Ночь большой луны

Она замолчала, глядя в огонь остановившимся взглядом.

– А вы со студентами что там делаете?
– спросил Степка.
– Неужели это тоже практика?

Ника помотала головой.

– Нет, - ответила она так же неохотно.
– Какая там практика, убиться же можно!.. Ездит тот, кто хочет, под свою ответственность. Дело добровольное, родителей об опасности сразу предупреждаем…

– И отпускают?!
– ужаснулся Егор.

Ника посмотрела на него мерцающими глазами.

– Отпускают, - подтвердила она с вызовом.
– Когда объясняем, зачем ездим.

– А зачем вы ездите?

– спросил Васька очень тихо.

– Кости собираем, - ответила Ника.
– Их там больше, чем оружия, искать не надо… Идешь, смотришь по сторонам: вот в корнях березы застряла русская каска, а в ней - обломок челюсти. Из лужи выглядывает кусочек берцовой кости. А в кротовых кучках на поляне валяются человеческие позвонки…

Она прервала рассказ, уткнулась подбородком в стиснутый кулак.

– Не похоронили?!
– не поверил Васька. Оглядел всех расширенными от ужаса и недоверия глазами, переспросил: - Наших не похоронили?!

– Не похоронили, - подтвердила Ника окрепнувшим голосом.
– Лежат так, как упали, листьями прикрытые… И никому они не нужны. Ни военным, ни милиции, ни властям… Отыскивают останки полулегальные немногочисленные отряды поисковиков вроде нашего. И все. Мы за неделю нашли одиннадцать скелетов наших солдат. В карманах брюк – пара довоенных монет, рядом фляжка… Ни на одном не было посмертного медальона. Мы их там, в лесу, и похоронили. Вырыли общую братскую могилу, неглубокую, вдруг у нашего государства совесть проснется, захотят нормально похоронить. Поставили крест…

Ее голос треснул и оборвался. Ника отвернулась и стала смотреть в сторону. Минуту царило молчание.

– А трофейщики?
– спросил Васька приглушенным голосом.
– Они наших не ищут?

Ника пожала плечами.

– Трофейщики предпочитают немцев, - ответила она с кривой усмешкой.

– Почему?
– не понял Васька.

– Потому что выгодно, - продолжала Ника все с той же нехорошей мрачной усмешкой, похожей на гримасу.
– Ищут кресты, медали. Знаки отличия, офицерские и солдатские жетоны… Их продают на рынках в городах, говорят, хорошо платят… Еще распарывают немецкие сапоги: в них часто бывают драгоценности, золото. Немецкие штык-ножи в ножнах с шариком на конце ценятся особо. Еще винтовки, пулеметы…

– Автоматы, - добавил Васька.

– Нет, - отказалась Ника.
– Автоматов под Ленинградом зимой сорок первого не было ни у наших, ни у немцев.

Она шмыгнула носом и язвительно сказала:

– А сейчас немцев искать особенно выгодно.

– Почему?
– не понял Васька.

– Да потому!
– вдруг закричала Ника.
– Потому что Германия платит деньги за перезахоронение своих солдат! Как любое нормальное государство! И за каждую немецкую кость трофейщики получают деньги! В твердой валюте, между прочим! А наши кому нужны? Сплошные непроизводительные расходы у местных властей! Место под захоронение выделять придется, а это место можно выгодно продать под особняк какого-нибудь зажравшегося вора…

Она швырнула в догорающий костер ветку, вскочила на ноги и бросилась к дому. Искры полетели во все стороны, слушатели испуганно шарахнулись прочь от костра.

– Ника!
– окликнул Егор ошарашенно, но ответа не получил.

Вернулся назад, к разворошенным углям, покрутил пальцем у виска, сказал извиняющимся тоном:

– Она что, психованная?

– А по-моему, она первый нормальный человек, которого я встретил за последнее время, - ответил Степка, не раздумывая.

– По-моему, тоже, - поддержал Васька. Шмыгнул носом и сказал: - Свинство какое. Своих не похоронили… Победители называемся.

Она повернулся к Степке и спросил:

– Пап, отпустишь меня с Никой? Вдруг и дед там лежит? Не похороненный…

Степан тяжело вздохнул.

– Отпущу, - сказал он тихо.

– И я с тобой, - заторопился Дениска.

– Ладно, загорелись!
– приструнил Степан.
– До этого еще дожить надо!

И задумчиво добавил:

– Может, я сам с вами поеду.

– И я, - неожиданно для себя сказал Егор.

Все посмотрели на него, и он смутился.

– Договорились, - подвел итог Степан.
– А сейчас пошли спать. Завтра полно дел.

На следующее утро Ника вышла к завтраку позже всех. Под глазами у нее пролегли темные круги, держалась она неуверенно.

– Вы простите меня за вчерашнее, - сказала она, поймав мужчин на конюшне.
– Завелась…

– Не извиняйся, не надо, - ответил Степка.

– Некрасиво…

– Что некрасиво?
– переспросил Степан.
– То, что у тебя сердце болит? Благодари бога, что тебе не наплевать на такие вещи! Большинству людей, к сожалению, дела нет ни до нашей истории, ни до этих костей!

Он помолчал и одобряюще добавил:

– Не расстраивайся, девочка. Пусть немного, но помощники у тебя найдутся.

– Спасибо, - сказала Ника. Ее губы тронула едва заметная бледная улыбка. Она бросила на Степана короткий взгляд исподлобья и договорила: - Вы такой замечательный… И Васька тоже…

Подумала и добавила:

– И вы, Егор.

Егор почувствовал себя вознагражденным за все дни, прожитые в станице.

– Отлично!
– сказал он бодро.
– О грустном поговорили, теперь давайте о чем-нибудь веселом поговорим. Ника, вам слово.

Ника кивнула.

– Понимаете, Степан, - начала она.
– Мы к вам не просто так приехали.

– Это я уже понял, - заметил Степка философски.

– У нас есть подозрение, что недалеко от станицы расположено древнее погребение.

Ника замолчала.

– Погребение?
– переспросил Степка. И даже лопату отставил.
– Какое погребение?

– Древнее, - ответил Егор многозначительно.
– Тебе же сказали!

– Насколько древнее?
– продолжал удивляться Степан.
– Сто лет, двести? Больше?

Он оглядел молчащих гостей, прислонил лопату к деревянной перегородке денника и велел:

– А ну, рассказывайте!

И они рассказали. Сначала говорили по очереди, потом начали перебивать друг друга, потом заговорили одновременно, взахлеб, и закончили уже полной какофонией. Степка только успевал переводить взгляд с Егора на Нику, с Ники на Егора. Его простодушное лицо от напряжения покрылось капельками пота.

– Вот это да!
– сказал он наконец.

Еще раз осмотрел гостей и недоверчиво спросил: