Неживая, Немертвый

Бал. Она уже не раз слышала косвенные оговорки графа о некоем празднике, но до сих пор понятия не имела, что, собственно говоря, за мероприятие ей, вполне вероятно, предстоит посетить. И, похоже, что сейчас настало время уточнить детали.

Дарэм уже успела заметить эту черту характера Его Сиятельства: он никогда и ничего не рассказывал до тех пор, пока ему не задавали прямой вопрос. Однако все то недолгое время, что они были знакомы, фон Кролок, если уж его спрашивали, отвечал ей с максимально возможной честностью, даже в тех случаях, когда гораздо выгоднее было бы солгать. Если же он не хотел затрагивать ту или иную тему, он прямо заявлял, что не намеревается этого делать.

И в этой уверенной, хладнокровной прямоте, как и в самом графе, виделось Нази нечто притягательное, и вместе с тем чертовски жуткое.

Подобная честность — как и благодушие Его Сиятельства — буквально вопили: кем бы ни была Дарэм в своем мире, какими бы познаниями и навыками она ни обладала, перед лицом трехсотлетнего высшего вампира она так же беспомощна, как любой другой человек.

— Я бы могла сказать точнее, если бы представляла, о чем вообще идет речь, — сказала она, отвечая на обращенный к ней вопросительный взгляд Герберта.

— Отец до сих пор не рассказал тебе о бале?! — юноша в изумлении округлил глаза и, неодобрительно покосившись на графа, заметил: — Это уже граничит с откровенным хамством, папа! А меня учишь вежливости!

— У нас с Нази до этого момента были несколько иные темы для беседы, — нисколько не смутившись, пояснил фон Кролок. — Я намерен был обсудить этот вопрос чуть позже, но, кажется, ты сгораешь от желания просветить нашу гостью самостоятельно. Не смею тебе мешать.

— Да, я определенно расскажу лучше, чем ты, — подтвердил Герберт и, обращаясь к Дарэм, начал: — Во время самой долгой ночи мы даем великолепный бал! Музыка, танцы до рассвета, сотни свечей, гости… если говорить откровенно, то это вообще единственное событие за весь год, так что ты можешь себе представить, как я этого жду! Конечно, приемы у смертных куда веселее, признаем честно, да и отец никак не желает признать, что менуэты, полонезы и каскарды уже давно не в моде, и пора переходить на вальсы. Но зато размах торжества у нас гораздо шире! На твоем месте я бы вообще долго не раздумывал над тем, идти или нет. Ты — первая на моей памяти живая, кого отец приглашает на бал именно как гостя, а не как закуску!

— Вот как? — Дарэм хмыкнула и перевела красноречивый взгляд на графа, который стоял, спокойно скрестив руки на груди и тоже, казалось, внимательно слушал эмоциональный рассказ собственного наследника. — Я, право, теряюсь. Чем же я заслужила подобную честь?

— Вижу, ты и впрямь не так уж проницательна, Нази. Совершенно очевидно, что это продолжение моего плана по покорению твоего сердца, — откликнулся тот и с кривой усмешкой добавил: — Впрочем, возможно, я попросту не вижу смысла запрещать тебе явиться на наш праздник. Один, пускай даже весьма талантливый борец с нежитью, едва ли сумеет причинить неудобства трем десяткам вампиров. Именно поэтому ты вполне вольна присоединиться к нам.

— Здраво, — пробормотала в ответ Дарэм, зябко передернувшись при мысли о тридцати вампирах, в обществе которых ей только что предложили весело провести время. Подобное мероприятие вполне способно было претендовать на звание худшего кошмара некроманта. — Благодарю за оказанное доверие, но я, честно признаться, не уверена, что так уж хочу поучаствовать. К тому же я все еще не слишком здорова.

— Как тебе будет угодно, — граф понимающе кивнул. Винить охотника на нечисть за нежелание в одиночку очутиться среди толпы этой самой нечисти было бы по меньшей мере абсурдно.

— А зря! Уверен, это было бы чертовски весело, — Герберт нетерпеливо взмахнул рукой, словно бы отметая все возможные возражения Нази.

