Одержимость
Шрифт:
Но теперь я так думать не могу. Квартира Глеба всё ещё полна вещей его жены.
Снова смотрю на кирпичное здание склада.
Мне нужно знать.
Нужно.
Не просто хочется.
Даже не понимаю, почему мне это нужно. Даже доктор Аверин не мог этого объяснить. Но это какая-то тяга, идущая из самой глубины души. И на этот раз я не могу остановиться.
По той стороне улицы идёт мужчина. В руках он несёт две коробки, одна на другой. Он замедляет шаг, приближаясь к складу индивидуального хранения, и ставит коробки перед входом.
Мои глаза расширяются.
Он заходит…
Прежде чем
— Давайте я Вам помогу, — говорю я. Он оборачивается, и я дружелюбно улыбаюсь. — Моя ячейка чуть дальше по коридору.
Будь я мужчиной, этот парень, наверное, дважды бы подумал. Но я для него не угроза. По крайней мере, так ему кажется. К счастью, я не выгляжу такой потерянной и не в себе, какой себя чувствую.
— Большое спасибо. — Он подхватывает свои коробки, заходит внутрь, делает несколько шагов вправо и исчезает.
Всё это время я задерживаю дыхание, и сердце колотится, готовое вырваться из груди. Как только он исчезает за поворотом, с шумом выдыхаю, чувствуя, как дрожат лёгкие, и иду вправо, туда, куда много раз видела идущим Глеба.
Иду и считаю ячейки. Наконец-то пригодились те бессвязные записи, что я делала много месяцев назад. Тогда это были просто разрозненные мысли — каракули женщины на грани нервного срыва.
Сигареты.
Небольшой кофе.
Кукурузный маффин.
Двенадцать.
Последним пунктом был подсчёт окон от входа в складское помещение, того самого окна, где я каждый раз видела, как включается свет, когда он заходил внутрь. Подхожу к этому помещению и останавливаюсь прямо перед ним. Оно ничем не отличается от других дверей, которые меня окружают. Выкрашено синим, и на засове висит круглый замок.
Долго смотрю на него, прокручивая в памяти наш недавний разговор. Мы говорили о письме, которое я попросила его написать жене. «Может, теперь я буду меньше злиться каждый раз, когда ввожу свой ПИН, — сказал он тогда. — У меня все — её день рождения, от ПИН-кода карты до кодов на дверях». И я не могла забыть, что он упомянул, будто её день рождения — в День святого Валентина.
Сглатываю подступившую вину, когда протягиваю руку к замку и нарушаю ещё одно правило.
Снова.
Ну и что?
Одним больше, одним меньше…
Кажется, когда дело касается Глеба, правила вообще перестают действовать. Вернее, я сама не против их нарушить. Пожалуй, это почти стоит любых последствий, потому что мне просто… мне просто необходимо узнать.
Поворачиваю диск замка, выставляя цифры — 1402. Раздаётся приятный слуху щелчок. И вдруг замок соскакивает с дужки, тяжёлый и холодный в моей руке. И теперь всё, что он скрывал, становится доступным для меня.
В основном, это коробки. Большие, вроде тех, что используют при переезде, с напечатанными списками на боку, чтобы можно было маркером отметить, для какой комнаты предназначена каждая. Но ни на одной из этих коробок нет пометок, словно их паковали второпях и просто запихнули сюда. Они расставлены как попало, и ближайшая выглядит так, будто малейший сквозняк может сдвинуть её с места и опрокинуть.
Это совсем не то, чего я ожидала.
Что, мать вашу, мог делать взрослый мужчина в складской
ячейке, забитой коробками?Эта мысль крутится в голове, странная и одновременно тревожная.
Разматываю шарф.
Здесь есть отопление.
Не тепло, но и не так холодно, как снаружи, где ещё чувствуется дыхание московской весны.
Может, в коробках что-то есть?
На мгновение подумываю закрыть за собой рольставни — как-то странно копаться в чужих вещах на виду у всех, тем более что я, по сути, нарушаю закон. А что, если кто-то войдет и узнает, кому принадлежит эта ячейка?
Но одного взгляда на тусклый коридору достаточно, чтобы понять: запереться здесь будет гораздо, намного жутче.
Провожу пальцами по ближайшей коробке, потом встаю на цыпочки, чтобы поддеть крышку и заглянуть внутрь. Что там?
Вспышка розового, лилового…
Отпускаю коробку и отступаю назад, словно меня ударило током.
Игрушки.
Девичьи игрушки, наваленные в кучу. Барби, плюшевый медведь, что-то похожее на раздетого пупсика, и… выдыхаю. Увидеть игрушки его дочери — это совсем не то, чего я ожидала. От этого всё становится таким реальным.
Таким ужасным.
Мои руки дрожат, когда я делаю ещё один шаг назад, сомневаясь в себе. Может, я и не хочу знать. Может, он приходит сюда, чтобы побыть рядом с её вещами, вещами, которые не смог бы видеть у себя дома каждый день.
Но что он делает? Просто стоит?
Проглатываю эмоции, растерянность и заставляю себя двинуться вперёд, к другой коробке.
На её верхушке блестит что-то маленькое и квадратное, набор ключей или брелок, может быть. Но когда подхожу достаточно близко, чтобы разглядеть детали, я узнаю его.
Воздух выходит из моих лёгких одним выдохом.
С трудом дышу, не могу пошевелиться.
Я узнаю его, потому что он принадлежал тебе .
Твоя футболка.
Твой номер 15.
Тот особенный брелок, который я заказала для тебя после того, как вы выиграли чемпионат. Я подарила его тебе в ту ночь, когда мы решили завести ребенка. А когда ты умер, стала носить его с собой, носить с собой частичку тебя , напоминание…
Пока однажды он не пропал. В тот день, когда я вышла из переулка и врезалась в Глеба. Я тогда подумала, что обронила его.
Видимо, так и было.
И Глеб его подобрал.
Значит…
Пытаюсь унять поднимающуюся панику, которая грозит меня задушить. Глеб знает, кто я. Он знал всё это время.
Роняю брелок обратно в коробку и хватаюсь за ближайшую стопку коробок, держась за них как за спасательный круг.
Нет.
Не может быть.
Кровь отливает от лица, от тела, устремляясь прямо в бурлящий желудок.
Но это так.
Это абсолютно точно он. Этот брелок я сделала для тебя , единственный в своём роде подарок, заказанный у художника. На нём даже та маленькая ошибка — немного красной краски затекло в синюю. Производитель собирался продавать их, но они так и не пошли в производство из-за аварии. И он лежит на складе индивидуального хранения Глеба.