Одного поля ягоды

— Ложитесь! — крикнул Трэверс, и Гермиона услышала несколько ругательных криков и «Протего!». Над их головами соединилось несколько белых куполов, пока с неба горящим градом падали куски камней.

Пусто глядя в пылающее красное небо, Гермиона призвала собственное Щитовое заклинание, а тем временем голос Тома звенел холодной яростью:

— ОТОЙДИ, СТАРИК! ПРИШЛО ВРЕМЯ ЗАКОНЧИТЬ ЭТУ ВОЙНУ.

— ВОЙНА МОЖЕТ ЗАКОНЧИТЬСЯ БЕЗ КРОВОПРОЛИТИЯ, ТОМ!

— КАК МОЖНО БЫТЬ ТАКИМ ЛЕГКОВЕРНЫМ? ВЫ ПРЕДУПРЕЖДАЛИ МЕНЯ, ЧТО ГРИНДЕВАЛЬД ПОЛОН УЛОВОК, НО САМИ ПОПАЛИСЬ НА ОДНУ ИЗ НИХ!

— Я УЖЕ ДАВНО ОТБРОСИЛ… ЕГО УЛОВКИ, — громыхал профессор Дамблдор.

У Гермионы стучали зубы. Каждое слово пробивалось сквозь её череп. Уши онемели. Глаза слезились. В задымленном сером воздухе внезапно появилась широкая просека, будто его прорезали невидимой косой.

— НИКАКОГО…

Дым расчистился, открывая обломки разрушенной деревни. Тлеющие деревья вокруг почерневшей брусчатки, покосившаяся церковная колокольня.

— …ВЫСШЕГО…

Посреди обломков фундаментов и сломанных стропил с одной стороны деревенской площади на другую проносились вспышки разноцветных искр.

— …БЛАГА…

Сквозь разрушения петляли три скрытые кучами дымящейся соломы фигуры. На земле всё ещё пылали карманы огня, но путь от кладбища до деревни был чист. Две фигуры держали свои палочки наготове. У третьей, без палочки, были отчётливо жёлтые волосы, которые распушились от жара.

— …НЕ…

Чёрная палочка поднялась перед белой.

— …СУЩЕСТВУЕТ!

Обе палочки призвали заклинания одновременно. Белая выпустила струю жёсткого красного света, чёрная — наколдовала серебристый щит, который отразил красное заклятье обратно на своего заклинателя, а тот приманил сломанную дверь, чтобы принять на неё удар. Деревянные обломки взорвались мелкой пудрой и разлетелись по разбитой брусчатке.

Том Риддл издал хриплый, высокий смешок, а затем сказал более нормальным голосом:

— Никогда бы не подумал, что Министерство магии в чём-то право, но так и есть. Вы непоправимо предвзяты, Дамблдор. Ваш отец умер в Азкабане за нападение на четверых магловских детей и убийство одного. И вот пожалуйста, Вы тут просите о милосердии для Нежелательного лица? Сколько маглов сегодня погибло от его руки?

Дамблдор тяжело вздохнул:

— Между моим отцом и Геллертом Гриндевальдом есть разница.

— Да ну? — фыркнул Том. — И какая?

— Персиваля Дамблдора осудили по законам волшебников, — сказал Дамблдор. — Ты слишком долго брал правосудие в свои руки, Том. Тебе не нужно было этого делать. Всё ещё не нужно. Не так.

— Я знаю, что не нужно, — признал Том. — Но я этого хотел. Думаю, всё обернулось вполне неплохо. Вам так не кажется, мистер Трэверс?

Сбоку от Тома из ниоткуда с мерцанием появился бледно-голубой образ эльзасской гончей. Её уши стояли торчком, а сияющий белый хвост медленно вилял из стороны в сторону. Собака повернула голову и молча осматривала троих интересующих её объектов. Тома, одетого во всё чёрное, Дамблдора в той же фиолетовой мантии, что и утром при отправлении учеников со станции в Хогсмиде, и потрёпанного вида Геллерта Гриндевальда с коркой пепла на его некогда чистом серебряном одеянии.

— Я рад сообщить, что закон волшебников, — сказал Том с довольной улыбкой и вальяжно заправленной в карман рукой, — на моей стороне.

Том взмахнул палочкой. С земли поднялись древесные опилки, будто снег падал в обратную сторону, безмерное облако объединялось в ещё большие комки, которые блестели красным и золотым в пылающих карманах горящего мусора.

