Неживая, Немертвый

— А как вы в вашей теории, в таком случае, объясняете влияние предметов религиозного культа? — вместо этого поинтересовалась она. — В конце концов, не можете же вы отрицать очевидное действие того же распятия.

— Разум, Анастази, — уверенно отозвался профессор, азартно сверкая глазами. Похоже, говорить о вампирах Абронзиус мог бесконечно, как, впрочем, и любой ученый, попавший в «свою» тему. — Все благо и все зло кроется в разуме. Вчера я лишний раз, на примере почтенного Шагала, убедился в том, что на вампиров влияют лишь те предметы культа, которые соответствовали их верованиям при жизни. Вот, герр Шагал, скажем, оказался абсолютно не восприимчив к распятию, которым пыталась защититься несчастная Магда! А почему? Да все потому, что при жизни наш трактирщик исповедовал вовсе не христианство, а иудаизм! И что из этого следует? Правильно! Из этого следует, что мы здесь имеем дело с исключительно психофизической реакцией, усугубленной той самой гипертрофированной мозговой активностью, свойственной вампирам. Они просто сами глубоко убеждены во влиянии культа на свое состояние. Ах, если бы мне удалось поподробнее исследовать это явление, возможно, я стал бы первым человеком, доказавшим, что вера — не более чем один из психологических механизмов сознания, придуманный человечеством для морального баланса и установления нравственных норм поведения!

— Или же это может быть доказательством того, что все религии в основе своей отсылают человечество к одному и тому же Богу, принимающему для каждой из культур наиболее близкую ей структуру догматов, — хмыкнула Дарэм и, заметив, как вскинулся профессор, поспешила спросить: — Скажите, профессор, вы атеист?

— И да, и нет, — Абронзиус неопределенно пожал плечами. — Я, разумеется, крещеный католик и с большим почтением отношусь к церковному институту, однако, куда больше, чем в Бога, я верю в силу ума и способности людей. Я считаю, что каждый должен сам делать все, от него зависящее, чтобы оставаться достойным человеком, в то время как общество, на мой взгляд, слишком многое списывает на божественный промысел, тем самым слагая с себя ответственность. Труд, упорство, жажда познания, мораль — в нас самих заложено достаточно возможностей, и не стоит потакать собственной лени, ожидая помощи свыше! Однако, мы с вами, кажется, уходим слишком далеко от темы, Анастази — мы здесь не ради теологических диспутов, а я пока ни слова не услышал от вас о высших вампирах, которые занимают меня гораздо больше! Слухи, знаете ли, приписывают этим существам громадную силу и поистине удивительные, если не сказать — фантастические способности.

Дарэм в ответ лишь кивнула. Заманчивая мысль сообщить Абронзиусу все как есть, мелькнула в ее сознании и тут же с сожалением была отброшена в сторону — в очередной раз за минувшие часы.

Если бы день не был так короток! Женщина посмотрела в окно: солнце висело совсем низко, едва ли не цепляясь нижним краем за иззубренные горные вершины. Свет его лениво просачивался сквозь стекла, неровными квадратами ложась на лаковую поверхность читального стола, на потускневшие от времени книжные переплеты и на изборожденное морщинами лицо сидящего напротив нее профессора. Который, сам того не зная, возможно, наслаждался солнечными лучами в последний раз.

Сколь бы ясным и пытливым умом ни обладал Абронзиус, тело его было слишком старо и немощно — оно не годилось для тяжелой работы, равно как и тело самой Нази. А значит, из них троих только Альфред кое-как был пригоден для того, чтобы долбить мерзлую землю и ворочать тяжелые могильные плиты. Устранить Куколя, вскрыть склеп, обезглавить спящих там вампиров, а затем раскопать двадцать семь могил, уничтожив их обитателей — и на все это максимум семь часов светового дня. Сейчас уже гораздо меньше, но и семи часов с учетом всех исходных — слишком мало. Без шансов.

— Слухи всерьез преувеличивают способности высших немертвых, — заговорила она, тщательно подбирая слова. — Вид будущего вампира, как правило, зависит от того, кто именно стал переносчиком… хм… «вируса». Низшие носферату не способны породить высших, зато высшие при определенных условиях могут создавать как себе подобных, так и «упырей». Все зависит от сил и возможностей самой жертвы. Вы наверняка знаете, что так называемый период окукливания у низших вампиров длится несколько дней после наступления физической смерти, процесс разложения постепенно замедляется, тело трансформируется и, наконец, запускается мозговая деятельность. С высшими происходит ровно то же самое, но все стадии инициации существенно ускорены — на полную трансформацию требуется пара-тройка часов, что и объясняет внешние отличия видов. К тому же физическое разложение высшего вампира не просто приостанавливается, оно фактически полностью прекращается спустя час после смерти.

