Орлиное гнездо
Шрифт:
Прочитав послание мужа и показав его родителям, Марина показала его и сестре – почти носом ткнула.
– Вот, погляди, каков благодетель для людей ваш господарь! – вся трясясь, белая от злости, проговорила она. – Вспоминай эти строки, если вдруг засомневаешься, чье дело правое!
Иоана прочитала письмо и вернула Марине.
– Да ведь это не просто так было, - заметила она – отважно, если поглядеть сейчас на лицо старшей. – Ведь, я слышала, трансильванцы прежде такого отмщения долго господаря гневили!
Марина схватила ее за плечи так, что чуть не покалечила; Иоана задохнулась.
– Расскажи погорельцам,
Иоана с силой сбросила ее руки.
– Мстители легко могут превзойти и самых злодеев, - сквозь зубы проговорила она, потирая плечи. – А благородные люди - превратиться в бесчестных убийц! Как легко гибнет душа - ты еще не знаешь!
Марина улыбнулась.
– Предпочитаю погубить мою душу, нежели уступить, - тихо и отчетливо выговорила она. – В наши дни, милая Иоана, у благородных людей есть только один выбор: стать убийцами – или зайцами, которых убийцы жарят на вертеле!
Иоана, объятая ужасом, схватила сестру за руки и приказала прочесть молитву о прощении за такие слова. Марина, заразившись жаром сестры, уступила – и они вместе прочли молитву, нагнув головы.
А потом Иоана тихо попросила у Марины письмо – показать его Корнелу.
Они с ним еще ни разу не говорили о том, что он творил в Семиградье: впрочем, там он исполнял свой долг и был таким же злодеем, каким бывает всякий победоносный воин для своих врагов. Иоана, однако, была уверена – разграблением города и насилием… над мирными жителями, мужами и женами, после победы Корнел не занимался.
Он внимательно прочитал письмо; потом вернул его Иоане, не сказав ни слова. Лицо его побледнело, губы плотно сжались; и Иоана не посмела затронуть мужа сейчас.
Они выехали с рассветом через восемь дней после возвращения Кришанов из Тырговиште – в сопровождении большого отряда Раду Кришана. Иоане стало не по себе, когда она подумала, что им вдвоем придется днем ехать, а ночью спать рядом с этими преданными слугами ее отца. Не одна только Марина могла быть поверенной его тайн.
Наверняка то же самое мучило и Корнела – но он не выдал себя тестю и теще, разговаривая с ними, слушая и позволяя занимать себя в эту неделю. Ему нравились эти люди и он преклонялся перед их вековою гордостью и благородством, которые нельзя было подделать никакому самозванцу – или простолюдину, не знавшему рыцарской чести и трепетавшему только за свой клочок земли. Впрочем, молодой воин стал более сдержан и… насторожен со своими родственниками.
Как будто в замке Кришан получил еще более важный жизненный урок, чем когда побывал со своим государем в карательном походе.
Супруги поехали верхами, раздельно – хотя, наверное, обоим хотелось бы ехать вдвоем, прижавшись друг к другу. Но так они забудут обо всех опасностях.
Однако они могли смотреть друг на друга и дарить друг другу любовь глазами и улыбками. Корнел сожалел о том, что жена закутана с головы до пят, - и радовался этому. На золото, не запертое в сундук, всегда найдутся хваты! А Иоана любовалась красой и силой своего мужа, которые тот мог гордо выставлять напоказ, где бы ни находился, - и радостно ей делалось при виде его неразлучной сабли, и очень тревожно. На что однажды поднимется эта
могутная рука, эта острая сабля, которая теперь хранит ее, Иоану?Впрочем, вскоре они отвлеклись друг от друга, потому что Корнел превратился в воина, путешествующего в окружении опасностей. Он не забывал подмечать все, что происходит вокруг; хотя на это были их люди…
Однако какой предводитель полностью передоверяет дозор своим людям? Нерадивый вождь тотчас перестает им быть.
Иоана тоже присматривалась к окрестностям – занесенные снегом леса и поля, подрумяненные солнцем, как белые хлебы, посаженные в печь… Она вспомнила дом и тяжело вздохнула. Как мило делается давно привычное – стоит только оставить его позади!
Корнел услышал ее вздох.
– Ты уже скучаешь по дому? – спросил он.
Иоана тревожно взглянула ему в лицо – но Корнел ласково улыбался. Они взялись за руки; потом руки их разлучились.
– Конечно, скучаю, - ответила она. – А ты разве не скучал?
Некоторое время они ехали молча – Корнел глядел в шею своему коню. Потом он хмуро ответил, не поворачиваясь к жене:
– Я всегда думал… что дом жены должен быть там, где ее муж!
– Это жестоко, Корнел, - заметила Иоана, поняв его. – Разве у женщины сразу умирают и родители, и братья, и сестры, стоит ей выйти замуж? И разве дом мужа не должен быть там, где его жена?
– Нет! – ответил Корнел, покраснев.
Он теперь ревновал ее к ее семье – ревновал и злобился на ее родню… Что ж, на то были основания. Как и им злобиться на него.
Есть розни, унять которые может только смерть… И только божественная любовь, не человеческая, может примирить иные противоречия.
Иоана кротко замолчала, склонив голову, - и чувствовала, что теперь муж исподволь разглядывает ее: жадно, ревниво… с вопросом, который мужчина всегда задает женщине и на который едва ли какой-нибудь когда-нибудь мог получить ответ.
А на другой день на них напали турки – не разбойники, а хорошо вооруженный и подготовленный отряд. Иоана успела выхватить кинжал, но не успела им воспользоваться – сражение было отчаянным и великолепным; ее муж на глазах у нее зарубил троих врагов, а четвертому снес голову. Теперешний неприятель был не так труслив, как разбойничьи шайки; и этих турок истребили до последнего человека – потеряв троих своих убитыми и двоих ранеными…
Корнел был ранен в левый бок, но и раненый дрался как богатырь, неуязвимый для мечей и копий, - его целительный бальзам был рядом, укрепляя его дух… Иоана не лишилась чувств и даже не потеряла самообладания при виде боя, разразившегося рядом. Даже когда отрубленная голова ударила по крупу ее лошадь, конь и всадница только вздрогнули.
Все было кончено в какие-то пять минут – и Иоана осталась сидеть на своем коне посреди валявшихся вокруг тел, в снегу, щедро политом кровью, точно королева-язычница, принесшая жертву своему идолищу. Или получившая дар от верных воинов…
Самый верный ее воин вдруг побледнел и зашатался в седле – и Иоана подоспела к нему и схватила его в объятия. – Сюда, мой муж ранен! Помогите снять его! – пронзительно крикнула она.
Люди ее отца подхватили Корнела и бережно и почтительно сняли его с седла. Иоана спрыгнула с коня, как кошка, и бросилась к нему. Упав на колени, дрожащими руками рывком раздернула распоротую кожаную куртку и рубашку.