Дамблдор наколдовал вокруг себя ещё один щит, но Том не целился в профессора. Вьюга сияющих стеклянных осколков метнулась на безоружного Гриндевальда, а Том показал на мужчину и крикнул вслед: «Лови!»

Стеклянная пыль сформировалась в залп сияющих раздробленных стрел. Они пронеслись со свистом в воздухе, а искусственное небо вспыхивало золотым светом, будто в одно мгновение в Лондон перенеслись сотни свечей из Большого зала Хогвартса.

За всем бесстрастно наблюдал Патронус-собака.

Повернувшись на пятке, Дамблдор поспешил к Гриндевальду, размашисто проводя своей чёрной палочкой из стороны в сторону.

Заклинание завершилось под триумфальный выкрик Дамблдора. Стеклянные осколки, которые полетели в сгорбленную фигуру Гриндевальда, снова стали облаком опилок. Мужчина отвернулся от сияющего шторма и закрыл лицо руками, вызывая простое Щитовое заклинание, чтобы прикрыть открытую спину. Призванный без палочки щит шипел с белыми искрами каждый раз, когда крошечный кусочек царапал его сферическую поверхность. А белых искр было великое множество, так много обломков летало в воздухе, что щит начало разъедать от центра к краям. По всей видимости, уставший от боя без палочки Гриндевальд, чьи зачарованные амулеты растратили свою силу, не заметил, что в ревущем шквале пыли образовалась ещё одна фигура, а она росла всё больше и больше, и даже стрелы вязли в безвредной пудре.

Огромный паук шести футов{?}[чуть меньше 2м] в ширину от когтистых волосатых лап от одной стороны до другой пробил дыру в щите и приземлился на повёрнутую к нему спину Гриндевальда. Он вонзил зловещие чёрные клыки в основание шеи мужчины, прорывая когтями изодранные остатки серебристого облачения Гриндевальда. Тёмный Лорд слабо ахнул, у него подкосились колени, и он осел прямо на разбитую брусчатку.

Спотыкаясь, Дамблдор поспешил к нему, поймав Гриндевальда под руки. Он уронил чёрную палочку и голыми руками выдрал крючковатые когти из спины Гриндевальда. Серебряная мантия расцвела кляксами свежей крови.

— Нет, нет, нет! — сипел Дамблдор. Он бил по глазам, морде и грудной клетке огромного паука, не обращая внимания на болезненные писки и грубые удары по ладоням и рукам, которыми тот отвечал Дамблдору. — Том, что ты наделал?

Проскулив, паук вытащил клыки из шеи Гриндевальда, разбрызгивая ещё больше крови по Дамблдору, и поспешил к Тому. Том указал на него палочкой и трансфигурировал в плоский металлический диск, который засунул к себе в карман.

Том вразвалочку подошёл к Дамблдору, укачивающему тело Гриндевальда на своих руках. Его испещрённые кровавыми полосами руки нежно убрали жёлтые волосы Гриндевальда с его влажного лба.

— Альбус, — прошептал Гриндевальд, устремив мутный взгляд вдаль, — на меня опускаются сумерки. Одинокая извилистая дорога в сумерках — помнишь, как мы спорили над каждым словом этой истории?

— Палочка! — спешно сказал Дамблдор. — Геллерт, у меня есть палочка!

— Она всего лишь одна из трёх, и уже слишком поздно, — вздохнул Гриндевальд с затихающим голосом. — Не скорби вечность, Альбус. Это твоя самая отвратительная привычка. Я всего лишь отправляюсь навстречу приключению…

— Фоукс! — прокричал Дамблдор. — Фоукс, ко мне!

Весёлого ответа золотисто-красного пламени феникса не последовало. Плечи Дамблдора поникли.

— Хм, — пробормотал Розье. — Старина Гринди сам связал себе петлю. Я бы ни за что не догадался. Если бы я знал, то устроил бы своему букмекеру худший день в его жизни.

— Какую петлю? — спросил Эйвери. — Гриндевальда съел паук.

— «Ни плоть, ни птица, ни одомашненный зверь»{?}[гл. 58], — сказал Нотт. — Феникс Дамблдора не может аппарировать сюда из-за чар оберега. Зачаровывание продержится столько же, сколько его заклинатель… Аргх, таков был план — «Exeunt Stage», за дело! — Нотт потряс Гермиону за плечо. — Хватит глазеть, пошли! Сейчас наша лучшая возможность отсюда выбраться. Наложи на авроров заклинание невесомости и побежали по дороге.