Основы человечности. Работа над ошибками

— …бросать?

Ксюша замотала головой и нервно вцепилась в шапку, которую всё ещё держала в руке. Нитки красного помпона просочились сквозь пальцы, как кровь. Казалось, крупные капли вот-вот сорвутся вниз и застучат об пол.

Тимур поморгал, сбрасывая наваждение. Нет уж, хватит на сегодня глюков. Да и, если слухи всё же правдивы, не было в той истории никакой крови. Только вода.

— Может, всё-таки скажешь, партизанка? — мягко спросил Людвиг. — Станет легче, я точно знаю.

— Я тоже знаю. — Ксюша покосилась на Тимура, не то в надежде, что он скажет всё за неё, не то испугавшись того же самого. Тимур промолчал. В этот раз он был совершенно согласен с Людвигом — лучше, если она признается сама. Никаких слухов, домыслов и недомолвок, только откровенный разговор. — Я просто… всю жизнь так старалась об этом не думать, что теперь просто не могу… Но я смогу. Сейчас.

— Сок? Чай? Сесть? Подышать? Обнять?

— Да. Нет. Потом. Я… — Она снова замотала головой, и остатки разноцветных прядей хаотично заметались туда-сюда. Руки разжались, шапка шмякнулась на пол. — Да что я как маленькая, в самом деле! И так куча народу знает. Она пыталась меня убить. Утопить в ванной. Но тут бабушка пришла с работы, застала всю эту картину, наорала на эту… маму и выгнала её из дома. Даже переодеться и вещи собрать не дала, разве что паспорт ей вдогонку бросила. Ну а та ушла и больше не появлялась. Вот и вся история. Так что я не могу на бабушку долго сердиться: она истеричка, но всё-таки мне жизнь спасла. Правда, орала при этом так громко, что все соседи оказались в курсе. Ну а потом друзья соседей, коллеги друзей, друзья коллег… Поэтому бабушка и не пыталась скрывать от меня правду. Всё равно бы всплыло, оно не тонет. В отличие от меня. — Ксюша нервно хихикнула. — Да даже если бы и скрыла… Я же всё помню. Я была маленькая, я не должна помнить, но помню. У мамы халатик был такой пёстрый, в цветочек — и весь в пятнах от воды. И тапочки оранжевые, яркие очень. Она в них и убежала. И всё — больше никогда не появлялась, не писала и не звонила.

Тимур думал, что сейчас Ксюша снова расплачется, но, видимо, лимит слёз на сегодня был исчерпан, поэтому она просто подняла с пола шапку, аккуратно пристроила её на подлокотник дивана и вышла на кухню. Через пару секунд оттуда раздалось шипение чайника, нагревающего воду.

— И ты знал? — тихо спросил Людвиг. Прозвучало почти как «И ты, Брут?»

— Я же говорил, это не секрет. Но такие вещи надо узнавать не от посторонних людей. Ну, мне так кажется. Зато теперь ты тоже в курсе.

— По дневнику Ксюхина мама не показалась мне жестокой. Может, бабушка что-то не так поняла?

Тимур только развёл руками. Мол, больше ничего не знаю, работаем с тем, что есть. У него тоже не получалось представить Надю хладнокровной убийцей, но ведь всякое бывает. И между палачом и жертвой на самом деле не такая уж большая разница, иногда обе эти роли прекрасно уживаются в одном человеке.

— Тимур Игоревич, вы пиццу предлагали! — напомнила Ксюша, выглянув из кухни. Расстроенной она не выглядела. По крайней мере, более расстроенной, чем до признания. — Ну что вы оба такие пришибленные? Не заморачивайтесь, это всё случилось давным-давно. Да, согласна, ничего приятного, но я же жива. Значит, всё нормально. И с бабушкой я помирюсь… — Она нервно пригладила пострадавшие волосы. — Наверное. Только не прямо сейчас. Сначала давайте всё-таки поедим, а?

— Ладно, будет вам пицца. — Тимур потянулся к телефону и только сейчас обнаружил несколько пропущенных звонков и одно сообщение. И все — от Ольги Степановны.

Ну конечно, кто бы сомневался!

Он обречённо ткнул в экран.

«Она у вас?» — спрашивала Ксюшина бабушка, не расщедриваясь на приветствия и уточнения.

И что отвечать? С одной стороны, человек же волнуется, переживает, тем более возраст уже приличный, может и сердце прихватить. С другой — думать надо было, прежде чем скандалы устраивать и внучку за волосы хватать. С третьей…

— Ксю, ты у нас? — спросил Людвиг, бесцеремонно заглянувший в экран.

Ну да. С третьей стороны, Ксюше виднее, где она.

С четвёртой — Тимур прекрасно знал, что соврать всё равно не сможет. Поэтому скажет правду, а потом пойдёт извиняться и второй раз за день объяснять, что фотографии показывают совсем не то, что кажется.

Ксюша подошла с другого бока, задумчиво накрутила на палец одну из уцелевших прядей и грустно, явно не надеясь на положительный ответ, спросила:

— А вы можете сделать вид, что не видели этого сообщения?

— Не могу. Она писала мне полтора часа назад. Наверняка за это время уже все больницы и морги обзвонила.

— И узнала, что меня там нет.

— Но так и не выяснила, где ты есть. Ксюш, ты же не маленькая, должна понимать, что так нельзя. Да и если я не отвечу, она сразу поймёт, что я в этом замешан.

— Если ответишь — тем более поймёт, — пожал плечами Людвиг. — Впрочем, можешь честно сказать, что у тебя её нет, а мы пока погуляем или в Доме пересидим.

— Это неправильно. Скажу как есть, а вы думайте что хотите.

— Можно хотя бы через часик? — обречённо спросила Ксюша. — После пиццы? Я морально не готова.

«Она в порядке», — набрал Тимур, не слушая возражений. И быстро добавил: — «Не волнуйтесь, приведу через пару часов».

— Так себе у тебя понимание порядка, — прокомментировал Людвиг.

— А что я должен был сказать? «Вы довели внучку до истерики, поэтому она не хочет возвращаться домой»? Ну и кому от этого будет лучше? Ольга Степановна же не дура, наверняка понимает, что довела, поэтому и волнуется. Я тоже всё утро волновался, когда не мог дозвониться. Не знал, что и думать. — Он повернулся к Ксюше. — Что у тебя, кстати, с телефоном?

— Бабушка отобрала. Точнее, пыталась отобрать, чтобы прочитать мою переписку. Но он, во-первых, запароленный, а во-вторых, мы его нечаянно грохнули, пока делили. Кажется. Не знаю, насколько критично, но стекло вдребезги. В общем, в ближайшее время я, видимо, без телефона.

— Ясно. А то я и звонил, и писал…

— Извините.

— Да брось, за что извиняться-то? Твоей вины здесь точно нет.

Тимур снова перевёл взгляд на экран. Ксюшина бабушка прочитала сообщение и теперь набирала ответ. Надпись «печатает» светилась несколько минут, за это время Ольга Степановна могла набрать целый роман, полный драмы и экспрессии, но написала только лаконичное «Хорошо».

Наверное, это было… хорошо? Неплохо? Нормально?

Тимур не совсем понимал, как толковать этот ответ, но почему-то был уверен, что поступил правильно. Хотя Ксюша, похоже, обиделась, что её сдали, и снова сбежала на кухню. Ох уж эти подростки!

— Ты какую пиццу будешь? — крикнул Тимур.

— Любую.

— Так и запишем: одну «Маргариту» и одну с морепродуктами.

— Любую, где есть мясо! — в один голос возмутились Людвиг и Ксюша. Вот уж точно родственники!

Тимур полюбовался на заказ, в который уже успел добавить всё самое мясное, что нашёл в меню, дописал в примечаниях «без лука» — и отправил.

— И без лука, если можно, — вспомнила Ксюша. — Хотя если он будет крупными кольцами — то не страшно, я вытащу. И… на самом деле я на любую согласна, даже на «Маргариту». Даже на «Четыре сыра». Хотя вообще не понимаю, какой смысл в пицце, если в ней только сыр? Проще бутерброд сделать и в микроволновке разогреть. Кстати, может, действительно, бутербродами обойдёмся? Ну, я обойдусь. Не такая уж я и голодная.

— Ксю… — задумчиво протянул Людвиг и нырнул в кухню следом за сестрой. — У вас с Тимуром, похоже, какая-то фазовая рассинхронизация случилась: он починился, а ты поломалась. Ну что это за самоотречение? Ты думаешь, ему пиццы для тебя жалко?