Объект «Фенрир»

– Но, но...
– он пожал плечами и снова улыбнулся, застенчиво, стесняясь этой улыбки, - океана я поэтому не запомнил А этот запомню. Отчего-то кажется очень важным запомнить его. Он... хороший.

Попов с трудом подбирал простые слова, и Михеев подумал, что как раз они должны даваться ему сложнее всего. Он прислушался к себе. Да, пожалуй, я знаю, что скажет Попов, и от этого на душе очень муторно.

Попов резко вскинул руку, раскрывая пальцы, капли воды взлетели в воздух, сверкнули, вернулись в океан. Ксенопсихолог вытер руки о штаны, заложил их за спину и, широко расправив плечи, выставив грудь вперед, заговорил

Глава 11. Долгая память серых небес

Сразу после возвращения Попов заперся в своей каюте. Михеев лишь похлопал его по жесткой костистой спине, Попов дёрнул плечом, мембрана за ним с тихим шипением закрылась. Ксенопсихологу было о чем поразмыслить. А Михеев прошел коротким коридором, шлёпнул по кругляшу, открывая доступ в пилотский кокон, вытянув ноги, уселся в пилотском "лепестке".

Меконг берег ресурсы, поэтому проявился только светвой волной на пульте аварийного физического управления, и вежливым,

– Готов к работе, пилот.

– Знаю, что готов, - Михеев брюзжал, сам это понимал, отчего хотелось брюзжать еще больше. Он потянулся, сцепил ладони на затылке и задумчиво сказал, - Корабль, сделай запрос в режиме "приват прим"...

Как это я раньше не додумался, спрашивал он себя, ведь это нужно было сделать в самом начале. Уж точно после того, как всплыло это название - "Велос".

___***___

Михеев. Дурные сны.

– У нас был общий знакомый. Я его знал, как Тощего Билли, - Михеев отпил глоток кофе. Кофе был крепкий, густой, горький. Настоящий мужской кофе. Михеев такой ненавидел. Во рту до сих пор горчил Честер, глаза жгло, внутри разливался звенящий холод.

Михеев знал, что в таком состоянии лицо у него становится бесстрастным, а глаза прозрачно-серыми.

Некстати, вспомнилось - «... я боюсь тебя. Не надо, не будь таким». Давно это было, впрочем, может, и кстати вспомнилось. Чтоб не забывал, что бояться тебе нечего и возвращаться некуда.

Медленно глянул на собеседника.

Михеев подчеркнуто никуда не спешил, хотя струна внутри натягивалась всё туже.

– Возможно, я понимаю, о ком вы говорите, - голос у собеседника был глубокий и мощный. Богатый голос оперного певца, которому не надо прилагать усилия, чтобы его услышали. И убеждать, наверное. тоже не надо.

Кафе было крохотным и совершенно пустым.

Увидев, что Михеев заходит, широкоплечий здоровяк за стойкой тут же вышел на улицу и кому-то позвонил по дешевой пластиковой мобиле.

Одноразовый - такими до сих пор успешно пользовались проститутки, мелкие оптовики-пушеры и серьезные парни, живущие в самой глубине серой зоны. Вроде бы, и сами они не при делах, но знают все о тех, благодаря которым можно выжить в таком городе, как Дублин.

Внешность была под стать голосу.

Именно таким его и представлял Михеев по рассказам Тощего Билли. Лёгкий, гибкий, несмотря на внушительные габариты, обманчиво вальяжный и расслабленный.

– Зови его Мгабе, - говорил Тощий Билли, - тогда он поймёт, что ты пришел по делу.

– Тогда. скажите мне, Мгабе, - чуть подался к негру Михеев, - что говорят в сети лоа о тех, кто убил людей в здании, где рожали детей.

Мгабе сложил пальцы домиком, упер их в верхнюю губу и задумался.

Потом резко выдохнул, положил широкие ладони с характерными мозолями на костяшках, на столешницу, укрытую пластиковой скатертью в мелкую красно-зеленую клетку.

– Мгабе, я знаю, что вы тоже ищете этих людей, - мягко, но так, что Мгабе взглянул на него по-новому, - и я знаю, что к вам уже обращались за помощью.

Негр что-то хотел сказать, но Михеев поднял ладонь, и тот промолчал,

– И я знаю, что у вас гораздо больше информации, чем у полиции. Как только вы узнали, что я прошу о встрече, вы навели обо мне справки. И нашли то, что вас насторожило, но не дало полного понимания обо мне. Это вас раздражает. Я прав?

Мгабе кивнул. Глаза у него вдруг стали очень глубокими и прозрачными, пости как небо над Исландией, и Михеев мысленно присвистнул - глубокое симбиотическое имплантирование инфоинтерфейсов было штукой дорогой и все еще рискованной.

Да, этот мужик, реально, может общаться с сетевыми лоа, и пофиг, что их, вроде как, не существует.

Михеев достал прямоугольник плотного коричневатого картона с выдавленным дейт-кодом, и толкнул по линялой, но старомодно чистой скатерти к собеседнику.

– Просканируйте, потом продолжим разговор.

Интересно, думал Михеев, Мгабе просто мазнет по визитке взглядом, или...

Или - его визави достал из внутреннего пиджака пластину телефона и навел глазок камеры.

Все правильно, мало ли какую игрушку могли встроить в код. Допускать постороннюю информацию, неизвестно кем и где упакованную, в имплант-симбиот - не самое разумное решение.

Мгабе внимательно посмотрел на экран, удовлетворенно хмыкнул, поманил бармена,

– Два фирменных тёмных эля, будь добр. И стандартный завтрак. Вы будете?

Михеев пончл, что чертовски голоден.

Они уничтожали яичницу, поджаренные бобы, как-то особо приготовленное пюре, запивали все это элем из высоких тяжелых кружек, и молчали.

Но в этом молчании понимали друг о друге больше, чем в выстроенной по всем правилам сложных переговоров беседе.

Михеев отодвинул тарелку, посмотрел на улицу. В просветах между домами виднелись прямоугольники мертвенно-серого неба. На балконе стояла женщина в хиджабе, снимала с растянутых веревок бельё, и Михеев подумал, как же они тут решаются сушить бельё на улице.