Омут

Бл*ть, Отрадная, неужели не видишь, что ты со мной делаешь? Как все “нельзя” перестают иметь для хоть какое-либо значение? Как я, обезоруженный, уставший и с самого начала принадлежавший лишь тебе, сдаюсь?

Потому что это конец. Конец прежней жизни, которую Авдеев так тщательно от неё охранял, а она ловко обошла всю его защиту и проникла в самое сердце. Конец отрицанию и борьбы с самим собой. Конец абсолютно всему, что могло бы его от неё спасти.

– Нет, я не повезу тебя в гостиницу.

14. Кир

Голос хриплый. Простуженный, словно снова всю ночь просидел у открытого окна, выкуривая сигарету за сигарету, надеясь вытравить её из мыслей едким дымом. Ломкий, будто не то, что говорить, а даже дышать больно.

Ты собственными руками сейчас себя закапываешь, Авдеев. Сам, понимаешь?

Ты же потом, когда она уйдёт, загнёшься. Просто сдохнешь там один.

Кир понимает. Прекрасно понимает и осознаёт, что потом слетит с катушек. Знает, что потеряет все оставшиеся разумные аргументы, которые помогут ему хоть как-то продержаться без её близкого присутствия. Знает, что потом бессонными ночами и навязчивыми мыслями так просто не обойдётся. Знает, но… Но, кажется, он в любом случае свихнётся. Поэтому терять ему нечего.

– Что? Почему? Ты же сам сказал, что отвезёшь, и я…

Она непонимающе сдвигает брови к переносице и этот взгляд ему, как удар ножом в грудь. Вскрывает все внутренности, ломает рёбра и хочет добраться до сердца, которое сейчас лихорадочно бьётся где-то в глотке.

– Я не отказываюсь от своих слов, но… - парень заводит машину и аккуратно выруливает с парковки. – Я не отпущу тебя в неизвестно какую гостиницу одну.

– Мне всё равно больше некуда идти.

– Ошибаешься, Отрадная.

– Я не понимаю тебя, - признаётся Алёна и устало откидывается на спинку сидения. – Но если это снова одна из твоих игр, Авдеев, то остановись прямо сейчас и я просто уйду.

– Это не игра.

– Тогда куда ты меня везёшь?

– К себе домой.

Кир с силой сжимает ладони на руле, когда слышит резкое и твёрдое:

– Нет, я не останусь у тебя. Останови машину!

– Алёна, послушай… - просит он, пытаясь оставаться спокойным.

– Останови машину!

Её глаза наполнены страхом, который проявляется в побелевших пальцах, стискивающих ремень безопасности, и дрожью в голосе.

– Отрадная, я не причиню тебе вреда.

В горле першит от того, как вместо этих слов ему хочется произнести совершенно другое. Тайное. Сокровенное. Честное.

– Я тебе не верю!
– выпаливает она совершенно очевидную и горькую для него истину.

– Я знаю!
– повышает тон Кир, останавливаясь на светофоре и поворачивается к ней корпусом.
– Знаю, слышишь? Я знаю, что ты обо мне думаешь. Я знаю, куда ты хочешь меня послать. Знаю, что ты не хочешь видеть меня рядом с собой, но, прошу тебя, давай оставим нашу неприязнь до тех времён, когда у тебя не будет разбитых коленей и вероятного сотрясения мозга! Я, бл*ть, не конченная мразь, чтобы издеваться над тобой в таком состоянии! Поэтому давай без истерик, ладно? Если твои родители вернуться раньше, то я сам тебя к ним отвезу, но пока их нет ты останешься у меня. Это не обсуждается.

Алёна молча сверлит его взглядом из-под тёмных бровей несколько долгих секунд, которые Авдееву кажутся вечностью. Он судорожно перебирает в мыслях варианты того, что могло бы хоть немного убедить её в его искренности, но получается хреново. Потому что единственное, пришедшее в голову и едва не сорвавшееся с языка "ты для меня всё"вряд ли поможет делу. Только сильнее всё запутает. Только сильнее её оттолкнет и испугает.

– Зелёный, - вдруг нарушает тишину она.

– Что?

– Загорелся зелёный свет.

Кир моргает и оглядывается, замечая громкий звук клаксона из машин, собравшихся позади. Чертыхнувшись, парень трогается с места. Ждёт от Алёны продолжения протеста, но она молчит всю оставшуюся дорогу до его дома. Только лишь, когда он останавливается напротив своего подъезда, отстёгивает ремень безопасности и, несмотря на него, говорит:

– Надеюсь, я не пожалею об этом.

Авдеев кривит губы в усмешке, чувствуя, как колется что-то в груди от её слов, пропитанных сомнениями. Как темнеет в глазах, когда Отрадная отказывается от его ладони, которую он протянул ей, чтобы помочь выйти из машины.

– Спасибо, но я сама справлюсь.

– До чего же ты, чёрт возьми, упряма, - вполголоса рычит парень себе под нос, забирая вещи с заднего сидения.

– Что ты сказал?
– подозрительно прищуривается она.
– Я не расслышала.

Тяжело вздохнув, он закрывает машину и, ничего не ответив, направляется к подъезду. В лифте девушка прижимается спиной к противоположной от него стене и Кир закатывает глаза.

– Ты ведёшь себя как ребенок, Отрадная.

Алёнка вспыхивает от его слов как спичка. Парень наблюдает за тем, как зажигаются яркие искры в её глазах, а по щекам разливается румянец. Он в эту же секунду зависает на ней, такой непривычной и незнакомой, и в последний момент успевает подхватить её под локоть, когда лифт, дёрнувшись, останавливается на его этаже, а девушка от неожиданности теряет равновесие.

– Сама, говоришь, справишься, да?

Она отводит взгляд и недовольно поджимает губы, но освободить руку или отойти не пытается. Только нерешительно замирает на входе в его квартиру, когда Кир распахивает перед ней дверь.

– Проходи, Отрадная, и не бойся. Я тебя не съем.

– Всего лишь покусаешь?
– вскидывает Алёна на него глаза.

– Если только сама попросишь, - усмехается Авдеев и, пока девушка не успела сообразить, мягко подталкивает её вперёд.

Отрадная осторожно переступает порог и оглядывает обстановку прихожей, когда Кир включает свет.

– Пойдём.

Аккуратно обхватив пальцами тонкое запястье, парень ведёт Алёну за собой туда, где ещё сегодняшним утром видел её во сне и бессчисленное количество раз ранее в алкогольном тумане и сигаретном дыме. Туда, где она мешает дышать одним лишь своим образом, который колючей проволокой обвивает шею, давя на сонную артерию. Где он обещал себе, что с ней никогда и ни за что, а теперь сам открыл перед ней все двери.

– Это моя спальня, - Авдеев, пройдя вглубь комнаты, оставляет её вещи на кровати.
– Ты можешь располагаться здесь.