— Вопрос лишь в том, кому, — откликнулась Дарэм, в которой любопытство и исследовательский азарт отчаянно боролись со здравым смыслом.

— Мне! — торжественно провозгласил младший фон Кролок и, широко улыбнувшись, добавил: — А остальное меня мало заботит. Подумай, Нази, такой возможности у тебя не будет никогда в жизни, разве это не волнующе?

— Очень, — призналась женщина. — Настолько, что я опасаюсь слишком уж переволноваться.

— Так же скучна, как мой отец, — фыркнул Герберт, изящным движением головы откидывая за спину сияющие длинные локоны. — И если ему, в силу возраста, это еще можно простить, то от тебя я такого не ожидал. Но у тебя еще есть время подумать, и лично я рассчитываю, что ты изменишь свое мнение. Ах, хотел бы я посмотреть на лица наших уважаемых гостей! Нази, лишать меня такого удовольствия с твоей стороны будет просто преступлением. Если решишься заказать платье, я, так и быть, готов помочь, у меня есть проверенный портной, согласный за дополнительную плату работать по ночам. Мастер, разумеется, не Венского уровня, однако вполне сносен. И именно его я намерен сейчас навестить, коль скоро вы оба оказались настолько безынтересными собеседниками.

— Сто двенадцать лет… — задумчиво протянула Дарэм, когда юноша невесомой тенью упорхнул за дверь. — И все эти годы он ведет себя так?

— Отнюдь. Сейчас Герберт стал куда более серьезен и сдержан, поверь мне, — фон Кролок набросил на плечи плащ и тихо щелкнул замком застежки. — Если желаешь, можешь составить мне компанию в прогулке по замку или же вернуться в постель.

— Где вы вообще его нашли? — Нази некоторое время в сомнении смотрела на предложенную графом руку, а затем, решив, что отказываться, с учетом всех обстоятельств, попросту глупо, решительно оперлась на нее, позволяя вампиру провести себя по коридорам замка. Свечи в коридорах, разумеется, не горели, и, если бы не фон Кролок, которому свет был абсолютно ни к чему, Дарэм мгновенно заблудилась бы в непроглядной темноте, лишь кое-где прорезанной падающим из окон тусклым лунным сиянием.

— Куда точнее было бы сказать, что это он нашел меня, — шаги фон Кролока были настолько мягки и бесшумны, что лишь шелест ткани да твердая рука под ладонью не давали Нази окончательно увериться, что рядом с ней никого нет. — Герберт фон Этингер был весьма легкомысленным, взбалмошным юношей, отпрыском одного из весьма почтенных дворянских родов Австрии. Со своими капиталами и весьма яркой внешностью, он привык ко всеобщему вниманию и к определенной вседозволенности. Он был бы любимцем женщин, коль скоро сам не тяготел бы к мужчинам, и, полагаю, его ждало бы вполне беспечное и блестящее будущее.

— Но? — вклинившись в затянувшуюся паузу, уточнила Дарэм.

— Скоротечная чахотка, — коротко пояснил граф. — Болезнь, которую не способна исцелить современная медицина. Любое лечение является не более чем отсрочкой неизбежного итога и в Карпаты Герберт, по большому счету, приехал умирать. Хотя, формально, это путешествие призвано было способствовать его выздоровлению, поскольку горный воздух весьма полезен для пораженных болезнью легких. К слову сказать, милейший герр Шеффер заподозрил, что ты также страдаешь этим недугом.

— Обыкновенный катар в легкой стадии, — на пробу прокашлявшись, постановила Дарэм, когда они с графом вошли в галерею, где стены в несколько ярусов были увешаны потемневшими от времени картинами, заключенными в массивные позолоченные рамы. Здесь, в отличие от темных коридоров, горели свечи, и в теплом сиянии можно было отчетливо различить изображенных на этих картинах людей. — Отвар шалфея, неделя относительного покоя — и все пройдет. Если, разумеется, вы щедро предоставите мне эту неделю. Все ваши родственники?