Облака и звезды

Итак, есть земля, есть необходимые средства. Нужны люди — единомышленники, соратники.

На призыв Докучаева откликнулись ученые разных специальностей. В «Особую экспедицию по испытанию и учету различных способов и приемов лесного и водного хозяйства в степях России» первыми вступили ученики Василия Васильевича, пионеры русского почвоведения Сибирцев и Глинка, за ними пришли лесоводы Собеневский, Высоцкий, ботаник Танфильев, зоолог Силантьев, метеоролог Адамов, агроном Бараков.

Все молодежь, по возрасту — сыновья Василия Васильевича. В июне девяносто второго года прибыли на место. В голой степи срубили избу, в ней разместили штаб экспедиции, здесь же поселился сам Докучаев.

Я спрашиваю Шаповалова, не застал ли он в двадцать третьем году стариков, помнивших Докучаева.

— Как не застать! Да и вы, если бы прибыли не вчера, а годика на три-четыре раньше, могли бы познакомиться с Егором Ивановичем Христенко — он возил Василия Васильевича по полям. Умер столетним стариком. Помнил, как закладывали первые полосы, возможно, и сам помогал сажать дубки.

Начались работы. Докучаев с утра в степи — втыкает колья в местах, где надо построить метеорологические станции, описывает шурфы. Сверху, с безнадежно-чистого, белесо-голубого неба неистово палит солнце, палит без передышки — от восхода до заката.

Жизнь степная сурова — приноровлена к летней жаре, к бездождью, к свирепым, малоснежным, морозным зимам. Почти круглый год ветры. Разница в температурах — летней и зимней — семьдесят градусов. Скудные осадки; только четверть их имеет интенсивность до пяти миллиметров — это влага затяжных, преимущественно осенних дождей. Они промачивают почву. От весенних ливней мало проку — прошумят пенистые потоки, смывая драгоценный гумус, унесутся в овраги, в балки, и снова степь суха до звона.

Как жить здесь деревьям, рощам? Будут ли расти? Будут! Ведь сажали же раньше лес в степи.

В начале прошлого века миргородский помещик Ломиковский первым взялся примирить степь с лесом — посадил на полтавских полях рощи.

«Через все поле сеяный лес — ровные, как стрелки, дерева, за ними другой, повыше, тоже молодняк; за ним и старый лесняк, и все один выше другого. Потом опять полоса поля, покрытая густым лесом, и снова таким же образом молодой лес, и опять старый. И три раза проехали, как сквозь ворота, сквозь лес».

Постойте! Откуда это? Неужели же… Да, он, Гоголь. «Мертвые души». Том второй. Там, где о Костанжогло говорится, о рачительном «хозяине-тузе», который «получает 200 тысяч годового доходу с такого имения, которое лет восемь назад и двадцати не давало»!

Гоголь видел в натуре эти рощи и о хозяйственном назначении их знал.

«Лес у него, кроме того, что для леса, нужен затем, чтобы в таком-то месте на столько-то влаги прибавить полям, на столько-то унавозить падающим листом, на столько-то дать тени… Когда вокруг засуха, у него нет засухи, когда вокруг неурожай, у него нет неурожая».

Рощи гоголевского героя Константина Федоровича Костанжогло — это рощи Ломиковского. Он целую книжку о них написал — «Разведение леса в сельце Трудолюбы». Вышла она в 1837 году в Петербурге. В книжке автор свидетельствует: «Посевы, произведенные мною на открытых полях, всегда значительно отстают от урожая на древопольных местах».

О них, конечно, не только Гоголь, но и Докучаев знал — он бывал на Полтавщине. Хотя, разумеется, Полтавщина — не Каменная степь…

Докучаев намеренно выбрал ее — суровейшую из суровых. Выбрал, полагая: если удастся вырастить лес здесь, в тяжелейших условиях, то в других местах удастся и подавно.

С прозорливостью гениального ученого Докучаев указал именно эту местность на водоразделе Волги и Дона. Здесь в естественный комплекс входили: степной участок («Каменная степь»), Хреновской бор и Шипов лиственный лес. «Можно сказать, что из таких именно сочетаний рельефа, грунта, вод, растительности слагается вся территория обширных степных пространств между бассейнами Днестра и Волги. Вне этих сочетаний нет степи, вне их нельзя познать ее… во всей неизмеримой области русских степей от Кавказа и Аральского моря до Карпатов и Дуная».

Докучаев хотел восстановить былое плодородие южнорусской черноземной степи, хотел создать равновесие между степным климатом, пашней и культурной растительностью. Ведь существовало же некогда такое равновесие между климатом и девственной степью. Докучаев решил оставить участки целинной степи. Они должны быть образцами для сравнения — живые естественноисторические музеи под открытым небом.

