Основы человечности. Работа над ошибками

Звучало довольно логично.

Людвиг, правда, слегка приуныл — кажется, ему действительно надоело сидеть в четырёх стенах, и нерастраченная энергия настойчиво требовала выхода. В лес его отвезти, что ли? Так для этого машина нужна, а у Тимура её нет, и у Фёдора только мотоцикл… Не Стаса же просить, в самом деле!

Впрочем, уныния этому неугомонному хватило меньше чем на минуту. Вскоре он уже обнял Ксюшу за плечи, не то подбадривая, не то поторапливая:

— Ну что, погнали? Чего время тянуть!

— Ага. — Девочка рывком натянула шапку до самых бровей и подала Тимуру руку. — Хватайтесь, вас же тоже переместить надо.

— И как я после этого буду доказывать Ольге Степановне, что пальцем тебя не трогал?

— Однажды вам придётся научиться врать.

— Нет-нет, мы же договорились! Сегодня говорим правду! — вмешался Людвиг.

Ксюша спорить не стала, но посмотрела на него с обречённостью приговорённого к смертной казни. Похоже, она считала, что в правду бабушка никогда не поверит, только разозлится ещё сильнее. Тимур был с ней абсолютно согласен, однако необходимости пойти и объясниться это не отменяло.

Перемещаться пришлось в два этапа — сперва в Дом, а затем в подъезд, на этаж ниже квартиры Фроловых. Первый скачок получился довольно простым, Тимур даже не оступился, разве что слегка пошатнулся от неожиданности, а вот со вторым вышла неувязка: Ксюша, похоже, прыгнула в Дом прямо с лестницы и сейчас вернулась в ту же точку. Вернее, на ту же ступеньку. Только вот теперь девочка была не одна!

Естественно, на одной ступеньке вся троица не поместилась: Тимур стукнулся коленкой о перила, Ксюша зависла одной ногой в воздухе, а Людвиг вообще полетел носом вперёд, приземлился на четыре лапы, пробежал несколько шагов вниз по инерции и недовольно рыкнул.

— Ксю! — возмутился он, вернув человеческий облик. — Неужели нельзя выбирать места попросторнее? То лестница, то туалет. В следующий раз в лифт меня затащишь или в древесное дупло?

— Если будешь плохо себя вести, — хмыкнула Ксюша, но сразу же сменила тон. — Извини, не подумала. Так, ладно… В общем… — Она нерешительно потопталась на месте, не торопясь подниматься к родной квартире. — Тимур Игоревич, а можно вы сами с ней поговорите, а я здесь подожду?

— Эй, выше нос! — попытался приободрить её Тимур. — Не съест же она тебя.

— Ага, только понадкусывает. Ну что вам, жалко, что ли?

Жалко, конечно, не было. Было… стрёмно. Некомфортно.

Утренний разговор с директрисой получился непростой, но даже он не ощущался таким минным полем, как беседа с Ольгой Степановной. Михайловна была прямая, как школьная указка: хвалила бурно, ругала громко и молниеносно переключалась из одного состояния в другое под действием фактов. А вот Ксюшина бабушка… тут голыми фактами не обойдёшься, надо что-то другое придумать. И желательно поскорее, чтобы объяснение не превратилось в нерешительное блеяние.

А оно могло!

Тимур в красках представлял, как он звонит в дверь, как на пороге возникает Ольга Степановна, скрещивает руки на груди, хмурит брови и вперивает в несчастного учителя суровый взгляд поверх очков. И говорит слегка надменно:

— Явились наконец-то!

Голос прозвучал настолько явственно, что Тимур вздрогнул. И только когда Ксюша с Людвигом синхронно посмотрели наверх, до него дошло, что фраза ему не почудилась.

— Добрый день, — кое-как выдавил он. (А вот и нерешительное блеяние подоспело!)

— Добрый? — Ольга Степановна стояла на верхней ступеньке лестницы: в брючном костюме, накрашенная, прямая, как копьё. И такая же бронебойная, проламывающая любые доспехи одним только взглядом. Разве что домашние тапочки чуточку дисгармонировали с образом стальной леди. — Разгалделись на весь подъезд! Марш в квартиру!

Таким командным тоном к Тимуру давненько не обращались. Пожалуй, с самого детства.

Наверное, стоило вспомнить, что детство давным-давно закончилось и сейчас он — взрослый серьёзный человек, учитель и (иногда) пример для подражания, но вместо этого Тимур опустил голову и покорно сделал шаг наверх. А потом ещё один.

Ксюша шла следом — с той же скоростью и, возможно, с тем же выражением лица. А потом вдруг рванула вперёд, поравнялась с Тимуром и взяла его за руку. В голубых глазах зажглись явственные огоньки протеста.

— А почему сразу в квартиру? Нельзя тут поговорить? Боишься, что все опять услышат твою истерику? — почти выкрикнула она. — Что снова слухи пойдут?

— Быстро домой, кому сказано! И отойди от него! Немедленно!

Тимур почувствовал, что Ксюша уже не держит его за руку, а держится за неё. Цепляется со всей силы, как за спасательный круг. Ну разве можно было в такой ситуации разжать пальцы?

— Ольга Степановна, вы только не кричите. Успокойтесь. Это не то, что вы подумали.

— Тебя вообще не спрашивали. И не звали. Думаешь, я тебя похвалю, что эту дурёху домой привёл? Скажи спасибо, что ментам не сдала. Так что всё, вали, и чтоб я тебя больше не видела.

Слышать обращение на «ты» было непривычно. Раньше Ольга Степановна за рамки приличия не выходила. Скорее, наоборот, охраняла эти рамки со всем тщанием.

— Послушайте…

— Убирайся с глаз моих!

— Нет! — рявкнула Ксюша. — Он никуда не пойдёт. И ты его выслушаешь.

— Не ори на меня! — Её бабушка тоже повысила голос. Да уж, они определённо друг друга стоили.

— Почему тебе можно, а мне — нет?

— Потому что я старше и умнее!

— Так, леди, ну-ка сбавьте обороты, — вклинился между ними Людвиг. — Давайте сразу проясним один момент.

— А это кто? Моральная поддержка? — Ольга Степановна демонстративно оглядела его с ног до головы, и увиденное ей, судя по всему, не понравилось. Ну да, на первый взгляд босой взъерошенный татуированный парень со вчерашней щетиной и в мятой домашней одежде особого доверия не вызывал. На любой другой взгляд — тоже.

Что интересно, вопрос Ксюшина бабушка адресовала не самому Людвигу и не Тимуру (их мнение её явно не интересовало), а собственной внучке. То есть всё-таки готова была её слушать. Хотя бы теоретически.

— Друг, — не моргнув глазом ответила внучка. — Точнее, не только друг.

Ксюша наверняка имела в виду их непростые родственные связи (обещала же говорить только правду), но Ольга Степановна, конечно, фразу истолковала по-своему:

— Мала ты ещё для таких друзей! Вы втроём, что ли, развлекались? — Сейчас она даже не кричала, но голос сочился таким ядом, что Тимуру немедленно захотелось провалиться под землю от стыда, несмотря на то, что обвинения были совершенно абсурдными.