы рядом с ведьмой нет.
– Где она?!
Кажется, от его рева содрогнулась Топь. А старуха хоть бы бровью повела!
– Если орать будешь да ножом грозить – точно не увидишь, - гаркнула не хуже него. – Идем скорее, может, успеем спасти!
Властимир ругнулся.
Без лишних споров Властимир встал рядом со старухой, и вместе они поспешили обратно.
– Что с ней? Кто увел? – спросил у ведьмы, но та лишь рукой махнула.
– Сама ушла. Мавок успокоить хочет.
– Жива?
– Да вроде… иначе бы Топь за нас принялась.
И слова ведьмы очень скоро нашли подтверждение. Внезапно среди колючей поросли и кривых стволов мелькнула фигурка. Она это! И так близко! Не выдержав, Властимир крикнул во все горло:
– Забава!
Но в бок крепко толкнули.
– Тише ты, дурья башка! – голос Ягини едва ли перекрывал вой нечисти. – Не мешай! Она – единственное наше спасение, иль не видишь?
Да что он видеть мог?! Лес кругом, мрак непроглядный, только череп полыхает глазницами, отпугивает взбесившуюся нечисть.
– Приглядись, ну! Вон же! – и костлявые пальцы до боли стиснули плечо.
Властимир аж застонал – хватка у старухи железная!
А перед глазами светлеть начало. Теперь он ясно мог видеть каждую кочку, голые ветви кустов и отступивших мавок. Из пустых глазниц текла не то кровь, не то черные слезы, а рты были оскалены в гнилозубых усмешках.
И среди этого всего Забава!
Идет себе, как зачарованная, только распущенные волосы ветер треплет. А может, русалки задевают своими тонкими пальцами.
– Убьют ее!
– прохрипел не своим голосом.
От ужаса все внутри перевернулось. Готов был сломя голову следом бежать, но словно к земле прирос – не двинуться.
– Убили бы уже давно. Смотри, что дальше будет.
А девушка дошла до полянки. Не страшась, прошла до самой середки и встала как вкопанная. С другого краю, у самых кустов, тотчас же возникла нечисть. И была она во сто крат ужаснее той, что притаилась среди деревьев.
Всякого Властимир видал на поле брани – и размноженные головы, и вывернутый требух, и сгоревшую до кости плоть. Но эти… в их не было ничего человечьего! Лишние головы, руки, ноги… Иные вовсе ни на что не похожи!
Теряя на ходу куски плоти, твари приблизились к Забаве, потянулись вперед и…
– Боги милостивые, - выдохнул, хватаясь за сердце. – Это же…
– Девочка, да. Вот кого ироды Сварога замучили, чтобы Топь растревожить. Безвинное дитя в жертву принесли.
И под клубившееся тучами небо взметнулся плач.
Рухнув на колени, Забава прижала к себе завернутое в окровавленные тряпки тельце и закричала так, что у него сердце сжалось в горький комок. Вся скорбь мира звучала в этом надсадном звуке, бритвенно-острыми шипами вонзалась прямо в душу, полосуя ее на кровавые ошметки.
Вынести
такое невозможно!Не выдержав, Властимир зажал руками уши, но все равно слышал надрывное:
– Миленькая моя… Хорошая! Прости-и-и…
Девушка заходилась плачем. Тряслась вся, как в ознобе, вскрикивала… И лес рыдал вместе с ней. Сочился кровавой болью и горечью по загубленной душе, взывал к богине, которая не могла услышать своих детей.
А Властимир по-прежнему не мог двинуть даже пальцем, только смотреть. От холодного пота рубаха насквозь вымокла. И время казалось ему вечностью, полной невыносимой агонии.
Но так же резко плач смолк.
Такая тишина наступила, что подумалось – оглох совсем.
Вот только долго это не продолжилось: в воздухе задрожал тонкий детский голосок. Властимир не мог понять слов, только то, что девочка в ярости. Она кричала шепотом, сыпала угрозами и проклятиями, а в ответ ей зазвучала… колыбельная?
Он даже головой тряхнул - не мерещится ли? Но нет, Забава действительно пела! Раскачивалась из стороны в сторону, баюкала мертвую и дрожащим голосом выводила мелодию. Простенькую совсем, неловкую... Но не прошло много времени, и детские крики стали не такими злобными. А потом и вовсе начали стихать, пока не замолкли совсем.
Над ухом раздалось облегчённое:
– Сумела…
Голос Ягини шелестел пеплом. Лес тоже очнулся, заскрипел. А Забавушка все сидела на земле, покачивая спеленатое тельце. И мавок нигде не видать. Железные пальцы ведьмы разжались, и Властимир почуял свободу. Не помня себя, рванул к девушке. Упал рядом на колени и обнял, давая почувствовать, что она не одна.
Но Забавушка это едва ли поняла.
Плакала навзрыд, и слезы одна за одной падали на кровавую ткань. Совсем, бедняжка, маленькой была, не старше пяти вёсен.
От пронзивший насквозь жалости пропало дыхание.
Как наяву Властимир представил вдруг страдания малютки, ее дикий ужас и боль. Насколько же они были огромны, что мавки вышли из своих болот и, пересилив молитвы волхвов, бросились душить людей. Хотели добраться до зачинщиков.
– Они будут умирать долго, - пообещал не своим, севшим от хрипа голосом, - головами зачинщиков я украшу Топи. Но прежде надо похоронить ее.
Забавушка громко всхлипнула, но все же отдала дитя. И хоть девочка ничего почти не весила, а показалось, будто вся тяжесть земли в его руки легла. Поднявшись, Властимир побрел к краю полянки, туда, где сверкали желтые глаза лютоволка.
Зверь тоже крутился рядом, и не один. Прижавшись к земле, жалобно мявкал Баюн. И даже в сумраке ночи князь видел крупные слезы, катившиеся из кошачьих глаз.
Горло вновь сдавило судорогой. Но, собрав остатки воли, Властимир сказал так почтительно, как умел:
– Веток надо. Прошу, помогите собрать…
Топь всколыхнулась могучей волной. Не только Серый и Баюн, все болото кинулось исполнять просьбу. Деревья стряхивали с себя высохшие прутья, присмиревшие мавки волокли их ближе, складывая в одну большую кучу. С ними трудилась и Забава. Из колючих лоз сплетала венок, украшая его кровью из своих разодранных пальцев и тихой молитвой.