Одного поля ягоды

Его запал, правда, стал затухать к полудню и полностью пропал к трём часам дня.

Его ноги волочились по камням замка и вниз по лестнице на второй этаж, где кабинет Дамблдора располагался в основании башни. Рука Тома, будто прикованная к неподъёмному грузу, замерла возле тяжёлой, окованной железом дубовой двери, когда он занёс её, чтобы постучать.

Колокола на часовой башне пробили время.

Раз, два, три.

Отголосок последнего звона растворился в завывающих ветрах шотландской зимы.

Он постучал.

Запирающий механизм щёлкнул. Дверь распахнулась.

Дамблдор находился в кабинете, сидя за столом, его руки были сцеплены вместе, а большие пальцы тёрлись друг о друга, что говорило о том, что, скорее всего, он уже довольно давно ждал, но его это не беспокоило, потому что он весело проводил время, теребя пальцы сам по себе. На нём была мантия насыщенного баклажанового фиолетового, а подкладка его широких, похожих на трубы рукавов была обита струящимся шёлком цвета старинного золота, которое ловило свет с каждым движением его рук.

В комнате горели лампы, отбрасывая тёплый золотой свет на рабочий стол, и кабинет был обустроен так же, как и в прошлый визит Тома: феникс на золотой жёрдочке, чистящий пёрышки, заснеженный пейзаж в высоких арочных окнах, книжные шкафы, волшебные инструменты, и мягкое кресло перед рабочим столом, обитое красной кожей с ножками в виде позолоченных лап льва.

На столе стоял поднос с полным чайным сервизом и многоярусной подставкой для пирожных. От чайника шёл пар.

— Добрый день, Том. Пожалуйста, присаживайся, — сказал Дамблдор. Его пальцы расцепились, и одна рука торжественно показала на кресло перед столом.

Том сел, поправляя мантию, чтобы та не помялась:

— Профессор, — начал Том, приоткрыв губы и широко распахнув простодушные глаза в том невинном выражении, которое Гермиона называла «заискивающее лицо». Это хорошо работало на взрослых, и он пользовался им летом, чтобы ложиться спать на пятнадцать минут позже отбоя. В Хогвартсе оно позволяло ему одолжить на одну-две книги больше, чем установленный предел в десять в библиотеке. — Это из-за того, что случилось на защите от Тёмных искусств? Профессор Меррифот всё тут же убрала и сказала, что я прощён. Это эмоции, разбушевавшиеся в самый ответственный момент, — Том смущённо посмотрел на свои руки. Затем поднял взгляд сквозь свои ресницы на разочаровывающе безразличного Дамблдора на ту сторону стола. — Понимаете, в моём случае это было лишь немного буквально, сэр.

— Собственно говоря, Том, именно это я и хотел обсудить, — сказал Дамблдор. Он потянулся через стол и придвинул поднос с чаем поближе к себе. — Но сначала давай начнём с чего-то более важного. Чая!

Дамблдор поднял перевёрнутую чашку и поставил её правильной стороной одной рукой, а вторую он держал над подносом, перебирая пальцами, как флоббер-черви в ведре, и ближайшие к Тому чашка с блюдцем поднялись и поплыли к нему. Ложки звякнули, чайник начал разливать чай, а тарелка с лимонными ломтиками поплыла в руку Тома, пока серебряные щипчики отрывались и закрывались, как челюсти крошечного крокодила.

«Простое, однофункциональное заклинание, — подумал Том, наблюдая за происходящим оценивающим взглядом. Теперь, когда он знал больше о магии, чем в первый год, он был более критичен по отношению к чужим заклинаниям. — Простейшее, которое большинство ведьм и волшебников может накладывать после С.О.В., а большинство сдавших Ж.А.Б.А. — ещё и без слов. Я видел это в половине магазинов в Косом переулке. Но он сделал это без палочки.

А Гермиона ещё называет меня хвастуном».

