Одиссея последнего романтика
Шрифт:
III
Но я взглянул… И лики предо мною, Казалось, ожили, но жизнью мертвецов, И было ли то звон колоколов Иль смутный сон владел моей душою, Но слышались мне звуки странных слов. Казалось мне, ряды святых как хоры Гласили песнь, печальную, как стон, И вторил им унылый, страшный звон. Их лики бледные… Недвижимые взоры И песнь проклятия… То был ужасный сон… И между них я видел лик знакомый, Чертами он отца напоминал И горестным спокойствием сиял… . . . . . . . . . . . . . . . Очнулся я… и было грустно мне, Но страшно не было. Лишь милой старине Я отдал дань невольными мечтами; А вздох сдавил, скрестивши грудь руками. IV
И
V
И стало скучно мне… Ленивою душой Ни мысль единая, ни чувство не владели. И проклял я удел блаженный свой, И мирный быт, и хладный свой покой, И вечное стремление без цели, И книжной мудрости на полках длинный ряд, И споры школьные, и мысли напрокат. И — почему, зачем — того не знал я, Но дни младенчества предстали предо мною, И, словно наяву, я видел пред собою Картины лучшего, былого бытия. И видел я в волшебном сновиденье И детскую постель, и в окна лунный свет, И над постелью матери портрет, И образ на стене — ее благословенье. И вспомнил я, с каким благоговеньем Я «Отче наш», ложася спать, читал И на луну смотрел — и тихо засыпал. И погружался я душой в воспоминанье И свиток прошлого внимательно следил. {168} И, наконец, с тоской и трепетом открыл Страницу грустную блаженства и страданья. {169} И ожил снова я… и первую любовь, И слезы, и мечты душа постигла вновь. И снова видел я — и мраморные плечи, И ножку легкую, и девственную грудь, И снова слышал я пленительные речи Все так же, как и в день минутной нашей встречи. Да! ты была одна, с которой жизни путь Не труден был бы мне… И озарен сияньем Звезды моей, могучий упованьем, Я шел бы с верою путь скорби и труда!.. Но ты была падучая звезда… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Не в силах удержать и дум и чувств избыток, Закрыл я холодно воспоминанья свиток. VI
И стал я на народ смотреть… Но прежних лиц Мой взор искал напрасно. Предо мною Ряд старых дам да чопорных девиц… А назади с смиренной простотою, С поклонами земными — ряд купцов Да жен и дочек их. Признаться, пустотою Душа страдала. Я уж был готов Идти скучать домой. Но теснотою Удержан был. Ленив я как-то стал И до дверей толкаться не желал. И вот опять я стал смотреть. Случайно (А может быть, по воле неба тайной) Мой взгляд упал налево… VII
Там одна Близ гроба Искупителя стояла, Молилася так пламенно она, Смиренно так колена преклоняла. Невольно к ней я взоры приковал И отвести не мог… И думать стал: Зачем она в тиши уединенья, Вдали от всех, хотя и лучше всех?.. И от души ли было то моленье Или расчет кокетства? Горький смех При мысли той невольный подавляя, Я все смотрел. Меня не замечая, Все так же пламенно молилася она И никуда свой взор не обращала И к миру дольнему была так холодна. И признаюсь, за смех мне стыдно стало. Ее прекрасное и бледное лицо, Сиявшее тоскою и надеждой, Тень локонов, свивавшихся в кольцо, И очи черные, и черный цвет одежды — Все было дивно в ней… Печальна и бледна, Мне Божьим Ангелом явилася она: Казалось, он по небесам грустил И небеса за грешников молил. VIII
И каждый раз, когда, колена преклоня, Она свой взор на небо обращала, Мечталось мне: она молилась за меня И грешника молитвою спасала. И странно! Сам давно забытые слова Я лепетал греховными устами И крест творил — и гордая глава Склонялася во прах пред образами. IX
И предо мной иконостас сиял, И
лики весело и радостно смотрели, И Распятый, казалось, призывал Словами кроткими к Себе, к Единой цели И блеск свечей на стенах озарял Изображения святые — И видел я — и ясли те простые, Откуда Свет народам воссиял, И мудрых пред Младенцем поклоненье, И Ангелов средь пастырей явленье, {170} И ночь страдания, когда на Элеон В последний раз пришел молиться он, Последнюю с земным где выдержал он битву… И тяжкий крест, и за врагов молитву. {171} X
И помню я: свет черных, жгучих глаз Во мрак души моей проник тогда не раз… И взор ее сиял мне примиреньем. И всякий раз, когда его встречал, Казалось, я из праха восставал И постигал святое вдохновенье. 2
Марта 27, 18.. года
Верую, Господи, и исповедую, яко
ты еси Христос, Сын Бога Живого,
пришед в мир грешныя
спасти, от них же первый есьмь аз.
I
И подошла она, смиренно-величава, И вместе с прочими пред чашей пала в прах. И осияла всех, казалось, Божья слава, И я почувствовал в душе невольный страх, И дряхлыми, но твердыми руками Служитель Вышнего открыл Святой фиал, И средь молитвы всех — молитву он читал — Я голову склонил… и с верой и слезами Его слова тихонько повторял. И верил я, что Сын Живого Бога, Пришедший в мир погибшия взыскать, Недаром счастья мне послал с небес так много, Недаром дал любви и веры благодать. II
Марта 28
Отец Любви! Перед тобой Теперь склоняюсь я в смиренье Когда-то полною сомненья, Когда-то гордой головой. Я не ропщу на мой удел, На бытие без назначенья… Путем страданья к просветленыо Идти Божественный велел. И я, страдая и тоскуя, Тоской стремлюсь куда-нибудь — Куда-нибудь ведет мой путь… Цель жизни, может быть, найду я.III
И брожу я с надеждой, с любовью, с тоской Мимо дома ее, мимо милых мне окон И смотрю — не сияют ли очи за рамой двойной. Не белеет ли ручка, не чернеет ли локон? И когда луч очей из окна на меня упадет, Он мне сердце, как свечку, к молитве зажжет. И сгорает и тает оно перед ним И довольно, как факел, сгораньем своим. IV
Простите мне! Порывы чувства Вас оскорбили, может быть,— Но я не ведаю искусства В груди прекрасное таить. Простите мой невольный трепет, Восторга страсти полный взгляд, Смятение и странный лепет. Простите мне — я виноват. Я забывал, встречая вас, Что есть толпа, что есть другие, Что мир разъединяет нас, Что друг для друга мы чужие. V
Дитя, дитя! Не смейся надо мной, На плечи не спускай небрежно черный локон, Не улыбайся мне улыбкою живой, Когда, смятенья полн, поникнув головой, С надеждой робкою брожу я мимо окон. Дитя! Не знаешь ты, что страшною ценой Я покупаю счастья миг единый, Что лучшею души и жизни половиной Я заплатил за взгляд единый твой, Звездою тихою горя над миром шумным. Свое сияние ты льешь на всех равно — А я?.. я веровал, что счастье быть бездумным От взгляда твоего мне одному дана. VI
Прости, прости! Ни вздохом, ни слезой Не вспомнишь ты страну, тебе чужую, Душой давно, быть может, в край иной Стремилась ты. О чем же я тоскую, Чего мне жаль? Сиянья ли очей — Сиянья звезд блестящих и холодных, Мечтаний ли, бессонных ли ночей, На ветер брошенных порывов благородных? Вот есть о чем жалеть! Прощайте, добрый путь! Что нужды вам, что в сердце чьем-нибудь Вы лучшие сгубили упованья, Что чья-нибудь больна чахоткой грудь, Что вам вослед несется вздох страданья? Блаженны вы. Вам не о чем вздохнуть… Прощайте же, прощайте — добрый путь!
Поделиться с друзьями: