Орлиное гнездо
Шрифт:
Под руки ее и отвели в постель, и уложили; Василика даже засмеялась от этого странного чувства, чувства чужой воли над своим духом и телом.
Потом она уснула; и горела огнем, и всхлипывала во сне, и металась – как будто далеко от нее сейчас убивали что-то, без чего она не могла жить.
Еще два дня Василика провела в таком ожидании – она осунулась, почти не ела, почти не спала. Страшные образы грезились ей не только во сне, но уже и наяву. Раду притих и сидел в детской, не поднимая головы; когда Василика, повинуясь долгу, приходила к нему, Раду не откликался на ее объятия, на ласковые
Потом Василика, сжав сердце в кулак, решилась пойти к королю. Она приготовилась принять страшное известие; хотя для нее и Раду это означало смерть. Король содержал их лишь постольку, поскольку они жили с Корнелом; куда же им податься теперь?
Разве станет Корвин и дальше урезать расходы своего обедневшего двора, своей голодающей армии ради валашской семьи, которая ему отныне бесполезна? Василика уже знала характер короля – и не питала ложных надежд.
Она как раз собиралась выйти из дому, как услышала топот внизу и громкий стук; и громкие голоса. Василика застыла столбом. Кажется, Корвин опередил ее!
Василика стала быстро спускаться по лестнице, придерживая юбки; она во все глаза смотрела на двух гвардейцев в обшитых кольчужной чешуей кафтанах, при мечах, топтавшихся грязными сапогами в ее прихожей. При виде хозяйки, однако, один из венгров прижал руку к груди и поклонился.
– Сударыня, я имею приказ препроводить вас к королю. Именем его величества приказываю вам следовать за нами.
Василика стиснула руки, глядя на мощные тела, грубые лица вошедших. Она не сомневалась, что если она замешкается, они схватят ее и поволокут за собой, как мешок.
– Хорошо, - сказала она.
Офицер кивнул и отступил, пропуская ее вперед. Василика печально улыбнулась и толкнула дверь; конвой последовал за нею.
Ее повели быстро, но без грубости, без оскорблений. Гвардейцы короля шагали справа и слева от нее. Василика обоняла тяжелый запах мужских тел под форменной одеждой и думала, что никогда не замечала его у Корнела. Свое всегда сладко.
Господи! Неужели же он мертв!
Она зашаталась и почувствовала, как сильная рука офицера поддержала ее под локоть.
– Крепитесь, сударыня! – сказал венгр.
Она всхлипнула и закусила губу. Эти люди сочувствовали ей – и почему-то Василике казалось грешным, преступным принимать их соболезнования: как будто она вместе с ними сейчас хоронила своего дорогого друга и покровителя.
Они остановились перед входом во дворец. Обменялись несколькими словами с алебардщиками, стоявшими у дверей, - а потом прошли внутрь.
Василика никогда еще не бывала во дворце; и сейчас не ощутила его великолепия. Ее сердце затрепетало, как птица, когда над нею вознеслись высокие мраморные своды, а в глазах зарябило от богатых гобеленов и богатых одежд придворных. За этими гобеленами гнездились клопы, под одеждами царедворцев от нечистоты гноились язвы и кишели блохи. Католичество было прекрасно только с виду.
Ее вели коридорами, в которых ей встречались группки гвардейцев и знати, кидавшие на Василику мрачные подозрительные взгляды. Она радовалась, что не слышит их разговоров.
Наконец она и ее стража остановились перед дверями, у которых ей опять было приказано подождать.
И вот двери распахнулись, приглашая ее внутрь. Василика
осенила себя широким крестом и ступила в королевские покои.Сразу у порога она, повинуясь какому-то внутреннему велению, низко присела и склонила голову. Оставалась так, пока не услышала приказ подняться.
Корвин сидел в кресле - как когда-то принимал кузину, жаловавшуюся на невнимание Влада Цепеша. И так же, как на Илону, молодой король взглянул на Василику; и улыбнулся ей одними уголками губ.
– Не бойтесь, госпожа. Подойдите и сядьте.
Василика увидела пустое деревянное кресло по правую руку от его величества; король был так любезен, что позволял ей сесть в своем присутствии! А может, готовился сообщить ей такое, что ее ноги не удержат?
Глаза Корвина были глубоки и печальны.
– Что угодно вашему величеству? – дрожащим голосом спросила Василика по-венгерски, хотя Корвин обратился к ней по-валашски.
Король взглянул на гостью. Лицо его было почти прозрачным от пережитых испытаний; правая рука все еще оставалась перебинтована.
– Можете говорить на своем языке.
Он глубоко вздохнул и склонил голову. Потом произнес, не глядя на валашку:
– Сударыня, я должен сообщить вам ужасное известие.
Василика утонула в кресле, как в пучине. Она беспомощно смотрела на Корвина – и видела на лице его вселенскую скорбь.
– Корнел Испиреску пал смертью храбрых при взятии крепости Яйце.
Василика шевельнула онемевшими губами. Потом выговорила:
– Как… Это известно наверное?
– Я своими глазами видел, как он был сражен, - глухим невыразительным голосом ответил Корвин; он потер переносье и опять поник головой. – Его тело не было найдено – как и тела многих других наших доблестных воинов. На войне теряется счет человеческим жизням, сударыня…
Василика сжала руки и закусила губу. Она заплакала: не видела нужды и не могла больше сдерживаться. Скорее ощутила, чем увидела, как Корвин поднялся из кресла – золотым вихрем, облаком духов. Ее затрясло от этого впечатления могущества, торжествующего над ее горем.
Корвин остановился перед нею.
– Госпожа, я любил этого прекрасного рыцаря и дорожил им не меньше, чем дорожу его… и вашим государем, - мягко произнес король. – Мое сердце скорбит вместе с вами.
Василика подняла заплаканные глаза. Она ничего не ответила.
Корвин отступил от нее и медленно прошелся по комнате. И вдруг он спросил:
– Сознайтесь, сударыня… вы были тайной женой Корнела Испиреску? Вы венчались с ним?
Казалось, Корвину была уже безразлична смерть витязя. Василика вся подобралась в своем жестком кресле, не зная, как отвечать на такой вопрос. Ее охватил ужас.
– Ну же, говорите, - подбодрил ее Корвин. Она поняла, что теперь белокурый король улыбается. – Вам ничего не будет за такое признание.
– Нет, государь, - сглотнув слезы, ответила Василика. – Мы с Корнелом не венчались!
– Не венчались, - мягко повторил король венгерский. – Ну разумеется.
Казалось, он был удовлетворен.
– Как бы то ни было, я чту память Корнела и положу вам такое содержание, какое назначил бы его вдове, - сказал Матьяш.
Василика вскочила с кресла и упала на колени; это получилось само собой, от слабости и благодарности. Лицо ее заливал румянец стыда от подозрений, которые высказал король; но благодарность была сильней.