Одного поля ягоды

Он почувствовал, что его тело сжалось в не-пространство, в ничто, которое соединяло одно место с другим, дискомфорт исчезал по мере того, как он выбрасывался на другом конце, как фарш из мясорубки. Том не упал в этот раз, он сохранил равновесие, сделав правильный полуразворот, которому его научила инструктор из Министерства, держа палочку наготове. Не направленной, но в руке.

Воздух здесь был другим, не таким как в Йоркшире, где он тоже был влажным — прохладными миазмами влажности, которая приносила кашель пневмонии и чешущееся обморожение — и слегка залит знакомым оттенком жжёного угля и дров. В этом воздухе был сильный растительный аромат. Если бы у запаха был цвет, то у Йоркшира он бы был мрачно-серым, а этот бы был ярко-зелёным. Как теплицы Хогвартса, его окружали следы магии. Возможно, размышлял Том, это из-за менгиров на тропинке или деревьев, древних дубов с шишковатыми ветвями из древесины, подходящей для изготовления палочек.

Собака залаяла, звук становился всё громче и громче, и вот уже пара фигур появилась из-за поворота тропинки: Нотт, которого тащила вперёд его собака на поводке, гавкающая, скулящая и пританцовывающая вокруг его ног, останавливающяся, чтобы обнюхать каждый камень и дерево на пути.

— Доброе утро, — сказал Том, наблюдая как Нотт выпрямляется и распутывает поводок вокруг своих колен. — Хорошо выглядишь.

— Как мило, что ты заметил, — сказал Нотт, запыхавшись. — Я сказал матери, что выведу собаку, она не задала вопросов. Я могу снимать заглушающий ошейник только когда мы за пределами поместья, поэтому, когда это происходит, это всегда волнующее событие. Как видишь, — Нотт потрепал свою собаку, волкодава с жёсткой шерстью, достающую плечами до его талии. — Веками семьи отправляли петиции Хогвартсу, чтобы разрешить студентам брать своих собак, но предложение так и не прошло в ежегодном собрании попечителей. Гончая поместья уничтожит спальню за время между завтраком и обедом.

— Мне никогда не нравились собаки, — заметил Том. — К какому бы решению ни пришли попечители, я решаю, что собаки запрещены в спальнях. В моей, по крайней мере.

— Кто бы говорил. Это ведь у тебя… — Нотт взглянул по сторонам и пробормотал, — …василиск!

— Я держу его снаружи, так что это неважно, — сказал Том. Он не мог представить, что привёл бы василиска в свою спальню, даже если бы умолял о такой привилегии. Посягательства на личное пространство Тома в ванной уже было слишком много. У Тома была причина подозревать, что василиск нашёл окно его спальни и следил за ним ночью. Раз или два он намекал, что знает лечение от странной привычки Тома шипеть во сне.

— Но что я делаю со своим василиском неважно, — продолжил Том. — У тебя есть, что мне нужно?

Нотт засунул руку под мантию, порылся в своей наплечной сумке, а другой рукой отпихнул нос собаки от крышки:

— Ты уже съела свой завтрак, отстань… Куда же я положил его… А! Вот.

Он передал Тому список имён, который Том дал ему ранее. Это был не Основной список, исходный документ, который он взял из архива Министерства в прошлом году. Это была продиктованная копия, там были только имена без адресов и дат зачисления в институт. Том взглянул на страницу, заметив, что половина имён была отмечена карандашными «галочками» с одной стороны, некоторые имена внизу были обведены красными чернилами, а оставшиеся были помечены синими.

— Ты сказал мне, что хочешь, чтобы я распределил их на группы, — сказал Нотт. — В нашей частной коллекции хранятся самые полные генеалогические записи по всем Британским островам, но в основном это британские семьи и их различные ответвления в Куимпере, Лонсестоне, Салеме и Роаноке. Надёжные записи европейских семей у нас есть только о тех, кто заключил брак с членом британского рода. В редких случаях, когда это происходило, это обычно была французская или валлонская семья, и чаще всего это Малфои и Розье, которые ведут свою родословную из Франции и у них не так много опасений, как у остальных, чтобы окунуться в воды Континента.

— Ты говорил, что твои записи хранят родословные лучших семей по всей Европе, — сказал Том.

— Лучшие семьи в Европе — британские! — ответил Нотт и быстро добавил. — Но раз уж ты попросил, я нашёл некоторые источники для ведущих германских семей в Вене, Бранденбурге и, в меньшей мере, Аугсбурге и Праге, — он показала на имена. — Обведённые в кружок — это прямые члены хороших семей. Их легко найти. Я посчитал всех, у кого есть «фон» или «цу» перед фамилией. Герхард цу Айхфельд-Мюрек, Ранульф фон Тешен. «Галочки» относятся к выходцам по материнской линии и кадетских корпусов, а также включают всех близких родственников или членов хороших семей, чьё происхождение лежит за пределами германских наций. Маренка Эрдёди{?}[венгерский род, владевший обширными землями в Славонии и давший в XVI—XVII вв. немало католических прелатов и банов Хорватии], Саломе Копачи, Сигизмунд Пацек, Алойс Андраши{?}[Граф Дьюла Андраши (де Чиксенткирайи и Краснагорка) — один из премьер-министров венгрии в XIX в. ], Феликс Страттман, Сабина Вильчек и так далее.

Последняя категория — это то, что я назвал «простолюдины». Имена, которые я не мог отнести ни к одной важной родословной или генеалогическому источнику, или встречались так часто, что я не мог связать с ними никакого исторического значения. С ними мне нужно больше времени. Записи туманны, когда простираются далеко на восток или север, а качество перевода достаточно посредственное. Вот эти здесь… — Нотт показал на несколько имён, — …латинские транслитерации имён, которые изначально были написаны кириллицей. И эти транслитерации, мягко говоря, непоследовательны — ты знаешь, как сложно писать на таком языке? В их алфавите есть отдельная согласная для фонем «tch»{?}[ч], «schtsch»{?}[щ] и «shh»{?}[ш]…

Нотт сделал три разных звука, и они все были похожи на шум, который издаёт ребёнок, когда надувает пузыри из своей трубочки в стакане солодового молока.

Том перебил Нотта в середине его словесной диссертации о различиях фонетики древних русичей:

— Какие из этих имён могут быть определённо подтверждены как простолюдины?

— Ну, я не могу быть полностью уверенным ни в одном из них без доступа к более глубоким источникам и хорошему переводчику. Но, — сказал Нотт, указывая в центр пергамента на пару имён с синими пометками. — Вот в этих двоих я достаточно уверен.

— «Линде Тишль» и «Дитер Хюбнер». Интересно.

— Фамилия «Тишль» происходит от профессии «тишлер» — «плотник», — объяснил Нотт. — В волшебных профессиях ремесло искусного плотника заключается в зачарованных сундуках, рамах для портретов и изысканной мебели. Оно не включает в себя изготовление волшебных палочек и мётел, они, хах, относятся к другой ветке ремёсел с древесиной. Вторая, «Хюбнер» означает владельца незначительной собственности, такого размера, что им можно управиться одной семье без слуг. Ничто не даёт чёткого представления, если они гряз— маглорождённые, — но их имена достаточно популярны среди маглов. Никаких выдающихся родословных.

— Хорошо, — сказал Том, кивнув. — Эти подойдут. Ты подготовил конверты?

— Что! — вскрикнул Нотт. — Ты отправишь их прямо сейчас?

— Конечно, — нетерпеливо сказал Том, — зачем ещё я бы попросил тут встретиться? Не по твоему личному удобству.

— Но мне нужно сделать больше исследований — у скандинавских и балтийских волшебных сообществ свои собственные семейные родословные, которые у меня едва ли был шанс тронуть…

— Исследования можно провести позже. У тебя сейчас есть два имени. Семестр начнётся завтра. Это наша возможность.

Том подтолкнул сомневающегося Нотта обратно на тропинку к главным воротам, собака следовала за ними по пятам. Она обнюхала ботинки Тома, заставив Тома посмотреть на неё вниз. Он буравил собаку взглядом с лёгким оттенком силы, чтобы внушить ей свою волю. Собака осунулась, тихо проскулив, и избегала его до конца прогулки, оставаясь так близко к Нотту, что другой мальчик был в постоянной опасности споткнуться о виляющий хвост или волосатые лапы.

Они прошли мимо ворот без происшествий, лишь остановившись, чтобы Нотт надел толстый золотой ошейник на шею собаки. Гравийная дорожка отходила от переднего проезда, обозначая границу между травянистой поляной вокруг возвышающихся контрфорсов собора и хозяйственных построек и кругом деревьев окружающего леса. Она вела прямо к совятне.