Одного поля ягоды

— Я делю спальню с пятью, ох, как ты назвал их, Трэверс? «Мерзкими мужланами»? Довольно метко подмечено, — бесстрастно сказал Нотт. — Если бы я услышал комментарии на эту тему от тебя, то там бы не было ничего, чего бы я не слышал раньше, и даже хуже. Честно говоря, думаю, Риддл возражал бы против этого больше, чем я. Единственные части, которыми он, скорее всего, хотел бы, чтобы ты интересовалась, — его собственные.

— Отложим обсуждение интересных частей на другой раз. Или никакой, — сказала Гермиона. — Подслушивать такие личные разговоры неправильно, но также неправильно и для Тома обсуждать это с незнакомыми, — её внимательное, медитативное настроение, в котором она пребывала, собираясь с мыслями для создания Патронуса, рухнуло, оставив её дрожащей и неуравновешенной. — Он использовал моё имя напрямую! Это было ничуть не неоднозначно!

Нотт неотрывно смотрел на неё, будто они встретились в первый раз:

— О, ради посоха Мерлина, ты не обижена, Грейнджер. Ты ревнуешь! — он сердечно рассмеялся. — Если бы у тебя были нравственные запреты против подслушивания, ты бы остановила меня сию же минуту. Но ты лишь остановила меня, когда услышала что-то, что тебе не понравилось. Неудивительно, что ты водишься с нашей группой, а не какой-то ханжеской труппой гриффиндорцев. Ты ведь такая же, как мы? Ты не веришь в жёсткую мораль: ты следуешь своему собственному кодексу того, что мы в Слизерине любим называть «ситуативно-обсуждаемой нравственностью». А-ха-ха!

— Я не ревную, — фыркнула Гермиона. Она поднялась из-за стола и собрала свои пергаменты. — Если бы я ревновала, я бы яростно обличила Тома в его непристойности. Но поскольку я не ревную, я вежливо напомню ему, чтобы он думал о своей и моей репутации в интересах чувствительности и внешнего приличия. Собственно, я прямо сейчас это и сделаю.

— Нет, не делай этого, нет никакой пользы от публичного порицания Риддла…

— Если Тому хватает смелости говорить публично, то он сможет и защитить себя публично, — твёрдо сказала она. Если она подождёт дольше, она не получит прямолинейного ответа от Тома. Ответ, который бы он мог ей дать, но он был бы сведён к тому, что он не совершал никакого проступка. Что это было просто дружеское недоразумение, которое может случиться с каждым, кто натолкнулся на знания без контекста. Она знала, что его мотив был добрым: ему не нравилось видеть её несчастной, в чём он признавался ей и раньше. Но Гермиона уже изучила состояние своего собственного разума и поняла, что двусмысленные утешения, какими бы благими намерениями они ни руководствовались, не принесут ей счастья.

Она набросила сумку на плечо и обогнула книжные полки, чувствуя, как пристальные взгляды Нотта и Трэверса прожигают её спину. Они не хотели быть замешанными, когда бросят дуэльную перчатку.

По другую сторону раздела волшебного правосудия был маленький учебный уголок, созданный из смежного шкафа и соседним, под высокими стопками, возвышавшимися на двенадцать футов{?}[~3,6м]. Длинные ряды книг стояли на сияющих деревянных полках, перемежающихся редкими подкатными лестницами. Свечи в железных рожках под потолком светились с утра до вечера, а учебные столы были освещены лампами со стеклянными абажурами, которые настраивались простыми указаниями волшебных палочек. Том Риддл и Миртл Уоррен сидели на противоположных сторонах стола в разделе волшебной литературы, между ними была собрана кипа книг, и по взгляду на их обложки это было никак не связано с учебниками или учёбой.

— …И я обратил внимание на эту часть, где она потом выпивает зелье, — сказал Том, лениво перебирая страницы книги. — Это правда, что профилактическое зелье лучше всего дозировать согласно стадии цикла регул{?}[менструальный цикл, месячные] ведьмы? Учебник зельеварения Ж.А.Б.А. никогда не объяснял это в таких подробностях. Мне стоит спросить Слагхорна об этом, как думаешь? Полагаю, я теперь обязан тщательней следить за Гермионой. Переживания от экзаменов сбивают её расписание, поэтому они всегда в разные дни месяц от месяца…

— Том, — сказала Гермиона. — Это самая необычная форма подготовки к экзаменам.

— О, привет, Гермиона, — ответил Том, приветственно ей улыбаясь. Он отложил свою книгу так, чтобы спрятать обложку, но Гермиона её уже видела. — Я вообще-то сейчас не занимаюсь подготовкой, потому что это означает перечитывать информацию, которую я уже знаю. В настоящее время я, собственно, учусь новым вещам.

— «Оберег надувного сердца»? — заметила Гермиона. — Что можно выучить из этой книги? Это никак не относится к учёбе — это роман.

— Множество вещей. Дух академического любопытства обжигает, знаешь ли, — небрежно сказал Том. — Это было достаточно поучительно, должен признать.

— Касаемо этого, почему эти поучения включают мисс Уоррен? — Гермиона с прищуром посмотрела на Миртл Уоррен, чего девочка на вид не заметила, погрузившись в собственный роман. — Что именно ты говорил ей? Ты староста школы. Она несовершеннолетняя. И вы в библиотеке, а не чайном салоне. Это совершенно непристойно и в стольких отношениях!

Том обратил на неё всё своё внимание. Он оттолкнулся от стола, что заставило Миртл Уоррен уронить книгу и перестать притворяться, что она не наблюдает с жадностью за общением двух старост школы Хогвартса. Том оправил свою форменную мантию, а затем подошёл к Гермионе, взяв её за руку и проведя тёплой подушечкой большого пальца по её костяшкам.

— Не злись на меня, Гермиона. Поверь мне, я делаю это для благополучия обоих из нас, — тихо сказал Том, глядя на неё сверху вниз, и свет ламп ярко отразился в его темных глазах. — Как твой муж, я обязан заботиться о тебе. Я лишь хочу радовать свою жену, обеспечивать удовлетворение всех её потребностей… и всех желаний. Разве ты не сделаешь для меня то же самое?

— Если бы я искала знаний, я бы читала учебники, а не беллетристику! — сказала Гермиона. — А если бы я хотела обеспечить твоё благополучие, я бы посоветовалась с тобой наедине, а не изводила посторонних студентов-младшекурсников, которые оказались поблизости.

— Значит, ты хочешь обсудить это со мной наедине? — спросил Том, изгибая бровь. — У меня есть множество вопросов, как порадовать мою жену, и меня уж точно порадует, если я услышу ответы на них. Мне бы крайне не хотелось оказаться неспособным, — он понизил голос, наклонившись, чтобы пробормотать ей на ухо. — Я знаю, что ты хочешь чего-то от меня. Иначе зачем бы тебе с такой настойчивостью меня искать? Позволь мне помочь тебе, Гермиона.

— Ты можешь начать с того, что перестанешь рассказывать другим людям о моих регулах! Ты позоришь меня! — сказала Гермиона, полностью осознавая, что казалась истеричной, в то время как Том выглядел вполне разумным и рассудительным. Спокойное изложение не придавало аргументу дополнительной моральной значимости, даже если оно убеждало в этом других людей. — И… Я знаю, что ты обучался магии разума с профессором Дамблдором. Я знаю, что можно просматривать старые воспоминания, убирая с них эмоциональный груз. Если у тебя особенная техника, чтобы усилить эмоциональную значимость воспоминания?

— Я не подумал, что твой цикл — секрет. Разве не все ведьмы через него проходят? — сказал Том, который не сделал ничего даже похожего на извинение. — Что касается изменения аспектов памяти, если у человека достаточно силы воли, всё возможно с искусством разума. Сложность зависит от эмоции, о которой идёт речь. Почему ты спрашиваешь?

— Я пытаюсь вызвать Патронуса для дополнительных баллов на практическом экзамене по защите от Тёмных искусств, — объяснила Гермиона. — Я сделала похожее на воспоминание моделирование, чтобы вызывать подходящие эмоции, которое сильнее любых моих естественных воспоминаний, но недостаточно сильное, чтобы создать телесного Патронуса. Теоретически, это должно быть возможно, если бы я могла поправить моё моделирование… Но я не знаю, как именно это сделать. Ты мог бы дать мне какой-то совет, чтобы отточить моё мышление?

— Мне нужно увидеть его, — сказал Том. — Если ты будешь думать об этой визуализации во время подготовки к заклинанию, позволь мне войти в твой разум, и тогда я смогу подправить её для тебя. Если ты доверяешь мне, конечно. И дашь мне разрешение, — он сжал её руку, проводя пальцем по ободу её серебряного кольца. — Я помню, что в первый год ты попросила меня пообещать тебе, чтобы я не пользовался своей «магией контроля разума» на других без разрешения. Неужели ты не приняла меня как человека, достойного твоего доверия? Мне бы хотелось верить, что да.