Одержимость

— Здравствуй. — Киваю. — Софа сказала, ты хотел поговорить со мной минутку?

На его губах мелькает тень улыбки. Если бы специально не искали её, большинство людей не заметили бы.

Но я заметила.

— Почему ты отменила мою запись?

Если он собирается вести себя так, будто всё в порядке, то и я буду.

— Ты больше не можешь быть моим пациентом, Глеб. Думаю, ты понимаешь почему.

Он потирает нижнюю губу большим пальцем.

— Хорошо. Но если я больше не пациент, то у нас не должно быть проблем с тем, чтобы видеться. Верно?

— Не думаю, что это хорошая идея.

Взгляд Глеба опускается на мои руки, которыми я держусь за кресло. Сжимаю его так сильно, что костяшки пальцев побелели. В конце концов, его глаза поднимаются и встречаются с моими.

— Пойдём выпьем, поговорим за пределами офиса. Я вижу, тебе тяжело обсуждать это здесь.

Ради собственного рассудка мне нужно знать, что он замышляет. В какую игру он играет. Поэтому, хотя я и знаю, что играю с огнём, киваю.

— «Чёрный Камень» тут рядом, внизу по кварталу, и там обычно тихо. Ресторан с небольшим баром.

Глеб встаёт.

— Веди.

Софа всё ещё сидит за своим столом, когда мы выходим из моего кабинета. Я уже совсем про неё забыла.

— Эм, я провожу господина Соловьёва.

На её лице расцветает озорная улыбка.

— Хорошего вечера.

В моей голове полный сумбур, пока мы идём по кварталу. Я не собираюсь показывать, что знаю, что он знает мою истинную личность, так что придётся придерживаться истории о нарушении правил «врач-пациент».

Смешно, конечно.

Переспать с моим пациентом — это наименьшая из моих забот в данный момент.

В ресторане Глеб отодвигает для меня барный стул, словно он джентльмен и это какое-то свидание. Едва пять часов вечера, так что в баре пусто, кроме нас и бармена. Мы заказываем два бокала вина, но я не притрагиваюсь к своему. Мне нужно быть в здравом уме. Ну, насколько это возможно в эти дни.

— Итак… — говорит Глеб. Он озаряет меня застенчивой улыбкой, и, как ни странно, я бы поклялась, что она искренняя. — Было так плохо? Что ты убежала?

Смотрю вниз в свой бокал с вином и качаю головой.

— Доверие между врачом и пациентом священно. Этого никогда не должно было случиться.

— Но теперь ты не мой врач.

Поворачиваюсь и смотрю ему в глаза.

— Ты следил за мной? В тот вечер… после?

— Что? — Глаза Глеба сужаются. Он отшатывается. Выглядит оскорблённым. — Нет. Очевидно, тебе нужно было пространство. Почему ты спрашиваешь?

Этот мужчина либо лучший лжец на свете, либо говорит правду.

Но как это может быть? Мог ли он подобрать брелок и не знать, кому он принадлежит? Если он нашёл его на улице в тот день, когда мы столкнулись, зачем его оставил?

И все знают цвета хоккейной команды НеваСталь…

Мои мысли прерывает голос. Знакомый женский голос.

— Марина?

Поворачиваюсь и вижу стоящую там Карину. Рядом с ней её муж Артём.

У меня отвисает челюсть.

— Карина…

Она обнимает меня крепко.

— Я так и думала, что это ты.

Артём кивает с грустной улыбкой.

— Привет, Мара.

После приветствий они оба смотрят на Глеба. У меня нет выбора, кроме как представить его — лучшему другу человека, который убил его жену. Мой мир внезапно съёживается так сильно, что мне кажется, я задыхаюсь.

— Это Глеб. — Я не объясняю, кто он, и не называю его фамилию. Чем меньше сказано, тем лучше. — Глеб, это Карина и Артём.

Артём Ковтун даже более известен, чем был Андрей. Любой, кто смотрел хоккейный матч твоей команды, узнал бы его. Но Глеб не дрогнул. Он встаёт, и мужчины пожимают друг другу руки.

— Приятно познакомиться.

— Я всё собиралась тебе позвонить, — говорит Карина. — Сходить на обед. Но третий ребёнок доконал меня. Я редко куда выбираюсь в последнее время. Даже на половину хоккейных матчей в этом сезоне не ходила.

Мои глаза метнулись к Глебу при упоминании хоккея. Снова он выглядит невозмутимым. Мне кажется, моя голова сейчас взорвётся, пытаясь понять этого человека. К счастью, входит ещё одна пара — люди, с которыми Карина и Артём должны ужинать — так что я пользуюсь моментом и прощаюсь.

Карина обещает позвонить.

Вероятно, она позвонит, но я не возьму трубку и никогда не перезвоню.

Да какая разница.

И снова только я и Глеб. Моё сердце колотится, в висках стучит, и… я понимаю, что не могу этого выдержать.

Не могу больше играть в эту игру. Не могу быть ни кошкой, ни мышью.

Я просто хочу домой.

Думаю о том, чтобы убежать, но я бегу уже слишком долго. Поэтому встаю и смотрю на мужчину рядом со мной.

— Всё кончено, Глеб.

Он морщится.

— Ты уходишь?

Киваю и просто выхожу за дверь. На этот раз не оглядываясь.

Глава 35

Сейчас

Раньше, до всего этого, я любила конец рабочего дня. Любила приводить в порядок свои записи, позволяя своим пациентам вновь пройти сквозь моё сознание, как будто перелистываю страницы их судеб, вспоминая каждую деталь, как я старалась им помочь, или мучительно пытаясь найти новые слова, новые подходы, чтобы помочь им справиться с тем, что их гложет.

Сегодня, когда потягиваю якобы успокаивающий ромашковый чай, глядя, как за окном сгущаются московские сумерки, мой взгляд невольно скользит к окну, выискивая что-то на тротуаре перед моим офисом.

— Есть сообщения? — окликаю Софу, стараясь придать голосу уверенности, которой я сейчас не чувствую и в помине.

На этой неделе у меня была дюжина сообщений. Восемь из них — от Глеба. И он не остановился на звонках. Он присылал электронные письма, заполняя мой почтовый ящик словами:

Марина, давай поговорим…

И

Марина, не отталкивай меня. Давай будем взрослыми.

Взрослыми.

«Взрослые» подразумевает, что мы зрелые. Что мы можем вести нормальный, адекватный разговор.

Но это невозможно.

Он лжёт мне.

Вероятно, и себе тоже. Потому что он знает, кто я. Он знает, кем был ты .

Делаю судорожный, прерывистый вдох, словно лёгкие наполнились льдом, и плотнее кутаюсь в кардиган, пытаясь отогнать пронизывающий холод. В моём кабинете не холодно — это холод внутри меня. Холодный, липкий ужас, который не отпускает, пока я пытаюсь понять, какую игру он ведёт. Какова его конечная цель. Только об этом я и думала все эти дни, эти бессонные ночи.