Одержимость

Он сделал паузу, глядя мне прямо в глаза.

— После этого Вам запрещено любое участие в работе клиники. Никаких контактов с сотрудниками, посещений офиса — ничего, что могло бы вызвать даже тень сомнений. Полный разрыв — лучший вариант.

Молча кивнула, сжимая руки в замок, чтобы они не дрожали.

— Хорошо.

— Ещё одно предупреждение, — Олег понизил голос. — Как только это станет достоянием общественности, Вас может начать преследовать одна организация. У меня был клиент-врач, устроили пикет у его кабинета. Они охотятся за медиками, уличенными в незаконной выдаче рецептов.

Он достал платок, вытирая вспотевшие ладони.

— Основательница потеряла сына — заснул за рулём под оксикодоном и вылетел с трассы. Его врач выписал сорок с лишним рецептов. Ваша ситуация иная, но… лучше быть готовой.

Боже правый.

Судорожно дёрнула ворот блузки — внезапно стало нечем дышать.

— Может, уже зайдём и покончим с этим? Мне срочно нужен воздух.

— Конечно.

Не прошло и пятнадцати минут, как я выскочила на улицу. Наклонившись, уперлась ладонями в колени, задыхаясь, будто пробежала марафон.

— Вы в порядке? — спросил Олег.

Закрыла глаза, кивая:

— Буду. Теперь, когда всё позади.

Он выждал паузу, наблюдая за мной:

— Вы поедете домой? Вызвать такси?

Выпрямилась, встряхнув волосами:

— Нет, спасибо. Мне нужно кое-куда зайти. Пройдусь пешком.

Его ладонь легла мне на плечо:

— Жаль, что всё так вышло. Но это всего лишь конец главы, Марина. Не всей книги.

Поблагодарила его кивком. Но прежде, чем закрыть эту адскую главу, оставался ещё один шаг. И я горела желанием сделать его немедленно. Впрочем, Олегу я не стала рассказывать о своих планах. Если бы мой брат узнал, куда я направляюсь — он бы взбесился.

Странное совпадение: ровно через полчаса, когда я подошла к зданию, в кармане завибрировал телефон. На экране — имя брата. Сергей. Он не мог знать о моих планах. Наверное, Олег только что вернулся в офис и рассказал ему о решении комиссии.

Дождалась, когда звонок перейдёт на голосовую почту — не хотела врать брату о своём местоположении — и толкнула тяжёлую дверь 17-го участка.

— Добрый день! Следователь Гребенщиков здесь?

Дежурный окинул меня оценивающим взглядом:

— Ваша фамилия?

— Мацкевич. Марина Мацкевич.

— Он Вас ждёт?

Покачала головой:

— Нет.

Офицер махнул рукой в сторону зала ожидания:

— Присядьте. Посмотрю, может ли он Вас принять.

Через несколько минут из боковой двери вышел следоветль Гребенщиков.

— Доктор. Макарова? — Его взгляд скользнул за мою спину. — Без адвоката сегодня?

В последний — и единственный — раз я была здесь через несколько дней после похорон Андрея. Тогда следователь Гребенщиков вызвал меня на допрос, и мой брат Сергей настоял на своём присутствии.

Покачала головой:

— Не нужен.

Он кивнул в сторону коридора:

— Проходите.

Мы прошли по длинному коридору и остановились у той же двери, что и несколько месяцев назад. Детектив жестом предложил мне войти первой:

— Кофе? Или что-то ещё?

— Нет, спасибо.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Михаил занял место напротив, сложив руки на столе:

— Чем могу помочь, доктор Макарова?

Собралась сложить руки на столе, но они дрожали. Пришлось засунуть пальцы под бедра, впиваясь ногтями в обивку кресла.

— За неделю до аварии мы поссорились с мужем. На следующий день он принёс в мой кабинет цветы.

Глоток воздуха. В горле пересохло.

— В тот же вечер я обнаружила пропажу рецептурного бланка.

Следователь откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Его карие глаза стали непроницаемо-тёмными.

— Так-так…

Он впервые слышал правдивую версию событий. Тогда мой брат не позволил мне ответить на большинство вопросов следователя — то ссылаясь на Пятую поправку, то на супружескую привилегию. В те дни я блуждала в тумане горя и, будь на то воля Сергея, готова была бы шагнуть с обрыва.

— Я убедила себя, что просто использовала последний бланк. Но теперь, когда туман рассеялся, ясно — я бы запомнила этот момент.

Пауза. Ладони вспотели.

— В день похорон, после вашего визита, я проверила домашний кабинет. Там хранился запасной рецептурный блок — он тоже исчез.

Детектив постучал ручкой по папке.

— Что-то ещё?

— Я не лгала, утверждая, что не выписывала оксиконтин. Но должна была заметить тревожные сигналы.

Михаил провёл ладонью по щетине на подбородке, изучая меня.

— Почему сейчас? Что сподвигло прийти с признанием спустя месяцы?

Посмотрела ему прямо в глаза:

— Я больше не могу жить во лжи. Даже перед собой. Сегодня я признала свою вину перед медицинской комиссией. А теперь пришла завершить это здесь.

Он обдумывал мои слова, затем наклонился вперёд:

— Ценю вашу честность. Но во время расследования мы опросили физиотерапевта и хирурга Вашего мужа. Оба подтвердили — у Андрея Мацкевича была серьёзная дегенерация коленных суставов из-за многолетних перегрузок и травм.

Детектив достал папку, пролистывая документы:

— Даже если бы Вы выписали ему обезболивающее, это можно было бы считать допустимым лечением. Хранение бланков без замка — халатность, но не уголовное преступление . К тому же, — он отложил файлы, — хотя это и не приветствуется, врачам не запрещено выписывать лекарства родственникам.

Михаил откинулся на спинку кресла:

— Именно поэтому мы закрыли Ваше дело. В тот вечер Ваш муж сам принял решение — переборщить с таблетками, выпить и сесть за руль.

Его голос стал мягче:

— Это его выбор. Не Ваш.

— Но, если бы я вовремя забила тревогу… аварии могло бы не случиться.

Он кивнул, поправляя ремень с кобурой:

— Возможно. Но уголовного состава здесь нет.

Когда через несколько минут следователь провожал меня к выходу, он задержался у двери:

— Разрешите дать совет, доктор Макарова?

Молча кивнула.

— Вам нужно найти способ отпустить чувство вины. Иначе оно вас сожрёт заживо.

— И как же это сделать?