Омут
Шрифт:
Ночью…
Смотрела…
на меня, да, Алёнка?
на меня?
Он не мог вчера найти себе места с момента её ухода с Ромкой. Не мог стереть картинку её с другим. Не мог избавиться от панических мыслей, что всё, пиздец, не успел, упустил, потерял. Вспоминал времена, когда считал Королёва другом, о его словах о ней, о намёках на Алёнкин счёт, о том, что и смотреть в её сторону не стоит. Тогда Кир ещё не знал как в неё встрянет и списал интерес при первой кратковременной встречи с темноволосой девчонкой на буйство гормонов и приятную глазу внешность. Выяснять о том, что именно Ромку и его новоявленную сводную сестру связывает, не стал, но слова того, произнесённые
– Нет, дружище, не надо. Не смотри так. Я за неё горло всем перегрызу.
Вроде бы и прямо не сказал, что сам на неё виды имеет, и в то же время свою территорию очертил, а он и не полез. Друг же всё-таки. Лучший. Да и не его это дело, пусть и зацепила она. Тогда было не его, а сейчас… А сейчас изнутри от ревности горел. Грёбаным синим пламенем. Неизвестность почву из-под ног выбивала. Одно сомнение давило на горло сильнее другого.
Было у них всё-таки что-то или нет? А кем-то особенным друг для друга они были? А на данный момент, когда не дети уже и можно на совершенно другом уровне и в других плоскостях отношения строить… На данный момент что?!
Было?
Есть?
Будет?
Да хуй там! Легче сразу из окна вышагнуть, а лучше помочь это сделать Королёву, чтобы наверняка все шансы на “было” с “есть” и тем более “будет” на корню ликвидировать.
Ни дела, ни забота о брате, ни очередные бодания с отцом вулкан в душе не потушили. К ночи совсем тяжко стало. Нутро рвалось по уже знакомому адресу, забрать своё, спрятать, присвоить и как себя удержать он не имел никакого понятия. Миша, скучающий на больничном и сетующий на то, что опять пропустил всё самое интересное, пытался, как мог, ему помочь, отвлечь, от необдуманных поступков на эмоциях уберечь, но легче было Авдеева к батарее цепями привязать, чем словами уговорить не пороть горячку.
Как оказался на баскетбольной площадке, где раньше с тем же Романовым, младшим братом или приятелями любил зависать до автоаварии, где мяч нашёл, сколько по времени на ней круги наворачивал, не помнил. Что Миша говорил и какие доводы приводил в пользу сохранять спокойствие и не вестись на провокации Королёва не слышал. Пытался физической нагрузкой, одними и теми же движениями, ночным холодным воздухом себя в руки взять.
Лёгкие горели. Мышцы приятно пекло. Мяч летал по нужной траектории раз за разом в кольцо, а перед глазами… Не кольцо, нет. Не площадка, освещённая по периметру фонарями. Не Мишка даже. Как обычно она. Отрадная.
А потом в один момент вдруг щёлкнуло будто что-то. И разум на мгновение прояснился. Пришло осознание - где, что делает, с кем. Прислушался к болтовне друга, обернулся и понял, что без своего на то согласия стал звездой Мишиного прямого эфира в соц.сетях. Первая реакция - начистить шею, потому что терпеть этого всего не мог, а вторая, когда Романов объяснил свои мотивы, придушить за то, что даёт ему надежду.
– …никто этот эфир не видит, Кирюх! Кроме неё! Я всем остальным доступ ограничил, понимаешь? Ты ничего не теряешь. Если она не посмотрит, значит, об этом всём… - обводит рукой площадку и его.
– Никто кроме нас двоих знать не будет. А если Алёнушка твоя всё-таки посмотрит, то… - этот великий кудрявый комбинатор с намёком дёргает бровями и улыбается.
– Значит есть интерес и сам понимаешь какого он рода.
Идея на тот момент показалась наибредовейшей и была таковой до этой самой секунды. До её смущённого взгляда, розовых щёк и такого очевидного, невероятно вкусного стеснения, что разоружают его подчистую. И так мгновенно на недовольного сейчас Королёва похер становится. Закатать его в асфальт хочется за прошлое и настоящее по-прежнему, ярость с ревностью никуда не исчезают, собственничество также ревёт в венах, требуя своё, но… Она смотрела. Смотрела! На него! И сейчас смотрит. И от его взгляда волнуется. И…
Парень выдыхает, зависнув на любимом лице. Приклеившись к ней душой, волей, сердцем намертво. Впитывая её реакцию на себя, между прочим ни хрена не как на друга.
