Орлиное гнездо
Шрифт:
Иоана, отшатнувшаяся к стене, тяжело дышала.
– Да ты, я вижу, еще более добрая христианка, чем князь Влад, любезная Марина, - выговорила она.
– Тогда уж и себя, и себя приплети! – страстно и зло откликнулась Марина.
Обе перевели дух; одновременно утерли широкими длинными рукавами мокрые жаркие лбы.
Потом Иоана спросила, уже спокойней:
– А что вы сделаете, если я сейчас понесу? Ведь это не входит в ваши расчеты – или расчеты отца: верно ли я понимаю?
Марина слегка усмехнулась; некрасивое, но полное огня лицо ее сейчас притягивало взгляд больше,
– А ты сама хочешь ли? – мягко спросила она.
Иоана опустила глаза.
– Как Богу будет угодно.
– Святая Иоана! – поглядев на ее лицо, воскликнула Марина, хлопая в ладоши и зло смеясь. – Приснодева! Скажи-ка: сладко тебе с ним лежать? Что вы с ним вытворяете? А рожать-то ох как не хочется!
Иоана покраснела.
– Я и вправду не хотела бы… теперь, когда мое дитя вот-вот может осиротеть, вашими стараниями, - проговорила она. – Но если дитя будет, я приложу все силы…
Марина посерьезнела и, опять придвинувшись к Иоане, крепко взяла ее за плечи, заглядывая в глаза.
– А пьешь ли ты отвар, который готовит тебе мать?
Иоана вздрогнула.
– Ты и об этом знаешь?
Марина улыбнулась ей, как несмышленому младенцу, и снисходительно поцеловала в лоб.
– Я его сама пью! Потом мать научит меня и готовить!
– Да ведь это грех, - сказала Иоана.
Марина тяжко вздохнула.
– Да уж, грех… По мне, так это не грех, а милость Господня, которая нас уберегает в злые дни. Ты пока одного ребенка выносишь, наш царь Ирод сотню младенцев смерти предаст! И ему не грех, его право свято!
– Это дело его души, а то – твоей, - тихо ответила Иоана, не сводя глаз с ее лица.
– Да ты просто богослов, - фыркнула Марина.
И обе сестры горько, в один голос рассмеялись, схватившись друг за друга; даже слезы из глаз брызнули.
– Я поеду в Тырговиште? Что отец сказал? – тихо спросила Иоана, когда они успокоились.
Марина поджала губы.
– Поедешь, никуда не денешься! В срок поедешь, чтобы князя не прогневить! А потом, даст Бог…
Иоана прикрыла глаза.
– На Пасху мы вас с мужем снова домой зазовем, - сказала Марина.
Иоана тихонько ахнула.
– А можно будет? Ведь господарь заподозрит!
Марина качала головой.
– Господарь не подозревает, а знает, - ответила она. – Я речи княгини помню: Елизавета такая же змея, как он дракон! Но только убежден, что мы против него ни за что не пойдем: что довольно теперь примучены, боимся! Ведь князю известно, что старые бояре его люто ненавидят… куда как удивительно было бы, если б они его любили!
Иоана скрестила руки на груди.
– Так это в Пасху будет? – тихо спросила она.
– Как вызреет, - так же тихо ответила сестра. – Если и муженек твой к этому времени вызреет, он поможет… если же нет, тоже добро: он на нас умышлять не будет, да и Дракуле нас не выдаст: очень уж благороден!
– А если неудача… куда? Куда тогда? – спросила Иоана.
– Есть такие места, - ответила Марина. – Там и отсидеться при случае можно… но долее терпеть Дракулу никак нельзя!
– У тебя хитрость женщины, а сердце мужчины – ты страшна, - прошептала Иоана. – Я тебя боюсь…
Марина слегка поклонилась.
–
Благодарю, я польщена, - сурово усмехаясь, ответила она. – А ты, моя добрая Иоана, страшна своим невинным взглядом и медовыми устами! Еще неизвестно, кто из нас страшней!Старшая сестра опять придвинулась к младшей и вдруг похлопала по животу; Иоана от неожиданности чуть не ударила ее по руке.
– Ты с этим… смотри! – приказала Марина. – Слава богу, что скоро великий пост!
– Да и до поста что угодно случиться может, - прошептала Иоана.
Марина покивала.
– Твоя правда!
Потом посмотрела на Иоану с неожиданной жалостью.
– Бедняжка… Тебе опять своей головой семью выкупать! Но это ненадолго: уж теперь-то точно ненадолго!
– Как бы не кончилось иначе, чем ты рассчитываешь, - прошептала Иоана, улыбаясь почти безумно.
Марина нахмурилась и широко, открыто перекрестилась.
– Как Богу будет угодно!
Иоана повторила ее жест. Потом сестры расцеловались, и Иоана поднялась с места; она подобрала с пола и поставила на полку книгу, которая так и пролежала забытой, пока полыхал их разговор.
Кивнув сестре, она вышла из книгохранилища и направилась в большой зал – готовить его к приходу мужа.
Корнел явился румяный с мороза, свежий, счастливый… уже тем, что видел ее.
Иоана позволила стиснуть себя в объятиях; она блаженствовала, принимая ласки чистого душою супруга.
Потом застенчиво спросила:
– Хорошо ли ты поохотился?
Корнел беззаботно мотнул головой.
– Нет – напрасно только по лесам прошатался, - ответил он. – Да и бог с ним! В другой раз повезет!
Иоана грустно и серьезно посмотрела ему в лицо.
– Тебе нравится у нас?
У него под ее взглядом сделалось такое же печальное и суровое выражение, как у нее, - а потом Корнел ответил:
– У вас не хуже, чем у меня дома.
Иоана, закрыв глаза, прижалась к плечу мужа – и думала, ощущая, как его ладонь гладит ее волосы, что Марина недооценила свою пешку.
* То есть Яноша и Матьяша Хуньяди, чье родовое имя было “Корвин”, или “ворон”.
* Патронимические фамилии с окончанием на “-escu” у румын в средневековье преимущественно означали принадлежность к знатному роду.
========== Глава 23 ==========
Иоана пробыла дома еще четыре дня – прекрасных и надрывающих душу дня; любовь – к семье ли, к мужу ли, к дому ли – всегда была и радость, и страдание.
А потом они с Корнелом стали собираться в путь.
Марина все еще жила с родителями; накануне отъезда сестры ей пришло письмо от собственного мужа, в котором тот не менее горячо, чем Корнел изливал любовь к жене, описывал, в каком плачевном состоянии их дом в Сигишоаре и дела. Несколько слуг Поэнару, не решившихся бежать с господами – или слишком обременявших отряд, – погибли или потерялись во время осады и взятия Семиградья; впрочем, неизвестно теперь, к худу это было или к добру. Ведь слуги – это не только руки и головы, а еще и рты.