Орден во всю спину
Шрифт:
– Не соглашусь, – отрезал Косой. – Должен быть другой способ. Рациональный. Рабочий. Такой, чтоб и не обнищать, и чтобы люди остались в долгу.
Он снова уставился в угли. Они потрескивали, бросая на стены блики, будто время само хотело спрятаться среди этих теней.
– Люди нынче стали… странные, – негромко продолжил он. – Добру не доверяют. А если доверяют, то только до тех пор, пока это добро им выгодно. Помнишь ту историю?
– Какую?
– Про нищего. Был в нашем районе один старик, сидел у перекрёстка, на ящике из-под капусты. Худая девчонка носила ему по утрам хлеб и варёное яйцо. День за днём.
– И что?
– Старик постучал к ней в дом. Хотел спросить – почему бросила? Муж выставил его в шею, обозвал нищебродом. Вечером – вернулся он. И убил обоих.
– Да ну, ври больше! – вытаращил глаза Лёха.
– Правда, – спокойно кивнул Ярослав. – Говорили потом, что он не просто нищий был. Когда-то что-то умел, кем-то был. Не сошёл с ума – просто сделал вывод. Что добро без продолжения – хуже предательства.
Он замолчал. Лёха сглотнул, поёжился от зябкости, которая пробежала по коже. Не от холода – от этой неспокойной, хрупкой правды, что звучала в словах друга.
– Так что, ты решил… быть осторожным? – негромко спросил он.
– Я решил не быть глупцом, – вздохнул Ярослав. – Благодарность нужна. Но нужно, чтобы она была заслуженной и осознанной. Не мимолётной.
– Ладно, – наконец выдавил из себя Лёха. – Подумай. А я тоже пошевелю мозгами. Может, придумаем что-то, чтобы и люди довольны остались, и мы при деле. Без крови, если получится.
И оба снова уставились в костёр, где угли с тихим треском рушились в пепел – как старые истории, в которых никто никому не обязан.
***
На следующее утро Ярослава разбудил не рассвет, не запах пыли или сырости – а гул голосов за стенами. С улицы доносился напряжённый, суетливый шум: кто-то переговаривался громко, кто-то что-то тащил, кто-то – смеялся.
Он, потирая глаза, откинул грубую занавеску, висевшую вместо двери, и выглянул наружу. Прямо перед его домом двигалась группа людей – те самые, что вчера прибыли из Крепости. Только теперь с ними был ещё один: высокий, сутуловатый мужик с хищными глазами и грубым лицом. Он явно знал толк в выживании – бывший охотник, уважаемый в их городе. Сейчас он буквально светился от радости, шагая плечом к плечу с представителями Крепости, будто попал в свиту великого князя.
Ярослав прищурился.
Тот самый охотник, который долгие годы был просто незаметным, вдруг оказался в центре внимания. Видно было, как важность и гордость струились с него, как с телеги пролитая сметана. Это был шанс – и он его ухватил.
А ведь многие тут начинали с того же. Случайное поручение от "господ из Крепости" – и вот ты уже хозяин собственного продуктового, как тот же старик Ван. Кто начинал с таскания грузов, кто с охраны, а кто просто угодил нужному человеку в нужный момент.
Когда-то Ярослав напрямую спросил Вана:
– Слушай, а что ты в них такого нашёл, в этих крепостных? Не все же там в золоте купаются.
На что Ван, хитро прищурившись, ответил:
– Да, в Крепости тоже есть нищие. Но только сильные и влиятельные могут входить и выходить оттуда свободно. Остальные сидят, как мыши
за решёткой. Понимаешь, парень?И тогда до Ярослава дошло: высокие стены Крепости не только держат наруже всех нежелательных, но и запирают внутри тех, кто слишком слаб. Не тюрьма, но почти.
Тем временем сам Ван – в своей неизменной куртке из замасленного драпа – шёл следом за группой. Когда поравнялся с Ярославом, задержался рядом на секунду, бросив взгляд, полный укоров.
– Эх ты, неблагодарный. Я тебе такую возможность подкинул, а ты что? Носом крутишь! А ведь они, между прочим, ищут себе гида, кого-то, кто знал бы здешние места, мог бы их водить, когда понадобится. Такой шанс, а ты…
Он не договорил – прошипел, мотнул головой и двинулся дальше, понурив плечи, будто разочаровался не только в Ярославе, но и во всём роде человеческом.
А Ярослав стоял, как громом поражённый. Он даже не подумал, что его отказ может обернуться чем-то большим. Что он не просто упустил возможность заработать, а упустил билет в будущее.
А если бы знал? – мелькнуло в голове. Отказался бы?
Ответ пришёл сразу. Да. Всё равно отказался бы.
Потому что ему бы, может, и позволили войти в Крепость. А вот Лёшке – нет. А как он мог оставить его? Здесь, одного?
– Брат, – раздался шёпот сзади. Лёха стоял, потирая руки, и смотрел вслед группе. – А может, попробуешь всё же договориться? Ты же в сто раз толковее этого старого Хромого. Он охотится хуже всех, да и дальше оврага никогда не заходит.
– Не городи ерунды, – резко ответил Ярослав, нахмурившись.
Конечно, внутри скребло. Возможность была настоящая, ощутимая, почти пахла жареным мясом и мылом, которого здесь не видели неделями. Но он уже выбрал. Пусть и тяжело.
– Ладно, пошли. В школу пора.
***
Школа, как всегда, встретила их гулким эхом пустых коридоров. В единственном классе, где ещё оставались ученики, возился у доски местный учитель. Он тер тряпкой грязную доску, оставшуюся после вчерашней лекции, и чуть не подпрыгнул, услышав шаги за спиной.
Обернулся – и побледнел. Ярослав с Лёшкой стояли у порога, как два призрака. Синие круги под глазами, ввалившиеся щеки, глаза – настороженные и уставшие.
– Господи, да вы же как из могилы встали! – выдохнул учитель. – Что у вас случилось?
Никто не ответил. Только за их спинами в окне промелькнули фигуры группы, покидающей город.
– С вами двоими всё в порядке? – спросил учитель с лёгкой неуверенностью, словно опасался услышать слишком правдивый ответ.
Ярослав и Алексей стояли на пороге класса, как два ночных сторожа после смены: мятого вида, с синими кругами под глазами, волосы торчат, глаза мутные, будто за ночь они не спали, а асфальт грызли.
Лёха кашлянул, собрался с мыслями и открыл рот:
– Просто брат настаивал, что…
Но не успел он договорить, как Ярослав метко огрел его ребром ладони по затылку – не сильно, но с выразительностью. Лёшка ойкнул и, насупившись, осёкся.
– Ничего такого. Просто не выспались, – спокойно проговорил Ярослав, будто это был обыкновенный понедельник, а не утро после ночного кошмара.
– Хмм? – Учитель приподнял бровь, но не стал копать. Уж слишком хорошо он знал здешнюю публику. Потому и перевёл тему: