Омут
Шрифт:
может, тогда вытащить его куда-нибудь за гаражи, а?
Не по статусу, конечно. Сын мэра как никак, но… Ой, да поебать!
Мысль настолько соблазнительна, насколько соблазнительна Отрадная с заплетёнными в высокий хвост волосами, благодаря чему открывался вид на её умопомрачительно красивые хрупкие ключицы с изящной шеей, помадой на губах, ещё сильнее манящих попробовать их на вкус, и стройными ногами, вид которых свёл его с ума несколько лет назад. Уровень - максимум, а если конкретнее, то овер-охуенно. До шума в ушах и
Только не говори, Алёнка, что для него такая красивая!
Не для него же, да?
Пожалуйста, бл*ть, только не для него!
Девушка, словно слыша его мысли, качает отрицательно головой, пробормотав что-то себе под нос. Что именно Кир не слышит, а вот Королёв напротив ещё как слышит и скалится бесяче так, довольно, как отбитый на всю свою белобрысую бошку ебанат. Хотя почему “как”?
– …ну, это мы ещё посмотрим, кроха. Не переживай.
Авдеев издевательски вскидывает бровь.
– Да, Отрадная, кому-кому, а тебе переживать точно не стоит.
– Может, тогда уточнишь кому стоит, чтобы… Ну… - не менее издевательски тянет в своей манере Рома.
– Сомнений ни у кого не было
– А ты мозгами хоть раз в жизни воспользуйся и тогда быть может и сомнений никаких не будет.
– Время идёт, а ты всё такой же душный, что пиздец. Ещё надеешься на что-то… - с намёком кивает на девушку, кажется, совершенно потерявшую надежду их успокоить.
– И кому из нас после этого мозгами нужно воспользоваться? Хотя, знаешь, не утруждайся и просто послушай меня. Ничего тебе, дружище, не светит, смирись и съебись подальше, пока…
Кир закидывает голову назад и ядовито смеётся в голос, прерывая его бред. Стадия бешенства прошла. Да здравствует стадия “закатать в асфальт и сказать, что так и было”!
– Алён, отойди, пожалуйста, - просит спокойно с сумасшедшей улыбкой, продолжая посмеиваться.
– И не обессудь потом, ладно? Сама видела, я давал ему шанс.
Отрадная округляет глаза, без труда поняв к чему он ведёт. Приоткрывает губы, чтобы что-то сказать, тянется к нему, но не успевает сделать и шага, потому что Королёв опускает ладонь ей на талию и крепко сжимает, удерживая на месте. И это на него действует как чёртова красная тряпка.
ты меня простишь потом, Алён.
Всё для этого сделаю, а пока…
Секунда на вздох и… И вдруг его хватают чьи-то руки, оттягивая на пару шагов назад. Захват сильный. Знакомый. А облегчение в девичьем голосе звенит колокольчиком и карие глаза ярко вспыхивают радостью.
– Миша! Ты… Боже, как же ты вовремя!
Рядом слышится знакомый опять же смешок и иронично-хрипловатое:
– Эпично я появился, да, Алён?
Мишка оттаскивает его ещё на шаг в сторону и матерится под нос от натуги. Кир же осознать появление друга не может. Тумблер переключён. Планка упала. Перед глазами чужая рука на той, что его голову ни на миг не покидает.
Пиздец тебе, Королёв.
Не за слова твои поганые, а за неё.
За то, что мою, МОЮ, ЯСНО, БЛЯТЬ?!, трогаешь, падла.
Авдеев мог
наплевать на его возвращение, мог пропустить мимо себя его выпады в свою сторону, мог наступить себе на горло и смириться с Ромкиным существованием на одной планете с Алёной в целом ради неё же, но наблюдать за тем, как он её вот так вот открыто касается, трогает, к себе прижимает… Не-е-ет уж, увольте.Он не вышел из рая, чтобы обладать ангельским терпением и всепрощением.
Он ни на кого кроме неё смотреть не может.
Он, вашу мать, любит её и себе без остатка хочет.
– Руки, сука, от неё свои убери!
– приказывает, рыча.
Бывший лучший друг смотрит на него с выжигающей здравомыслие напрочь насмешкой и наигранной жалостью, которая бьёт по гордости, как настоящая. Не боится, не переживает, не вызывает себе заранее скорую, а наоборот, ловит кайф с его реакции и останавливаться явно не намерен. Безнадёжный, нахуй, псих.
– Не-хо-чу, - тянет лениво по слогам и вместо того, чтобы послушаться и тем самым спасти свою никчёмную жизнь, он обнимает Отрадную уже двумя руками.
– Да и с какой стати, интересно? Просто из-за того, что ты смириться не можешь с тем, что не твоя? Самому-то не смешно?
Она происходящего будто бы и не замечает. Не слышит, что Королёв пиздит, не чувствует, как он её к себе притискивает, не обнимает в ответ, только ворочается в его хватке, оборачивается и не сводит с него, Кира, своих глаз-омутов.
и каково тебе там, в его, ЧУЖИХ, руках, Алёнка?
а в моих каково было? Всего пару дней назад, помнишь?
Миша цокает языком и усиливает хватку, зная, что если даст слабину, то станет свидетелем как лучший друг, нет, брат, просто напросто заработает себе парочку-тройку уголовных статей в личное дело.
– Ромыч, за себя не боишься, так об Алёнке подумай, - призывает к здравому смыслу, которого у Романа не было никогда.
– Оно ей надо, возле твоей койки в реанимации сидеть, а Кирюхе передачки таскать?
– Тебя, Миха, никто не спрашивал, отъебись, - не глядя на него, небрежно отмахивается Королёв.
– И я тоже НЕ рад тебя видеть, а вот тебя, Алён, наоборот. Как твои дела? Классно выглядишь, кстати! Да ведь, Кир? Дыши, если согласен.
Романов, отшучиваясь, тараторит, как делает всегда, когда пытается найти выход из ситуации, и специально переводит его внимание на девушку, прекрасно зная, что всё что касается её, он не сможет пропустить мимо ушей. Так и происходит. Кир не в силах проигнорировать, не в силах не смотреть и, конечно же, не в силах ею не дышать.
– Сп-пасибо, Миш. Д-дела н-нормально, - девичий голос подпрыгивает от волнения.
– Ты к-как? Как зд-доровье?
– Уже гораздо лучше. Сегодня выписали, так что, как видишь, я здесь. Решил от врача сразу на пары, а то и без того пропустил много, столько ещё отрабатывать придётся…
– Да? Мне показалось, что у тебя всё ещё голос нездоровый, когда ночью смотрела…
Она вдруг замолкает, распахивает шире глаза, так не сведённые с него ни на мгновение, и… Краснеет. Очень неожиданно, ярко и чертовски, до сбившегося сердечного ритма мило. Повисает тишина. Королёв слегка хмурится молчит, не понимая о чём идёт речь. Кир, медленно соображая из-за своего взбудораженного состояния и её такой красивой напротив на расстоянии шага, тоже. Мишка же осознаёт первым, расплывается в задорной солнечной улыбке и толкает его плечом в бок, мол, говорил же тебе, что сработает. И только после этого до Авдеева доходит.