Окрестности сорока

Наш старлей был вовсе ещё не старым - мужчина в самом соку - лет тридцати. Однако видно было, что он скучает в этом провинциальном болоте, - нет для него здесь соответственного его талантам размаху, и чины ему не идут и, что, вследствие этого, он рад представившейся возможности пообщаться со столичной молодёжью, передать ей свои знания и опыт.

VI

Непосредственно ответственный за нашу роту прапорщик Хлюпинской в/ч с поэтической фамилией Полено, являлся, несомненно, нашим любимцем. Это - крупногабаритный мужчина с огненно-рыжими усищами и такой же огневой и малость плешивой шевелюрой, всегда одетый в очень мятую и застиранную полевую армейскую форму. Его главной обязанностью было дрючить нас ежедневно, то есть служить для нас тем же самым, чем, например, является играющий тренер для футбольного клуба. Прапорщик был неутомим в своих усилиях сделать из студентов нашего курса, представляющих, по его мнению, "стадо гражданских шпаков", "роту образцовых курсантов - ячейку лагерного армейского подразделения".

Каждое утро, в шесть часов, сразу после подъёма, прапорщик Полено проводил с нами занятия физической культурой, заставляя нас бегать по лесу в форме номер три. На плакате в Ленинской комнате, поясняющем Устав полевой службы, эта форма описывалась, как: "...в сапогах, трусах и с обнажённым торсом...", а к описанию прилагалось наглядное изображение голого по пояс солдата, в широких семейных трусах и кирзовых сапожищах, стоящего, как истукан, по стойке "смирно".

Товарищ Полено изрядно любил выпить, на что весьма красноречиво указывал его большой, красный, в сизую крапинку, нос. Довольно часто, обычно к вечеру, находясь уже в состоянии легкого алкогольного опьянения, этот бравый воин демонстрировал невиданные чудеса армейского красноречия. Бывало, выстроив нас в линейку на плацу-поляне перед палатками, он начинает своё общение с курсантами с лаконичного и доходчивого внушения:

– Главное правило в армии, товарищи курсанты: "Не можешь - научим, не хочешь - заставим". Здесь вам - не тут. Здесь вас отучат водку пьянствовать!

Далее следует перекличка:

– Курсант Рабинович!

– Я!

– Головка от хуя.

Следующий названный прапорщиком курсант уже отвечает не "я", а "здесь".

– Кто сегодня дневальный?
– спрашивает затем Полено.

– Курсант Муленко, товарищ прапорщик, - бодро рапортует наш старшина - по прозвищу "Хряк" - упитанный студент-переросток, лет тридцати, со свиной усатой физиономией, уже отслуживший в армии.

– Так-с, хорошо, ... дневальный!
– продолжает прапорщик.

– Здесь!
– басит Юрик первый.

– Готовь станок ебальный!

Иногда товарищ Полено интересуется насчёт посыльного... Тогда следует:

– Посыльный!

– Здесь!

– Готовь станок дрочильный!

Затем прапорщик Полено проверяет наши знания "Устава полевой службы". Армейский Устав, несомненно, являлся его любимой и настольной книгой.

– Курсант Рабинович!

– Здесь!
– звонко пищит Юрик второй и делает шаг из строя.

– Доложи-ка нам, курсант Рабинович, - сколько очков в армейском туалете полагается по Уставу на одну роту солдат?

Невежественный курсант Рабинович отвечает наугад: "пятьдесят, товарищ прапорщик!"

– Ну, ты и загнул, Рабинович..., пятьдесят..., - здесь тебе не санаторий! Устава не читаешь..., а там чёрным по белому написано, для таких "учёных" олухов, как ты, что "в расположении взвода должно иметься шесть очков" - то есть по одному очку на каждые пять человек. Вот и давай считать. Рота, в среднем, состоит из ста двадцати военнослужащих. Тогда делим сто двадцать на пять... и получаем - на роту приходится двадцать четыре очка! Вот так, курсант Рабинович, - это тебе не интегралы извлекать! Встать в строй!

Пристыжённый и покрасневший до ушей Юрик второй, под общий смех, пятясь, занимает своё место в строю.

– Отставить смехуёчки!
– грозным, командным голосом приказывает прапорщик и продолжает занятие.

