Орлиное гнездо
Шрифт:
Но что же еще ей оставалось делать?
Рану удалось как следует промыть и зашить только дома – Корнел сам не допускал до себя помощников, изо всех сил торопя отряд. А вот теперь это вышло боком. Или же нет? Или немочь его им выгодна – ведь тем позднее он снова явится пред очи князя?
– Только бы ты остался жив, - шептала Иоана.
Она поцеловала ему руку и бережно уложила на грудь, поверх покрывала. Потом закрыла глаза – она не спала почти целую ночь, ловя дыхание мужа, и у самой сил почти не осталось.
Иоана незаметно для себя задремала. Проснулась она оттого, что муж тянул
– Что, дорогой? – прошептала она.
Взгляд Корнела был устремлен на нее – ясный, полный сознания… почти всего, о чем они с сестрою шептались дома, вдали от его ушей.
– Вы хотите, чтобы я стал изменником? – прошептал он. – Ты хочешь?
У нее из глаз покатились слезы – так доверчиво, с безрассудством влюбленного Корнел мог бы спросить ее, спрыгнуть ли ему с башни во имя ее. Когда-то они стояли обнявшись на самой высокой башне ее замка, меж зубцов, и холодный ветер вечности развевал их волосы…
Иоана закусила губу; потом ответила сдавленным голосом:
– Ты знаешь, как я тебя люблю… И никогда, клянусь всеми святыми… не принудила бы тебя к бесчестью. Но пойми, чего жизнь и тени моих великих предков потребовали от меня самой!
Корнел закрыл глаза и слабо улыбнулся.
– Ты знаешь… что жизнь стоит на крови, - слабо проговорил он. – Я знаю это еще лучше тебя… Но есть черта, которую переступить невозможно, - или рыцарь умрет на месте, и еще долго будет бродить по земле живым мертвецом и смердеть…
– У какой черни ты наслушался такого вздора? – воскликнула Иоана.
Она опасалась, что у него помутилось в голове. Но Корнел был спокоен и здрав рассудком.
– Я упырей никогда не видел, - проговорил он. – Да и не о них речь, жена… Ведь ты меня понимаешь…
– Понимаю, - ответила Иоана.
Таким живым мертвецом для Корнела был ее отец, великий боярин, - и ее мать, и, едва ли не прежде их всех, Марина!
Но не думал ли он, что величайший из живых мертвецов может сейчас восседать на валашском престоле?..
– Ты знаешь, за что мы ненавидим его, - прошептала Иоана. – Нам и нельзя испытывать к нему ничего другого! Иначе заживо сгнием мы!
Губы Корнела дрогнули в улыбке, но он промолчал, точно насмехаясь над нею. Каким же разным он мог быть!
– Я знаю, что ты любил его; да и теперь, быть может…
– Я понял многое – и многому научился от моего князя, - оборвал ее Корнел. – Что для мужчины существуют вещи, которые важнее любви!
Иоана встала над ним, как гора.
– И что же это за вещи, Корнел Испиреску? Разве учит нас Спаситель наш проливать кровь своего ближнего? Или, быть может, насиловать чужих жен и девиц? Или отнимать чужие земли во имя своего прославления?..
Корнел посмотрел ей в глаза.
– Ты хочешь теперь сказать – что ты и твоя семья изменили князю во имя святой христианской любви?
Иоану сразили эти слова.
Потом она сказала:
– Но мы не можем действовать иначе!
– А если я отвечу – что я также не могу? – отпарировал раненый. – Я воин! Мне еще менее пристало смиряться, чем тебе!
Иоана глубоко вздохнула и сказала – румянец заалел на ее щеках:
– Если ты соберешься с сердцем – иди, выдай нас господарю,
как только встанешь на ноги! Я никак не помешаю тебе! Буду пользовать тебя, пока ты не поправишься, - и яду тебе не подсыплю!Корнел рассмеялся.
– В какую же западню меня заманил твой зело мудрый отец! Воистину – я был непростительно глуп и непростительно послушен!
– Мы оба были, - напомнила Иоана тихо. – Уверяю тебя, что я также не знала ничего, когда стала твоей женой.
Корнел посмотрел ей в глаза.
– Верю. Ты мне порою кажешься настоящей ангелицей среди этой гнуси.
– Ты говоришь о моей семье! – Иоана тут же сердито ударила ладонью по его постели, отчего он вздрогнул от боли.
Потом бессильно заплакала, глядя, как изранены его молодое тело и молодая душа. Всхлипывая, Иоана проговорила:
– Жить и следовать своей судьбе – порою и значит убивать душу… Я до сих пор не понимала этого, Корнел… А ты думаешь – не жестко ли нашим владыкам сидеть на своих высоких тронах, не горько ли им есть со своих золотых блюд? Для того, чтобы простые люди оставались невинными, господа их должны превращаться в дьяволов!
– И чем один дьявол лучше другого? – усмехнулся Корнел.
– Может, и ничем, - серьезно ответила Иоана, поразмыслив несколько мгновений. – Но мой дьявол приходится мне отцом!
Корнел закрыл глаза и отвернулся от нее.
– Дай мне поспать, Иоана, - я до смерти устал…
Он будет мучить ее неизвестностью! Впрочем, таковы все мужчины, которые не способны понять – какие душевные муки испытывает женщина, не получившая ответа!
Корнел уже спал; и Иоане осталось только стеречь его сон. Немного посидев над неподвижным мужем, она встала, размяв усталые члены, - чтобы приготовить еду ему и себе. Она вдруг вспомнила, что ужасно голодна; и Корнел, конечно, скоро запросит есть… Хотя бы горячего куриного бульона – это прекрасное средство для раненых…
Через два часа Корнел проснулся и в самом деле попросил есть. Проглотил чашку бульона, не открывая глаз, и снова заснул.
У него опять началась лихорадка, и опять прорвалась бредом – Иоана чувствовала себя последней предательницей, пытаясь найти смысл в этих бессвязных словах. Но не смогла больше вычленить из них ничего полезного. Это только жаловалась на жизнь прекрасная, храбрая душа Корнела, которая лишь в такие бессознательные минуты могла признаваться в своей слабости…
Еще день он пролежал прикованным к постели – потом попытался встать. Это удалось ему с трудом; но, обнаружив, что может обходиться без сиделки, Корнел попросил Иоану оставить его… предоставить самому себе.
Иоана без единого слова возражения покинула больного. Он сейчас не мог гулять по трансильванским лесам в одиночестве – но то, чего не осознал для себя во время своего гостеванья у Кришанов, осознает теперь.
Она ни с кем больше не могла разделить того, что угнетало ее сейчас, - добрейший Тудор, который обходился с нею, как отец и мать сразу, ничего не знал: и слава богу!
Но Тудор нашел ее сам – Иоана сидела в гостиной у очага и, подперев щеки руками, глядела в огонь; она была неспособна сейчас приняться за какое-нибудь дело. Свекор неслышно подошел к ней и сел рядом, обняв ее за плечи.