— То есть внешне их трудно отличить от обычного человека? — быстро уточнил внимательно слушавший свою собеседницу профессор.

— Поначалу да. Восковая бледность, несколько болезненный вид: они вполне могут сойти за тривиальных чахоточных. Однако, чем старше вампир, тем существеннее будет разница — либо поведенческая, либо внешняя, — сказала Дарэм, вновь возвращаясь мыслями к фон Кролокам, которые смело могли считаться в этом смысле уникальными экземплярами. — Вампир либо начнет все отчетливее напоминать лежалого покойника, либо станет действовать подобно упырю, что ведет нас к следующему различию. Низшие вампиры разумны, но разумность эта условна.

— Да-да, — Абронзиус покивал. — Я отмечал это в своей работе. Агрессивность, инстинктивность… они похожи на гибрид человека и животного, если угодно! По-своему весьма и весьма изворотливые существа, но хитрость их не сравнить с полноценной рациональностью.

— Все потребности упыря вертятся вокруг его жажды, — пояснила Дарэм. — Вы очень точно подобрали слово — инстинктивность. Высшие вампиры меньше подвергаются ментальной деформации, могут сохранять ясность ума — и тем они опаснее в качестве противников. Недаром вы за столько лет так и не сумели напасть на их след.

— Что ж, из вашего рассказа я делаю вывод, что мне все-таки удалось нащупать верную ниточку, за которую стоит тянуть! — энергично потирая руки, с удовольствием констатировал профессор. — Шагал обратился всего за несколько часов, да и разумность его поведения вполне очевидна! Как, впрочем, и изворотливость. Это значит, что где-то поблизости есть и другие высшие вампиры! — для верности несколько раз кивнув собственным мыслям, Абронзиус бросил на Нази быстрый взгляд и, неожиданно резко меняя тему, спросил: — А давно ли вы гостите у графа?

— Пару недель. Меня, так же, как и вас, заинтересовали гуляющие по округе байки, — Нази спокойно встретила изучающий взгляд своего собеседника и пожала плечами. — А что?

— Всего лишь хотел спросить, не доходили ли до вас, голубушка, слухи о немертвых, обитающих в окрестностях? — профессор едва заметно прищурился, потянув себя за кончик роскошного уса. — И, как я понимаю, они до вас доходили! Кстати сказать, совсем недавно один из вампиров навещал фроляйн Шагал, которая, как я понимаю, тоже сейчас находится в замке.

— Может быть, вам стоит перестать ходить вокруг да около, профессор? — Нази со вздохом потерла переносицу и прямо взглянула в лицо собеседника. — Я и так уже поняла, что вы подозреваете графа в вампиризме.

— Совершенно верно, — не стал отпираться Абронзиус, — все факты, уважаемая Анастази, указывают именно на это. К слову сказать, сегодня мы с юным Альфредом попытались проникнуть в склеп Их Сиятельства, но он оказался заперт. Довольно занятно, не правда ли? Особенно, учитывая, что ни самого графа, ни его сына, как я уже упомянул, в дневное время нам увидеть так и не удалось. Как, вы говорите, высшие вампиры относятся к солнечному свету?

— Так же, как и низшие, — Дарэм, которая про суточный цикл вампиров не говорила ни слова, только хмыкнула. — Днем они превращаются в обычных мертвецов, разве что не гниют. Я так понимаю, вы хотите услышать мое мнение о вашей версии? Хорошо. Мне кажется, что вы пытаетесь подстроить факты под теорию, а не подтвердить теорию фактами. Это не слишком-то научно, согласитесь. Насколько мне известно, замковые склепы вообще не принято держать открытыми, тем более, что посещать их, кроме хозяев, особенно некому. К тому же, как вы можете заметить, и я, и фроляйн Шагал, и Куколь — вполне живые люди, что несколько не укладывается в общую картину. Я не собираюсь вас разубеждать, однако мне кажется, будто вы выдаете желаемое за действительное. Расспросите Сару, и вы убедитесь, что ваши догадки подкрепляются лишь косвенными признаками.