Алёнка… Я же не придумал себе?
Мне же не показалось?
Она
прижимает ладони к щекам. Моргает растерянно. Стесняется ещё больше и Миша, довольный донельзя тем, как в итоге легли карты и что он был прав, спасает её игриво непринуждённым:– Да это так, знаешь, остаточное что-то. Но спасибо, что интересуешься моим… Эм… Здоровьем.
– Так… - Рома щурится. Спесь с насмешкой слетают с него, обнажая раздражение и никуда недевшееся непонимание.
– Какого хрена, а? О чём вы?
– А тебя, Ромка, никто не спрашивал, - улыбаясь ещё шире и счастливее, возвращает ему его же фразу Миха.
– Так что отъебись.
Воспользовавшись моментом, Романову, наконец, получается сдвинуть Кира, не сводящего глаз с Отрадной, с места гораздо меньшими усилиями, чем несколько минут назад. Проходя мимо Лили, он быстро наклоняется к ней, всё это время молча наблюдающей за происходящим со стороны, что-то тихо говорит, отчего та громко и показательно фыркает, то ли от недовольства, то ли сдерживая смех, и ведёт его дальше вдоль рядов, в самый конец аудитории. Надавив на плечо, заставляет опуститься на стул, затем, заглянув в лицо и убедившись, что кровопролитие откладывается на неопределённый срок, тоже с облегчением выдыхает, но руку на всякий случай не убирает, крепко удерживая на месте.
88. Кир
Вместе с другом его какое-то время удерживает ещё и робкое Алёнкино внимание на паре. Её взгляды с украдкой на него, брошенные через плечо. Её по-прежнему розовые щёки и ответы невпопад на вопросы Королёва. Но стоит только девушки исчезнуть из его поля видимости как всё начинается заново. Ревность, мысли, сомнения. Изо дня в день, ночь за ночью, в одиночестве и на людях. Вынеся из их стычки выводы, бывший лучший друг меняет стратегию и теперь не отходит от Отрадной ни на шаг, каким-то образом умудряясь сделать так, что они почти не сталкиваются друг с другом помимо занятий и то только взглядами, но этого чертовски мало, а как подобраться к ней и при этом Рому не удавить Кир придумать не может. Эмоции мешают. А их в свою очередь распаляют слухи и сплетни, основываясь на том, как Королёв постоянно Алёну касается по поводу и без, обнимает, играется с прядями волос, заглядывает преданно в глаза и своими дурацкими шутками заставляет её улыбаться, а иногда даже и смеяться. Авдееву и без того наблюдать за этим со стороны, мягко говоря, как ржавым ножичком по одному крайне чувствительному месту, так ещё и параллельно слышать отовсюду шёпотки, наблюдать за откровенно любопытными взглядами в их сторону и интересом как к новой парочке на курсе… Ох, блять. Просто застрелите, чтобы не мучался.
И уйти бы, чтобы не смотреть, не слышать, не слетать медленно и верно с катушек да только потом сам же себя и сожрёт, потому что быть на расстоянии, не видеть происходящее своими глазами и не иметь возможности вмешаться ещё сложнее, чем вот так наблюдать со стороны, как пёс, посаженный на цепь. Чувствует себя из-за этого грёбанным мазохистом. Не может ни послать всё это к чертям, ни смириться. Ни уйти, не остаться. И если днём было чуточку легче, потому что одним с ней воздухом дышал и по одним и тем же коридорам ходил, то ночью… Пиздец ему ночью наступал. Срывало пуще прежнего. Чуть ли не на стены лез от мысли, что Алёнка там, с ним, с Ромкой, на одних квадратных метрах… Глаза закрывал и фантазия, подпитанная яростью, ревностью, неопределённостью их отношений, такие картинки с рейтингом “18+” подкидывала, что казалось на месте же и загнётся. Ни вздохнуть, ни выдохнуть. Где бы не находился, куда бы от себя сбежать не пытался, а места отыскать не получалось. Ни дома, ни в машине, ни на улице.
Рядом с тобой, Отрадная.
Быть рядом с тобой - моё самое любимое место.
Законное. Предначертанное. Необходимое.
Попытка уснуть - как плохая шутка. Думать о ком-то или о чём-то ещё, кроме девчонки с глазами-омутами и постоянно ошивающегося рядом с ней бывшего лучшего друга, а по совместительству зарвавшегося в край придурка, что не уставал демонстрировать на неё свои права, как хуёвый стендап от одноклеточного наподобие Королёва.