Экспедиция начала работу.

Первыми приступили к изысканиям почвоведы. В, балке Таловой левый крутой склон обнажен как на почвенном шурфе. Хоть бери и описывай горизонты.

Заложили разрезы, установили расположение водопроницаемых и водоупорных слоев.

Балок оказалось несколько. Гидрологи отыскали на дне их родники. Ага! Значит, Каменная степь не совсем окаменела — хранит в себе водные запасы. Их взяли на учет. Отсюда будущие пруды получат круглогодичное питание.

Определили уклон долины, водоразделы балок, крутизну их склонов. Это — чтобы перехватить плотинами паводковые воды.

Одна за другой выросли плотины; в девяносто третьем году на солнце засверкали, заискрились первые пруды — предшественники «Докучаевского моря». Но первые — их было шесть — тоже были не маленькие: трехметровая глубина, акватория — пять гектаров.

Пора было приступать к главному, к самому ответственному, к самому трудному — посадкам леса. От него зависела судьба всего дела.

Стоя под палящим солнцем, на жаркой земле, Докучаев смотрел на свежевспаханный чернозем. Почва добрая, но влаги мало, а дуб — лесной пришелец, как бы экзот в степи. Пойдет ли он здесь, обтерпится ли, привыкнет ли к новой, необычной, трудной жизни?

Какой материал сажать? Решено было заложить свой питомник. Пусть сеянцы с первых дней привыкают к степи. Семена взяли из местных степных лесов — Хреновского и Шипова. «Последние могикане», лесные острова в степном море. Остатки некогда могучих воронежских лесов, позже сведенных почти начисто.

Двести лет назад вековой Шипов лес дал материал для постройки Петровых кораблей на Воронежской верфи. Тогда же строго наказал Петр Алексеевич: более не рубить корабельную рощу, оставить на корню.

Теперь могучим деревам предстояло продолжать свой род на новых местах.

Первый питомник был крошечный. Посадили желуди, посеяли липу, клены остролистный, татарский, полевой. Все пошли хорошо. Через год — весной 1894 года — в южной части Каменной степи посадили первые лесные полосы, сажали с севера на юг, поперек господствующим ветрам. Перпендикулярно главным полосам посадили еще три. Полосы охватили восьмидесятинный прямоугольник пашни — первое поле под защитой будущих лесных полос.

…Я вижу: Коля все чаще отрывается от «Бражелона», поглядывает на ручные часы — близится час обеда; я же с опаской поглядываю на Шаповалова — вдруг встанет, скажет: «А теперь поехали — надо подкрепиться!»

Шаповалов встал, идет к машине. Коля весело включает мотор.

— Домой?

— Нет, минуток на двадцать еще к Тридцать четвертой. — В голосе извинение.

Коля даже не вздыхает — привык за годы поездок по шаповаловским маршрутам. А я достаю непочатую школьную тетрадку.

Шаповалов говорит о печальной судьбе проекта Докучаева. Полностью проект не удалось осуществить. Для тех времен такие идеи были не в коня корм. Лесной департамент вскоре одумался. Протрачены деньги, а дальше? Ждать? Сколько лет? И что получится? Допустим, выросли лесные полосы. Прикажете внедрять их в обязательном порядке? Это вторжение в сферу частного владения! Акт явно незаконный. Нет, бороться с природой, со стихией бессмысленно. Но Докучаев боролся и с природой, и с департаментом. Писал докладные, ходил на приемы, защищал экспедицию. Так продолжалось до 1897 года, до тяжелой болезни Докучаева. Многолетний напряженнейший труд, каждодневная нервотрепка в бесконечных тяжбах с начальством, внезапный недуг и смерть Анны Егоровны — жены, друга — все это сломило Докучаева. Болезнь развивалась. В 1903 году Докучаев скончался. А Каменная степь? Она осталась. Работа велась, правда, не в прежних, не в докучаевских масштабах, но делалось главное: лесоводы, ученики Василия Васильевича — Собеневский, Морозов, Михайлов, — продолжали сажать лес в степи. Экспериментировали и так и этак, смешивали породы, разочаровывались и создавали новые типы посадок из новых компонентов. Увлеклись было количеством пород. Высаживали вначале десять, потом двадцать с лишним. Увидели: ошибка. Надо сперва глубоко, всесторонне изучить каждую породу, проверить ее в новой среде. Потом уже высаживать. И каждый лесовод, уходя из Каменной степи, оставлял по себе живую память — молодые лесополосы.