Очерк о родном крае

– То есть, не закрывают?

– Нет, это еще не окончательно, но, видите ли, рентабельность... У нас дешевое масло и сыр из Евросоюза везут. Сыр здесь получается двести пятьдесят, а европейский - всего сто восемьдесят. И хороший!

– Хорошо, - кивнул Марек.
– Еще с какими слухами мне лучше обращаться к вам за разъяснением?

– Со всеми!
– решительно заявил Чуйков.
– Глупый народ! Они соврут, а мы потом расхлебывай и оправдывайся за то, чего не было. И не дай Бог, если вы их перескажете! Сраму не оберемся.

– Например?

Анатолий Карлович шутливо погрозил пальцем.

– Узнаю журналистские прихватки! Ну, говорят о том, что мы здесь вывести всех должны. Как тараканов. Представляете? Поставлены, чтобы вывести! Нам Евросоюз кредиты дает, большие кредиты, на десять, на пятнадцать лет, даже на двадцать, под мизерные проценты, а они говорят, что республика им не нужна. Да как не нужна, если кредиты уже выданы! Ну, где логика-то? С кого они брать будут? Потом вот...

– министр потер указательным пальцем кончик носа, глаза блеснули из-под бровей.
– Еще говорят, будто мы, чтобы, значит, окончательно решить вопрос с населением, химию в хлеб подмешиваем.

– Зачем?

– А спроси их! У нас продолжительность жизни только выросла за пять лет, на пол-года, но все-таки, а они - подмешиваем. Персонал, типа, не наш на хлебозаводе. А там как в больнице - стерильно, тихо, автоматизация, я недавно был. Три миллиона евро ушло! Конечно, и специалисты нужны не наши сиволапые. Но это ладно, мы же 'химию' и в водку добавляем! Мол, для этого и модернизацию провели, чтобы у мужиков, извини, не стоял.

Марек хмыкнул.

– Наверное, скоро, и про воду такое скажут.

– А уже, уже!
– махнул рукой Чуйков.
– Новые фильтровальные станции для очистки воды купили - все, травим народ! Привкус пошел не такой! У соседки кошка с ума сошла! Кто-то сказал кому-то со слов третьего, что у четвертого знакомый химик сделал анализ воды и умер. Кстати, как вы прогуляться до водочного?

– Он рядом?

– Мы на машине подскочим.

– Я не против, - сказал Марек.

– Замечательно!
– Анатолий Карлович налил себе полрюмки, прикрутил к фляге пробку, понес было ее к сейфу, но передумал на полпути.

В результате фляга канула в ящике стола.

– Сами увидите процесс, - Чуйков опрокинул в себя рюмку и задышал ее пиджачным рукавом.
– Готовы?

– Да.

– И чего стоим?
– охлопав себя по карманам, Анатолий Карлович жестом пригласил Марека на выход.
– Потом можем к миротворцам заехать, никакие они не звери, у них тут штаб-квартира с пресс-центром на Демократической...

– Где?

– Это мы Советскую переименовали.

Секретарша при их появлении торопливо поднялась.

– Анатолий Карлович...

– Мариночка, вызовите нам машину, мы с господином журналистом прокатимся по нашим достопримечательностям. Глядишь, и потянется европейский турист в наши края.

– На грязи?
– спросила секретарша.

Чуйков покраснел.

– На какие грязи? Там из всей инфраструктуры - одно крыльцо! Что я, крыльцо ему и всем европейцам буду рекламировать?

– Простите, Анатолий Карлович, - опустила глаза Марина.

– Все, мы уехали, - раздражено сказал Чуйков.

Марек направился было в сторону поста, на котором сидел Миша, но министр прихватил его за рукав.

– Куда вы?

– На выход.

– Это не тот выход, - многозначительно сказал Анатолий Карлович и пояснил: - Это для народа. Есть более спокойный.

Он повел Марека по коридору к незаметной лестнице.

– Здесь выход во двор, - объяснил Чуйков.
– Рядом гараж. Внутренняя территория. Так и спокойней, и удобней.

Правда, пост охраны был и здесь.

Министр кивнул очередному Вове, мускулистому, каменнолицему. Они вышли наружу, на асфальтовую площадку, огороженную кирпичной стеной и гаражными боксами. Справа стена оканчивалась автоматическими воротами, за которыми дорога прорезала комковатый, с кислыми деревцами, пустырь.

Видавшая виды 'тойота', развернувшись, прижалась к тротуару. Водитель открыл переднюю дверцу.

– Транспорт подан, Анатолий Карлович.

– Смотрите, на чем власть ездит, - с гордостью сказал Мареку Чуйков, придерживая полу пиджака и забираясь на сиденье.
– Где еще увидите?

– В Европе сейчас предпочитают велосипед, - сказал Марек.

Водитель хохотнул.

– Ага, по нашим-то колдобинам. Половина натовских 'Хаммеров' и так в ремонте.

– Да, - сказал Чуйков, - с дорогами у нас не все хорошо. Покрытие облезает за сезон хоть ты тресни. А где не покрытие, там вода, почва, кисель. Болото!

Марек уместился на заднем сиденье.

– Ну, куда мы?
– спросил водитель, молодой, конопатый, улыбчивый, в кожаной кепке и с оттопыренными ушами.

Он повернулся, поглядев на Марека.

– На ликеро-водочный. Надо журналисту показать, - сказал Чуйков.

– Ага, стандартная программа.

– Ты рули.

'Тойота' прокатилась по двору и, коротко бикнув, выбралась за раскрывшиеся ворота. Пустырь, мимо которого они поехали через полчаса, Марек помнил хорошо. За двенадцать лет с его бегства он разве что несколько сгладился и поплешивел, но сохранился таким же неухоженным и диким, как и раньше, с вывалами бурой земли и растущим как придется ивняком. Правда, в памяти Марека присутствовал еще бытовой вагончик с продавленным лежаком и непристойными, нарисованными углем картинками на стенах. Но он то ли сгорел, то ли кому-то за эти годы сгодился.

– А про миротворцев что говорят?

– Это вторая популярная тема, - сказал Чуйков.
– У народа две темы - власть, которая делает все, чтобы его извести, и миротворцы, которые оккупанты. Миротворцам, как чужакам, достается больше.

– Анатолий Карлович, - сказал водитель, - так ведь так и есть. Ходят по улицам с оружием, задираются, девчонкам проходу нет.

– Они - наши друзья, - упрямо произнес Чуйков.
– Это не обсуждается. В Евросоюз пустят только с ними.

– Да уроды они, - вполголоса сказал водитель.

– Вова!

– Митя я.

– Ну, Митя!
– Министр интеграции и развития постучал пальцем по торпеде.
– Ты мне это все брось! Что о нас господин журналист напишет?

– А че напишет? У него, наверное, уже план составлен, что писать, как писать, с каким уклоном и придыханием. Свободная пресса!

– Он с Европы!
– сказал Чуйков.

– Во-во! Когда у нас мародеры целые деревни обносили, где была эта пресса? Когда в Стельке по полгода мяса не видят, где она?

Марек отвернулся к окну.