Одного поля ягоды
Шрифт:
— Ой, — сказала Гермиона, наклонившись, чтобы помочь ему, одна рука за её спиной всё ещё держала её палочку, — дайте мне!
Фрэнк Брайс был молодым человеком двадцати с небольшим лет, и к тому же он был слугой — разумеется, ему не нужна была помощь в работе, за которую ему платили: заботиться об их багаже и складывать его в багажник. Мужчина выглядел в полном порядке, одетый в драную охотничью куртку поверх вязанного джемпера и рубашки с короткими рукавами, его штаны были заправлены в пару «веллингтонов», а на голове была обычная плоская кепка, которая казалась неотъемлемой частью униформы йоркширского рабочего. Он не был похож на инвалида и не просил о помощи. Том думал, что со стороны Гермионы было высокомерно добровольно вызваться на помощь, в чём содержалось недвусмысленное предположение, что Брайс не мог выполнять работу, на
В тени фар Брайс не заметил, что Гермиона постучала палочкой по своему сундуку, затем — Тома, накладывая невербальное заклинание для уменьшения веса. Он надеялся, что Гермиона достаточно осторожна, чтобы не сделать сундуки невесомыми: была разница между сгибанием правил, когда это было удобно, и попранием Статута, что было недалеко от того, когда бросают игру на середине и портят её всем остальным.
Когда их сундуки были закреплены в багажнике, они с Гермионой сели на пассажирский диван автомобиля, и Фрэнк вернулся на своё место за рулевым колесом.
— Ты занудствуешь о моём вечном личном деле, — зашептал Том на ухо Гермионы. — Но затем ты сама делаешь… — он подумал на секунду о подходящем эвфемизме, — …слово на букву «м» перед Сама-Знаешь-Кем!
Гермиона посмотрела по сторонам и ответила:
— Ты видел его ногу? В его возрасте — он, должно быть, ветеран, демобилизованный из-за травмы. Меньшее, что я могла сделать, это помочь!
— Да, что ж, — сказал Том, опустив голос слишком низко, чтобы его можно было подслушать, — он не просил о помощи. Оставь ему немного достоинства.
— Он бы не стал просить о помощи, — челюсть Гермионы сжалась от упрямства.
— Ты не знаешь этого.
— Я знаю, что мужчины редко просят о помощи, — сказала Гермиона, пристально глядя на него. — По какой-то причине они считают, что «достоинство» значит больше.
— Уверен, я не понимаю, о чём ты, — ответил Том, выражение его лица выражало любопытное непонимание. — Мы всё ещё говорим о нём и о ком-то другом?
Гермиона фыркнула, но не стала продолжать спор.
К тому времени автомобиль начал сворачивать на длинную извилистую дорогу, ведущую к вершине широкого склона, на котором возвышался огромный квадратный дом с двускатными крышами — дом Риддлов. Дом был трёхэтажным с мансардой, самым высоким строением на многие мили, и доминировал над местным пейзажем, что, как полагал Том, и было целью его давно умерших предков, выбравших это место для строительства своего дома. Когда автомобиль вполз на вершину холма, он разглядел огни города в полумиле от него: из окна верхнего этажа дома Риддлов, как он ожидал, можно будет увидеть Грейт-Хэнглтон, а в ясный день, возможно, и город Йорк вдалеке — по крайней мере, клубы дыма, произведённые тысячью домов и десятками фабричных печей.{?}[Север и Йорк в частности славятся своей угольной добычей и индустриальны в целом. Даже в настоящее время там очень плохая экология, и многие проживающие там люди страдают астмой]
Вскоре Брайс поставил их багаж на крыльце дома, прежде чем вернуться на водительское сидение и объехать на моторе кругом за дом. Том посмотрел на Гермиону, которая нервно теребила пальцы, стоя рядом с ним на верхней ступеньке, а затем он поднял палец к дверному звонку и нажал на кнопку.
Через минуту половина двустворчатой двери распахнулась, явив лицо молодой женщины в строгом чёрном платье и кружевном фартуке.
Она изучала черты Тома несколько секунд, и вскоре заинтригованный наклон её головы сменился на нечто, свидетельствующее о том, что она была вполне довольна тем, что обнаружила.
— О! — сказала она, подняв руку ко рту, одинаковые красные пятна выступили на обеих её круглых щеках с оспинами, будто она вспомнила о своих манерах. — О! Сыночек мистера Тома наконец-то дома! — она опустилась в глубокий неуклюжий реверанс, в чём, очевидно, практиковалась нечасто.
Бросьте свой багаж здесь — Фрэнк принесёт его, когда запрёт мотор на ночь. Я покажу Вам Вашу комнату. Мистер и миссис Риддл приготовили северное крыло специально для Вас. Они уже наверху, но Вы увидите их утром на завтраке. Вот как мы подаём трапезы… — лепетала она задыхающимся голосом, почти не переводя дыхания. — Завтрак в девять, обед в час, чай в четыре и ужин
в полседьмого. На него Вы должны принарядиться, конечно-с, в остальное время можно одеваться попроще, — показалось, она впервые заметила присутствие Гермионы. — Э-э… И, я думаю, это относится и к Вам, мисс…?— Грейнджер, — сказала Гермиона с вежливой, но несколько холодной улыбкой. — Гермиона Грейнджер, приятно познакомиться.
— Фрэнсис Крю, старшая горничная, — ответила горничная, кивая ей с меньшим подобострастием, чем Тому. — Хотя мы не делаем большого шума о званиях, у нас же только я и Бекки горничные, и ещё Сара приходит три раза в неделю помочь со стиркой.
Горничная показала им дорогу в северное крыло, объяснив планировку дома, построенного по центральной линии симметрии, как было принято в те времена, и имевшего два основных зеркальных крыла вокруг квадратного внутреннего двора. В северном крыле располагались апартаменты Тома и гостевая спальня Гермионы, в южном — жилые помещения Риддлов, включая официальные апартаменты и личную гостиную мистера и миссис Риддл, но они были закрыты для посторонних. Если требовалась помощь, в его комнате находился колокольчик, с помощью которого можно было вызвать горничную. Она охотно объяснила, что горничные приступают к работе в шесть утра и заканчивают в десять вечера, но если Тому что-то нужно, хоть что-нибудь, то стоит только позвонить, и кто-нибудь придёт ему помочь.
Гермиона нахмурилась, наблюдая за тем, как горничная вкрадчиво общается с ним, стоя слишком близко к нему для удобства. А потом, к отвращению Тома, она продолжала бросать в его сторону обнадёживающие взгляды, полностью игнорируя Гермиону, после чего Гермиона без лишних церемоний была направлена в отведённую для неё комнату. Разительным контрастом было, что горничная открыла дверь в спальню Тома и не спеша продемонстрировала, как пользоваться приборами в прилегающей ванной, затем письменным столом, камином и новым радио над каминной доской.
Возмущение Тома усилилось, когда он заметил на полке над столом все магловские книги, которые он держал в шкафу в приюте Вула: «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура»{?}[Роман М. Твена], «Тактика химической войны в Ипре», «1812: La Campagne de Russie»{?}[(фр.) «1812: Русская кампания»], «Основы политической философии», «Сражения Второй англо-бурской войны».
Мэри Риддл была внутри его комнаты в приюте Вула.
Больше не его комнаты — безусловно, они уже переписали эту комнату на другого сироту, когда вынесли его вещи, — но она была его всё время, пока он в ней жил, его, когда у него было очень мало того, что он мог бы назвать принадлежащим безраздельно ему. Она видела её: скрипучую кровать, грязное стекло с облупившейся краской, коллекцию выцветших форм с заштопанными локтями и слишком короткими краями. Вызвало ли у неё это омерзение? Проявления нищеты, в которой прошла вся его жизнь до поступления в Хогвартс. Сам он испытывал отвращение при одной мысли об этом — о своём убогом, жалком существовании в руках миссис Коул, которая называла его подкидышем, хотя на самом деле он был не лучше самого обычного попрошайки…
И тогда на самой нижней полке он заметил засаленную обувную коробку с потрёпанными углами и отклеивающейся бумажной этикеткой на крышке.
— Прошу прощения, это может подождать другого дня? — спросил Том, прерывая горничную посреди её речи об особых требованиях к питанию, которые необходимо передать повару. — Я был в поездах весь день и несколько утомился. Поскольку уже больше десяти, Вы, должно быть, тоже устали — думаю, Вам действительно стоит отдохнуть, а не заниматься мной. Я бы не хотел воспользоваться Вашей добротой, не когда мы только познакомились.
Он одарил её искренней улыбкой, опустив веки и смягчив линию бровей, чтобы изобразить усталость, и этого было достаточно.
Горничная заикалась о чём-то несущественном, но Том не обратил на это внимания: он был рад, что она от него отстала и ушла в какой-нибудь чулан или пыльную кладовку, которые Риддлы использовали для хранения слуг, когда те не были заняты.
Он закрыл дверь с удовлетворительным щелчком замка… И бросился к коробке с обувью.
Под грудой всякой всячины сиротского хлама: йо-йо, волчка, горсти замызганных полупенсов, юбилейной монеты, которую школьникам по всей Великобритании раздали в честь коронации Георга VI, разбросанных частей перьевых ручек — была толстая стопка писем, которые он собрал за первые годы их обоюдного соглашения с Гермионой Грейнджер.