Омут

– У меня есть космонавт! И лакета! Настоящие!

– Правда? Не обманываешь?

Егор просится на пол и, только оказавшись на своих двоих, уверенно хватает старшего брата за руку и нетерпеливо тянет к себе в комнату, на ходу болтая об игрушках. Мама, побледнев от злости, но не имея возможности её выразить и изменить происходящее, скрывается в спальне, хлопнув дверью, и в прихожей остаются всего два человека.

Она, Алёна, оглушённая запоздалым осознанием, и отчим, не вызывающий в ней сейчас ничего, кроме горечи, глухого гнева и обиды. Не за себя. За Рому. За шестнадцатилетнего подростка, которого собственный отец во избежание угрозы репутации и своему идеальному образу решил вычеркнуть из жизни, лишив выбора, свободы и, самое главное, какой-никакой, но семьи.

– За что ты так с ним?
– выдыхает вполголоса, точно зная, что услышит.

– Я всегда поступаю так, как считаю нужным.

Девушка оборачивается, встречаясь с ним взглядом. Ещё совсем недавно она едва вырвалась из-под его влияния, едва могла дышать, стоя на расстоянии пары шагов от него, едва себя помнила, смотря ему в глаза, а теперь… Словно оборвалось что-то. И дыхания стало не хватать совершенно по-другому поводу.

– Ты… Ты себя слышишь, Олег? Ты от своего родного сына избавился, просто потому что так посчитал нужным?

– Не тебе упрекать меня в недостойном поведении, Алёна.

Её дёргает как от удара, а мужчина, будто и не считая, что сказал что-то ужасное, подходит ближе. Чертит глазами пытливо по распущенным волосам, бледному лицу, телу так, словно имеет на неё, от макушки до пальчиков ног, полное право.

– Он же тогда ребёнком был… Всего лишь ребёнком, совершившим ошибку, Олег.

И я… Я тоже ребёнком была, когда ты…

Королёв жёстко улыбается и, подняв руку, будто случайно касается её шеи. Замирает у ключицы, где любит оставлять следы своих поцелуев, иногда грубых и болезненных, иногда нежных и ласковых, иногда собственнических и властных. А потом решительно и по-хозяйски запускает пальцы в волосы, обхватывая большой ладонью затылок.

– Девочка… - понижает голос и тянет на себя, не замечая её сопротивления.
– Моя, - в очередной раз нарекает приговором, как к пожизненному заключению.
– Ты же ничего не знаешь, но зачем-то лезешь. Упрямая.

– Олег, прекрати! Что ты…

Девушка упирается в его грудь в попытке остановить, но силы явно неравны. Пытается отступить на шаг и снова провал. Пытается отвернуться да только пальцы другой руки уже держат за подбородок, вынуждая смотреть в ореховые глаза.

– Что и всегда. Что считаю нужным.

– Рома твой сын!
– шепчет беспомощно.
– Не проблема, которую нужно устранить и выкинуть из головы. Не котёнок, которого можно бросить в лесу и уехать. Не чужой человек, а сын! Сын, Олег!

– Я прекрасно об этом осведомлён, иначе бы…

83. Олег

– Иначе что?
– не отступает она, даже загнанная в угол и полностью в его власти - как отдельный вид искусства.

Иначе бы решил вопрос кардинально. Крутись рядом с ней такой невыносимый, взбалмошный и не поддающийся контролю щенок, обиженный на весь мир за то, что с ним не цацкались до совершеннолетия как с сопливой трёхлеткой, и не являющийся при этом всём его сыном, то Олег бы действовал наверняка и сегодняшнее представление не случилось бы никогда. Рома же носит его отчество и фамилию и этот факт меняет, может и не всё, но достаточно, чтобы позволить ему больше, чем другим. Чтобы в первую же секунду после возвращения не отправить его туда, где ему самое место - на цепь системы. Жестоко? Нет, Олег просто не обманывается ни насчет себя, ни насчет родного сына. Чем дальше Роман находится от него, Алёны и остальной семьи, тем лучше. Для всех лучше. Во избежание проблем, которые Рома профессионально создаёт на каждом своём шагу. Во избежание истерик и недовольства жены, для которой его старший сын как бельмо на глазу. Во избежание близких взаимоотношений с Алёнкой, грозящих перерасти из детской привязанности в то, что Королёву совершенно не по нраву. И, учитывая всё это, мужчина не понимает, почему Отрадная считает по-другому, смотря на него с таким шоком и осуждением, будто он говорит и делает что-то невероятно ужасное.

Как же ты ещё молода, девочка.

