Одного поля ягоды

— Если бы, — сказал Лестрейндж. Он наклонился. — Никому не рассказывай, я серьёзно, Риддл. Мне пришлось удалить и вырастить заново половину пальцев ног, и теперь одна из моих ступней меньше другой. Болит сильнее, чем что бы то ни было, но, по крайней мере, в первый день по возвращению я не буду ходить с тростью.

— Не буду, — сказал Том, но он уже обдумывал, как бы мог лучше всего использовать эту информацию. — Они поняли, что произошло?

— Не-а, — Лестрейндж потряс головой. — Они не знают. Целительница сказала отцу, что я уронил что-то тяжёлое на ногу, но я не помню, чтоб я этого делал. Я сказал ему, что ведьма лжёт, но отец не стал меня слушать, ты представляешь?

— Ну, я верю тебе, даже если никто больше не верит, — сказал Том. — Если больничное крыло откажет тебе в обезболивающих зельях, я знаю парочку хороших рецептов. Я был лучшим по зельеварению в прошлом году, так что тебе надо будет только добыть мне ингредиенты. Это будет нашим маленьким секретом, да?

Внутренне Том поражался, как легко было обдурить людей, чтобы они думали, что он безобиден. Для Лестрейнджа понадобились лишь пара занятий после уроков, несколько советов по домашним заданиям и притвориться, что ты сочувствуешь его нелепым медицинским показаниям. Также поражало, как личность Лестрейнджа претерпела полный разворот. Когда он был разлучён со своими друзьями и кузенами из Слизерина, находился в плохих отношениях с отцом и страдал от постоянной слабовыраженной боли, Лестрейндж был почти дружелюбным.

Конечно, Тому понадобился всего лишь год и постепенное уничтожение самооценки мальчика.

Клерк принёс Лестрейнджу заказ, затем уменьшил его до четверти размера. Лестрейндж положил его в карман и быстро попрощался с Томом. Перед тем как развернуться и уйти, его взгляд зацепился за миссис Грейнджер, которая платила за покупки Тома.

— Можно совет, Риддл? Тебе надо было сразу рассказать, что ты полукровка, — сказал он, глядя в спину миссис Грейнджер. — Тогда бы на тебя не свалилась и половина всей той чепухи, если бы они знали про это.

Миссис Грейнджер была одета в голубовато-серое пальто волшебного производства длиной до икр — должно быть, она была знакома с магазинами Косого переулка, раз знала о возможности уменьшения покупок, — поверх длинной юбки и туфель на шпильке, что в магловском мире выглядело бы нарядно, хотя и слишком официально для повседневной одежды. В мире волшебников она выглядела как респектабельная ведьма, следившая за последней модой. Побродив по Косому переулку, Том заметил, что современная работающая ведьма предпочитает практичные длинные пальто с узкими рукавами более традиционной мантии в пол. А хорошие материалы и крой говорили сами за себя.

— Моя фамилия всё ещё Риддл, — сказал Том, размышляя, помнил ли Лестрейндж, что он сирота. Нельзя сказать, что он кричал об этом с Астрономической башни, но он знал, что в первые два дня в Хогвартсе он отвечал на вопросы о своём происхождении, что оба его родителя умерли. — Это единственное, что важно.

— Пожалуй. Но некоторые люди делают исключения в подходящих обстоятельствах, если ты понимаешь, о чём я, — подмигнул Лестрейндж. Разве слизеринцы не должны быть утончёнными? Мысленно Том отказался от своего заявления, что Лестрейнджа можно назвать дружелюбным. Он по-прежнему был невыносимым хамом. — Ладно, увидимся в сентябре.

Покончив с покупками, Том и миссис Грейнджер встретили Гермиону снаружи магазина форм, где Гермионе подгоняли новый комплект мантий для наступающего года.

Они пошли в шикарный магловский отель рядом с Гайд-Парком{?}[Возле Гайд-Парка находится «Ритц» и несколько отелей схожего уровня] пообедать, такой, где привратник носит перчатки и фрак, что напомнило Тому о вечере в опере почти два года назад. Их стол был накрыт хрустящей белой скатертью с букетом в центре стола, к которому их привёл метрдотель. Том ел за столом со скатертью меньше пяти раз за жизнь (Большой зал Хогвартса, несмотря на все его декадентские пиры, всё же был общей трапезной, а не рестораном), и никогда раньше не видел метрдотеля.

Он ничего не упоминал об их недавнем разговоре. Когда Том несколько раз замечал изучающий взгляд миссис Грейнджер, он никак это не комментировал. Вместо этого он провёл обед, соглашаясь с Гермионой, как сильно им не терпелось вернуться в школу, и обсуждая, есть ли смысл снять на день комнату в «Дырявом котле», чтобы попрактиковаться в магии по учебникам второго курса.

Лето приближалось к концу, и всё, казалось, хорошо складывалось для Тома.

У него были новые школьные учебники. Ему не нужно было покупать волшебную палочку — самый дорогой предмет из списка для прошлого года, — поэтому у него остался достаточный запас из Фонда Хогвартса на этот год, чтобы заменить рубашки и брюки для школьной формы, а оставшиеся один или два галлеона можно было потратить на подержанные книги. К отмокшим рыбе с горошком приютских обедов были добавлены ежедневные посылки с едой от Грейнджеров. Он вырос на два дюйма с тех пор, как измерил себя в декабре, и, несмотря на его стройное, долговязое телосложение, присущее другим мальчикам из приюта Вула, по одному взгляду на него было понятно, что он гораздо лучше питается и одевается, чем они.

В «Хогвартс-экспрессе» было гораздо приятнее в этом году, ведь они теперь не были в ссоре с Гермионой. Когда они заперли двери своего купе, они стали отрабатывать заклинания первого года, и Том был доволен, что он помнил всё, что умел за прошлый год. Это было нетрудно, он практиковал магию где только можно, слоняясь по Косому переулку всё лето. Чего Гермиона не делала: когда она попыталась вызвать заклинание Левитации на штабель котлов из «Волшебного оборудования для умников», она так нервничала, что её поймают и дадут предупреждение, что её книга взлетела на полфута, прежде чем упасть на землю.

«Да, — подумал Том, когда снова разложился в спальне Слизерина на той же кровати, ближайшей к водянисто-зелёному окну, где он спал в прошлом году. — Я снова в Хогвартсе, и он такой же волшебный, как я запомнил».

Остальные слизеринцы оставили его в покое, пока он раскладывал вещи, никто не отпускал комментариев о состоянии и качестве его вещей. Разговор быстро перешёл к обсуждению летних событий, которые со всеми приключились за каникулы.

Лестрейндж бросал на него глубокомысленные взгляды, которые Том возвращал ему в ответ. Никто не обратил внимания на новые ботинки Лестрейнджа, в которых левый был немного меньше правого.

— Я слышал, Шляпнику Гастингсу досталась взбучка от отца в первый же день, как он вернулся домой. Он не показал своего носа ни на одном балу за всё лето. А смысл? Все же теперь знают, что лучше он женится на шляпе, чем на ведьме, которая будет её носить, — достаточно безжалостно сказал Эйвери, отделяя носки от пижам.

Розье вмешался:

— Патер{?}[(лат.) отец] сказал, что они обсуждали громовещатель мадам Гастингс на квартальном собрании Визенгамота. Ничего удивительного — разве двоюродная бабушка Шляпника не была капитаном «Гарпий» в девяносто восьмом? Они тогда всё ещё уступали «Соколам», когда Ренвик был их вратарём…

К тому времени Том закрыл и заглушил шторы своего балдахина.

Том провёл выходные, заново знакомясь с библиотекой Хогвартса. Он привык к ощущению палочки в кармане. Его единственной в своём роде волшебной палочки, не просто заострённой, гладкой палки, как видели её маглы. Ему нравилось знать, что он может вытащить её в любой момент, что она была готова стать оружием в одно мгновение, и это было бы не просто угрозой. Он погрузился в мир жизни в волшебном мире с разговаривающими портретами, и лязгающими доспехами, и задумчивыми мелодиями, напеваемыми русалками на озере за его окном.