Орлиное гнездо
Шрифт:
Корнел лег и забылся сном, в котором увидел плачущего сына, плачущую Василику… они умоляли его о спасении среди языков огня, которые пожирали самого витязя.
Через какое-то время Штефан вытащил раненого на воздух.
– Посиди тут, тебе это полезно, - сказал он.
Корнел, насколько успел оглядеться, понял, что заключен в какой-то крепостце. Оказаавшись снаружи, он удостоверился, что так и есть. Укрепление, возведенное или захваченное турками, было обнесено стеной, под которой расположились турецкие воины.
Было тепло, и
– Как она там? – наконец спросил турок.
– Она в Венгрии так же не на месте, как и у тебя в Турции, - ответил Корнел, не глядя на него. – Но она любит тебя и помнит, и будет любить до смерти. Это такая женщина.
– Я знаю, - спокойно сказал Штефан.
Корнел быстро взглянул на его красивое благородное лицо, дышавшее тонким превосходством; потом отвел глаза.
– Как твой брат? – тихо спросил он.
Корнел видел перед собой живого Штефана, отправленного с важной миссией, - это уже сказало ему немало; хотя на самом деле это знание было только начало догадок. Но, конечно, спрашивать напрямую он не мог.
Штефан некоторое время не отвечал, расправляя рукава рубашки, – а потом сказал:
– Плохо, дорогой.
Корнел закусил губу и запустил руку в отросшую бороду, догадываясь, что скрывается под словами турка. Лицо Штефана осталось бесстрастным, но видно было, как он печалится. Потом Штефан прибавил:
– Я теперь как моя княжна – воспитываю детей моего брата.
Они снова надолго замолчали, слушая, как трещат сверчки.
Наконец Корнел сказал:
– Андраши сидит в темнице. Он долго нарывался, чтобы его убили… даже меня подначивал… но я не послушал. И король тоже оставил его в живых.
Штефан улыбнулся, но ничего не ответил.
А Корнел вдруг попросил:
– Принеси мне мой меч.
Он знал, что меч его уцелел с ним.
Турок взглянул на него исподлобья – но не возразил. Поднявшись, он прошел мимо Корнела внутрь крепости; вскоре вернулся, неся меч витязя.
Подал его, обратив острием к себе; Корнел принял меч в левую, здоровую, руку.
И вдруг с такой силой всадил этот меч в землю, что тот ушел в нее до половины. Положив руку на серебряный с золотом эфес, Корнел сказал, глядя на Штефана:
– Я никогда не смогу расплатиться с тобой за мое спасение. И это не благодарность.
Он глубоко вздохнул.
– Я клянусь на этом мече, которым я добыл себе славу и жизнь, что, если мне суждено вернуться в Венгрию… то я никогда не подвергну бесчестью твою жену, тебя и себя.
Он тряхнул до сих пор гудящей от ушиба головой и посмотрел своему спасителю в лицо, обрамленное рыжими кудрями. Корнел все еще не мог взять в толк, как султан дозволяет приближенному мусульманину эти кудри.
– Ты веришь мне? – спросил витязь.
– Да, - ответил Штефан. – Но я никогда не прощу тебя, пока ты жив.
Он быстро встал и ушел в дом, оставив Корнела одного на пороге с мечом в руках. Щурясь на красноватое вечернее солнце, витязь сидел и смотрел, как на стене и под стеной ходят стражи.
==========
Глава 100 ==========Василика дожидалась Корнела долго – сколько воевал король Корвин; и когда увидела, как возвращаются войска, исполнилась радости и страха. Страха было больше. Василика знала, какой храбрец Корнел, - и разве не самые смелые гибнут в бою первыми?
Она, держа за руку Раду, вместе с толпою других жителей Буды вышла на улицу – встречать короля. Тот возвращался не с победой. Василика уже знала это: слухи, как это всегда бывало, опередили его величество, и именно нелестные слухи разбегались всего быстрее. Король, который ехал на белом коне бледный и измученный, держался со своим обычным приветливым величием; но подданные, шумно приветствовавшие его возвращение, уже знали, что он не воин.
Что же с того? Матьяш Корвин – наместник Господа на земле; а это значит все. Он может отправлять за себя сражаться других; и тем и будет стоять Венгрия, пока это угодно Богу.
Корвин салютовал подданным поднятой рукой, и женщины ахали при виде белой перевязи на монаршей деснице. Молодого короля благословляли, плакали. А Василика стояла ни жива ни мертва. Она знала, что вернись Корнел домой, он ехал бы в первых рядах, подле короля, - он многократно заслужил это право! Погиб! Пленен! Что из этого ужасней?..
– Где отец? – спросил ее и Раду: нетерпеливо, удивленно.
– Я… узнаю, дитя мое, - ответила Василика, немного укрепившись. – Потерпи! Мы подождем!
Она сжала руку Раду и быстро увела его в дом; и там, не в силах больше сдерживаться, убежала в свою комнату и расплакалась. Василика плакала, пока не потеряла голос; слезы, так долго сдерживаемые, разбередили ей душу – и уверенность в том, что с Корнелом стряслось несчастье.
Но, быть может, она рано убивается? Может, она просто не разглядела своего воина в рядах венгров?
Стемнело; дома Буды, должно быть, наполнились – которые ликованием, а которые и плачем. Над одним домом Корнела висела неразрешимая тревога. Василика сидела без сна и ломала руки.
Раду пришел к своей названой матери снова и долго не уходил от нее спать – чуял беду; пока Василика не отправила его в постель почти насильно. Она не могла сейчас думать ни о ком, кроме Корнела.
Она долго сидела не смыкая глаз, размышляла, сердце стеснялось все больше – и наконец Василика решила, что сделает. Она переждет немного – а потом пойдет к самому королю.
Василика еще не говорила с Корвином с глазу на глаз; даже вообще еще не говорила с ним – но сейчас не боялась этого. Король очень нуждался в Корнеле; и он был слабее Корнела, слабее валахов…
Василика стала на колени и долго молилась – не заученными, а своими словами, идущими от сердца. Она положила несколько земных поклонов и надолго осталась так, припав головой к полу.
– Мне все же страшно, - прошептала валашка.
Она перекрестилась и встала. Нет: ей не должно быть страшно. Как всегда в такие минуты, Василика ощутила, точно какая-то могучая сила толкает ее вперед. Могучие невидимые союзники держали ее под руки.