Как вкусно наивна…

Кажется, ещё совсем недавно она точно также стояла напротив него, упрямо требуя объяснений о Роминой пропаже и сведения о его местонахождении. Ему тогда было совершенно не до неё, совсем юной и абсолютно не вписывающейся в его систему ценностей и приоритетов. Во главе всего на тот момент стоял вопрос с семейкой Авдеевых, требующий быстрого решения и недопущения развития его в полномасштабный конфликт из-за подложенной Ромкой свиньи. С кем-с кем, а воевать с мэром четыре года назад Королёв желанием не горел, особенно после того как узнал о всех делишках сына в подробностях. И не потому что было стыдно за свой родительский недосмотр, а потому что прекрасно отдавал себе отчёт, что с такими картами на руках о том, чтобы выйти из воды сухим, не стоит и мечтать. Будь на месте Авдеевых кто-то другой, не зацепи сын именно их, думай он головой, то ещё можно было бы пободаться, а так… Бессмысленно. Рома перешёл черту, после которой дорога по сути одна - по малолетке в места не столь отдалённые. Не знай Олег на своей шкуре каково это, сгорать заживо по ту сторону бетонной стены и железных прутьев, то может быть и не рвал жилы, пряча старшего отпрыска с глаз долой, пока Авдеевы, опомнившись, не взяли за жабры их обоих, в элитное военное училище, негласно имеющего статус исправительного учреждения для проблемных детишек богачей. Но он знал и до сих пор помнил каждую секунду, проведённую там не по своей воле и даже не по своей вине, поэтому, как бы зол на сына не был, а допустить, чтобы Рома прошёл через то же самое да ещё и в таком возрасте не мог. Условия в элитной клетке, зовущейся училищем, конечно, были далеко не сахар и по сути мало чем от зоны отличались, но всё же, на его взгляд, муштра с дедовщиной гораздо лучше, чем рычащие псы конвоя, окружение из отбросов общества и впаянная гадкая статья ярлыком на всю жизнь. И разница между пятью годами, проведённых там, и даже с годом в колонии для несовершеннолетних зарвавшихся сопляков без будущего была очевидна, но почему-то только ему, Олегу, одному.

Я не злодей, Алёна.

Я просто взрослый человек, принимающий реальность такой, какая она есть.

В ней, в этой самой реальности, жёсткой и циничной, правил нет. “Хорошо” и “плохо” особого значения не имеют, а вот сила в любом своём проявлении будь то деньги, власть или связи наоборот решает всё. На тот момент, четыре года назад, она была на стороне Авдеевых, сейчас положение дел обстоит кардинально другим образом, но в то же время не настолько, чтобы ослабить контроль и позволить сыну всё испортить снова. А в том, что Рома вернулся на полтора года раньше окончания обучения да ещё в обход него именно ради этого, сомневаться не приходится. Каким образом у него это получилось Королёву ещё предстоит узнать, а затем, ради его же блага, вернуть в изоляцию от остальной семьи обратно. Не важно в училище, рехаб или куда-нибудь ещё. Главное, подальше. Главное, чтобы дочь жены впредь никогда так на него не смотрела, не делала выбор в чужую, не его, Олега, пользу и не проявляла столько воли, им, казалось ещё вчера, под корень вытравленной. Ни к чему она ей. И Рома, деструктивный, способный привязать к себе и повлиять на неё в негативном ключе, тоже ни к чему. И взгляда, полного укора, с несвойственным ранее блеском, словно у влюблённой девчонки, у неё быть не должно.

Ты же моя, девочка.

Неужели забыла?

Наклоняется к ней ниже, тянет носом воздух в сантиметре от нежной кожи и, не желая отвечать на её вопрос, говорит о том, что его действительно волнует.

– Я соскучился по тебе, Алёна, - давит ладонью на её поясницу, вынуждая прогнуться и соприкоснуться с ним нижней частью тела, отчего во рту пересыхает в то же мгновение.
– Соскучился…

Девушка на мгновение замирает, как оленёнок в свете фар, а потом упирается руками ему в грудь, стараясь отстраниться, и панически мотает головой.

– Нет-нет-нет, Олег. Нет!

И так это звучит… Не как раньше. Не от страха, что их застукают домашние. Точнее не только от него одного. Будто ещё что-то, что её от него дистанцирует, есть. Что-то очень глубокое и тщательно от него спрятанное там, куда ему входа нет. Она не пускает. Его там не хочет. Бережёт что-то очень для себя важное и дорогое. Защищает. Он замечает это уже какой раз подряд, но конкретно определить для себя в чём причина и понять сходу, как раньше, чем заняты её мысли, не может.

Что у тебя внутри, Алёна?

Или кто ?

Рома? Может быть, но сын вернулся только сегодня. Хотя… Этот момент ещё предстоит проверить.

– Уверена?

Ведёт носом, по нежной девичьей щеке к виску и выше, зарываясь в распущенные волосы. Чуть сильнее сжимает пальцы на затылке, контролируя её движения и заставляя стоять на месте неподвижно.

Вот так.

Так правильно.

Опускает руку с поясницы ниже, к ягодицам, прикрытым лёгкой тканью юбки. Оглаживает по-хозяйски соблазнительные, знакомые ему от и до изгибы и ведёт ладонь ещё ниже, под эту самую ткань, чтобы кожа к коже и… Вдруг слышит затравленное:

– Я буду кричать, Олег, - давит ему на грудь изо всех сил.
– Пусти!

Королёв останавливается, но руки не разжимает, продолжая стискивать своё, а она от макушки до пальчиков ног была, чёрт побери, его, и прикрывает веки, сдерживая желание сломить её сопротивление в несколько быстрых и выверенных движениях. Ладонь на пухлые губы, развернуть спиной к себе и грудью вплотную к стене, задрать юбку, а после в одно целое, до упора, до искр и жара в венах. Прямо здесь, в грёбанной прихожей, в нескольких метрах от жены и сыновей. Так, что даже на крик сил не останется. С оттяжкой, грубее, чем обычно, но, как всегда, сладко до одури.