– Кстати, - к вопросу об очках, товарищи курсанты. Прогуливался я вчера вечером по лесу, вокруг расположения лагеря. Вечерок такой тихий, тёплый, дышится славно, пахнет хвоей - ну прямо благодать. И вдруг чувствую носом - потянуло чем-то не тем. Гляжу под ноги, а там - огромная куча говна! Чуть было не вляпался в своих новеньких яловых сапожках. Прошёл ещё немного, смотрю - опять говно лежит, потом чуть подальше - ещё и ещё... "Что же это такое?" - думаю, - "Какой же гад засрал весь лес?!" И понял я, довольно быстро, что говно - это ваша работа, товарищи курсанты! Смехуёчки отставить!

– Что же это делается, - вместо того, что бы купить в лагерном киоске газетку, пойти с ней в прекрасную деревянную уборную, выделенную нашей роте, - с двадцатью четырьмя, - повторяю - с двадцатью четырьмя очками, сесть там спокойненько на корточки и сделать своё дело, почитав параллельно газетку, а, потом, этой же газеткой и подтереться, - как должны поступать все культурные люди, - вы, товарищи курсанты, засираете, я извиняюсь, природу! Нехорошо, не культурно получается. Надеюсь, что вы меня правильно поняли, и больше такое не повторится.

– Да, насчёт газет... Газеты покупайте в киоске около офицерской столовой! Две копейки - штука: не обеднеете. И, чтоб не думали мне пиздить прессу из подшивок "Правды" и "Красной Звезды" в Ленинской комнате! Газеты не для того там разложены, а представляют собой наглядно-агитационный материал! Вот так.

Да, прапорщик Полено являлся незаурядной личностью. Рассказывали, что в своё время он имел чин старшего прапорщика (редкое воинское звание, даваемое особенно заслуженным прапорщикам) и служил в Хлюпинской в/ч по хозяйственной части - приставленным к складу с провизией, получая сто восемьдесят рублей в месяц. Деньги, конечно, - не ахти какие, и их, разумеется, не хватало, чтобы прокормить самого старшего прапорщика (пропивавшего, вдобавок, немало), его толстуху-жену Геклу Власовну и двух его рыжих задиристых сынков - Вована и Коляна Полено-младших.

Стал тогда наш старший прапорщик думать, как выйти из своего финансового кризиса? Вот тут-то и обнаружились у него удивительные способности бизнесмена! На складе, за который отвечал товарищ Полено, хранились несметные запасы армейской провизии. Тут тебе и увесистые, малость подпорченные мышами, мешки гречки и сахара, и несметные батареи блестящих баночек с консервированным минтаем в томатном соусе, и, конечно же, - самое вкусное, - запакованные в объёмистые картонные ящики, оцинкованные банки говяжьей тушёнки, завёрнутые поштучно в промасленную бумагу, - чтобы не ржавели. Вот на этих-то банках прапорщик и решил провернуть деловую афёру.

Для осуществления своих коварных замыслов товарищ Полено вошёл в сговор с главным поваром Хлюпинской в/ч товарищем Холдыбой - тоже старшим прапорщиком, - разбухшим, как долго барахтавшийся в кипящей воде вареник, лысым хохлом. Холдыба стал не докладывать в котлы с солдатским супом мясную приправу. На один такой объёмистый котёл по уставным нормам полагалось две четырёхсотграммовых банки тушёнки, - а он клал только по одной. Остававшиеся излишки ценного мясного продукта прапорщик Полено сбывал (и весьма прибыльно!) жителям близлежащей деревеньки Нижние Хрены.

Со временем, солдаты стали ощущать недостаток в рационе питания и, по-видимому, кто-то из них стукнул об этом куда надо.

Приехала комиссия, недовес мяса в котлах был вскрыт, и, как следствие, оба старших прапорщика были понижены в звании до просто прапорщиков и переведены на другую работу - подальше от соблазнов. Холдыба возглавил команду солдат-садовников, стригших в расположении части кусты, посыпавших гравием дорожки и иногда даже (к приезду инспектирующего генерала) красивших в зелёный цвет траву. Наш же друг - Полено - был направлен на поприще воспитания молодёжи. В течение учебного года он муштровал на плацу в/ч солдат-новичков - "салаг", - а летом учил уму-разуму лагерных студентов-курсантов. До воспитания более зрелого контингента: солдат одногодок - "бугов" или двухлеток - "дедов" и "дембелей", начальство товарища Полено пока не допускало, - говорило: "маловато квалификации...".