"Никто" так не смотрит
Шрифт:
Он здесь. Рядом. В квартире Ромыча. Снова пришел к ней. Его слова, слова Романа... Все перемешалось в голове Есении.
Она вздохнула, подтянула ноги выше и прикрыла глаза. Странно, но на душе воцарилось спокойствие. Она не заметила, как провалилась в сон.
Где-то посредине ночи её притянули к крепкому мужскому телу. Есения и не думала сопротивляться. Она знала, чьи руки её трогали.
– Здесь ты должна спать, - послышалось ей сквозь дремоту.
Её аккуратно уложили на мужское плечо, погладили по голове. И кажется несколько раз поцеловали. Есения,
Пусть сегодня будет так. Ночь скроет все следы, уберет ненужное.
А утро...
Пусть оно немного задержится.
Пожалуйста...
Есения не помнила, чтобы спала последнее время настолько крепко. Без каких-либо сновидений, без подрывании среди ночи, потому что внезапно что-то вспомнилось и надо куда-то записать, пока помнилось.
Этой ночью всё было иначе. Её обнимало счастье.
Что-то защекотало в груди, разлилось теплом. Есения и не думала просыпаться. Ей хорошо! Понимаете?.. А проснувшись, надо будет возвращаться.
– Какая же ты красивая с утра, - слова, произнесенные хриплым голосом, отозвались пением в душе.
Как мало иногда нам надо для счастья.
И как много.
Она мысленно зажмурилась.
– Я подыхаю от нежности к тебе. Никогда не думал, что можно такое испытывать.
Потап не врал. Он на самом деле не подозревал, что любить это больно и сладко одновременно. Спроси его сожалел ли он, что провалился в чувства, он не раздумывая, ответит нет.
Ему рвало на части. Ему было больно.
От осознания собственной глупости, от той жестокости, которую он проявил в отношении Есении. Он живьем поедал себя. И в тоже время наслаждался каждым днем, когда видел Есению. А не видеть её он не мог.
Он приезжал к ней. Смотрел. Дышал тем же воздухом, что и она. Ебанутый романизм? Да похер. Так надо.
Он не отступит. Будет ходить, ездить, добиваться Есению столько, сколько понадобиться. Да, косякнул от дурости. Но полюбил по-настоящему!
Дураков надо учить.
Вот он и учится.
Потап не шутил, говоря про ревность к Яшину. Сука-а... Он твердил себе - Яшин безопасен. Реально безопасен! Там какие-то свои принципы. А вот если бы он не был другом... Или претендовал на нечто большее... Иногда Потапу казалось, что он бы его уничтожил. Физически. И тут же вставал блок. Он бы сделал ещё больнее Есении. И это решало всё.
Вот она любовь... Когда выжираешь себя изнутри, а думаешь о ней, о том, чтобы не сделать больно той, с чьем именем засыпаешь и просыпаешься. И это нихера не шутки. Его мир трещал по швам и соединялся заново.
Вчера его сорвало. Напился вместе с Гором. И, естественно, поехал к Ясе. Его привез охранник Гора, сам за руль не сел. Хорош врубать режим самоуничтожения.
Яшин работал. Его график давно был известен Потапу. Ноги сами понесли к подъезду. И дальше.
По лестнице, по коридору. К ней...
Есения открыла. И всё, его накрыло. Он готов был лечь спать у неё под дверью, если она его не пустит.
Но его Яся добрая девочка
и пустила бродягу в дом. Где он, ублюдок этакий, тотчас атаковал доступную территорию. Ему надо было присвоить то, чем дышала его девочка-бохо.Она что-то щебетала, глаза прятала. А он смотрел на неё и лыбился, как дебил.
С ним она... Рядом. И этого пока достаточно.
Мазур завалился спать. Закинул руки за голову и впервые расслабился. Она здесь. Не выгнала. Хорошо... Пиздец, как хорошо.
Матрас был один, и она легла рядом. Он почувствовал это сквозь сон. Сдерживался сколько мог, а потом притянул её к себе. Вот так, девочка, поспи рядышком. Не трону... Обещаю.
На его губах до сих пор хранился вкус её нежности. Внутри от воспоминаний рождалась вибрация. Ещё хочет... Снова. Туда к ней припасть. Сожрать её хочет.
Грабастая пальцами сбившуюся простыню, накинутую на матрас, Потап зацепил губами нежную кожу Есении на шее. И как тут, мать вашу, не зарычать от острого наслаждения? Похоть била по каждому нерву! Выносила нахер!
Но он сдерживался.
Так надо. Всё только для неё.
Он кутался в её ягодном запахе. Лизнул кожу повторно. У самого же грудину сдавило клещами.
Его буквально затрясло от нестерпимого желания её накрыть. Вдавиться в неё. Войти. Пометить собой. Присвоить снова, на этот раз, как полагалось. Чтобы навсегда, чтобы, блядь, как в долбанных сказках - на веки вечные.
Он подтянулся выше и поцеловал сочные губы девочки.
На его поцелуй Яся отвечала неспешно. Просыпаясь и пробуя. Так же смакуя и не думая отталкивать.
Да...
По груди Мазура растеклась лава. Она отзывчиво прильнула к нему, выгнулась, ей тело само подстроилось под его. Они, сука, идеальны! Дыхание сперло, забилось.
Он осторожно, максимально контролируя чертову похоть и собственные движения, отчего мышцы звенели от напряжения, опрокинул Ясю на спину и сразу же навис сверху.
После сна её щеки разрумянились, волосы разметались.
– Посмотри на меня, Есения, - его голос по-прежнему хрипел.
Она поколебалась с пару секунд. Не хотела просыпаться? Возвращаться в реальность? Возвращаться к нему?
Есения открыла глаза, и он, сука, в них сразу же утонул. В них было его отражение. И поволока возбуждения, которого Яся и не думала скрывать.
В этом вся его девочка.
– Я сожрать тебя готов, - выдал он очередную порцию своих гребаных мыслей, не в силах сдержаться. Сейчас напугает и она его точно нахер пошлет.
И он, блядь, пойдет!
Ее губы чуть заметно дрогнули. А через секунду она снова прикрыла глаза и уже улыбнулась более открыто.
Это было ответом на его слова.
По груди снова разлился жар. Потап откинул прочь тонкое одеяло, под которым они спали.
А там Яся. В полураспахнутом халате, который ничего не скрывал. В висках застучало, забило. Такая красота... И его. Вся его. Тонкое белье-сеточка почти добило его, и он едва не отъехал. Склонившись, Потап сначала вобрал в себя один сосок, потом второй. Прямо через ткань.