Том положил себе немного лимона. Когда он вернул щипчики обратно на тарелку, она взмыла и вернулась обратно на чайный поднос. Дамблдор взял несколько печений с подставки для пирожных и устроил их в своё блюдце подле чашки.

— Лимонного печенья, Том? Нет? Оно превосходно, должен сказать, — произнёс Дамблдор, жуя сдобу. — Возвращаясь к теме нашего разговора. Я бы хотел услышать твою точку зрения о происшествии, случившемся во время занятия. Я, конечно, слышал от Галатеи, что это была реакция чересчур увлечённого ученика, которому всегда нравилось работать волшебной палочкой, но за все годы моей преподавательской деятельности, я думаю, никто не реагировал так, как ты.

— Что конкретно Вам бы хотелось узнать, профессор? — спросил Том. Он хотел отпить своего чаю, но подумал, что это может выглядеть, будто он пытается потянуть время, чтобы сфабриковать историю. Лучше держать руки на коленях. — Урок был… Досадным. Не думаю, что я был единственным, кто так считает. Многие ученики потом оказались в больничном крыле, чтобы получить дозу успокоительных зелий.

— Я хочу знать, как ты устроил пожар в кабинете. Где ты научился этому заклинанию?

— На заклинаниях в прошлом году, — ответил Том даже без секундного колебания. — Инсендио, заклинание огня, — он одарил профессора дрожащей улыбкой. — Полагаю, я немного увлёкся. Для меня это была уникальная тревожная ситуация.

Дамблдор кивнул:

— Не буду отрицать, что первая встреча с боггартом может вызвать тревогу. Но, Том, ты уничтожил его.

— Боггарт — это аморальное существо, согласно «Защитной магической теории» Слинкхарда. Похожее на полтергейста, оно ни живо, ни мертво, поэтому я не мог его убить, — Том процитировал учебник. Гермиона постоянно так делала на уроках, и учителя бросались в неё очками факультета, будто считая, что Рейвенкло заслуживает шанса выиграть Кубок школы. — Я не могу сказать, что мне жаль, что я… Уничтожил, как Вы это называете, существо — магический объект, — которое существует только чтобы заставлять людей чувствовать себя плохо. Я не прав? Я плохой человек, сэр, оттого, что меня это не волнует?

По моему мнению, я считаю, что стоит больше переживать об учениках, случайно изгоняющих или изменяющих подопытных животных на Ваших уроках трансфигурации. Вот те шмели действительно живые, — Том покашлял для выразительности, прежде чем продолжить. — Или были, если на то пошло. Я всегда относился к моим с уважением. Но, например, я видел, как Мёртон Банкрофт тыкал в своего так сильно, что у него отвалилось крылышко. Если за кем и нужно следить, так это за ним — есть что-то страшное в том, как быстро он нападает на подопытных животных.

— Я сделаю заметку об этом перед началом занятий в следующем семестре, — искренне сказал Дамблдор, поправив свои очки и наклонившись вперёд. — Однако сдаётся мне, что твои моральные устои не стали бы проблемой, если бы ты просто воспользовался заклинанием, которому профессор Меррифот обучала вас на уроке. Ридикулус.

— Оглядываясь назад, возможно. Но, сэр, разве это так уж необоснованно, что человек, сталкиваясь со своим худшим страхом лицом к лицу, не может представить его смешным?

— Ты хочешь поговорить об этом, Том?

— Нет, сэр, — сказал Том. — Не уверен, как это могло бы помочь в моей ситуации.

— Тем не менее, — Дамблдор заговорил тоном, который не позволял продолжить увиливания, — боюсь, ты так и не объяснил «ситуацию», — и Том мог слышать ударение на это слово, будто Дамблдор обсуждаемую ситуацию смехотворной, а нежелание Тома говорить о ней — непонятным, — так, как ты её видишь. Я бы хотел быть просвещённым, если ты не возражаешь.

Том возражал. Поэтому он решил предоставить Дамблдору сокращённую версию.