От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое

Демобилизуемые плохо реагировали на лозунги величия Британии, удержания или расширения колониальной империи. Им гораздо интереснее было слушать лейбористов, которые обещали покончить с массовой безработицей, расчистить развалины и восстановить дома для тех, кто их лишился, помочь накормить детей и обеспечить равенство возможностей для всех. Страна отвергла имперское маханием флагом.

Сара Черчилль напишет, что «англичане хотели мира, а консервативная партия ассоциировалась с войной. Пусть справедливой и победной, но войной».

Ожидало ли советское руководство провала Черчилля? Безусловно нет. Молотов откровенно признается: «Черчилль – один из руководителей победы, и до сих пор не могу дать себе отчет, как могло случиться, что он с 1945-м провалился на выборах! Надо, видно, знать лучше английскую жизнь».

Для советского посольства в Лондоне исход выборов был просто шоком. Остававшийся на хозяйстве посла резидент внешней разведки Константин Михайлович Кукин (Гусев был в Потсдаме) сделал вывод об отторжении британскими избирателями антисоветского курса Черчилля. 27 июля Кукин сообщал в Москву: «1. Опубликованные сегодня результаты выборов в парламент явились полной неожиданностью для всех политических партий. Еще несколько дней назад как лейбористы, так и консерваторы, в том числе руководящие деятели этих партий, считали, что получат большинство консерваторы.

Если и были между ними расхождения в оценке результатов выборов, то они относились главным образом к определению характера консервативного большинства в новом парламенте. Возможность победы лейбористов признавалась маловероятной. При этом было хорошо известно, что лейбористские лидеры не только не ожидали победы, но искренне не хотели ее.

2. Результаты выборов свидетельствуют о том, что большинство английских избирателей отчетливо поняло, что победа консерваторов могла бы привести к войне с СССР. Уже сегодня можно было слышать от отдельных англичан, например, такие замечания: „Английский народ, голосуя за лейбористов, голосовал против угрозы войны с СССР, за англо-советское сотрудничество“. В этом смысле характерным является результат голосования за Притта (председатель общества культурной связи с СССР). Несмотря на то, что против Притта выступала лейбористская партия и ее избирательная машина, Притт получил 18 845 голосов против лейбориста, получившего 3165 голосов, и консерватора, получившего 7516 голосов. Результат голосования за Притта оценивается как голосование избирателя за дружбу с Советским Союзом и как одобрение избирателями его деятельности в этом направлении.

Интересно также отметить, что сейчас некоторые умеренные консерваторы, как, например, генеральный прокурор сэр Файф, в частной беседе высказываются в том смысле, что антисоветская кампания в печати с призывом к войне с Советским Союзом, проявлявшаяся накануне выборов, была крупнейшей ошибкой Черчилля и консерваторов, предрешившей исход выборов. Консерваторы не учли, что народ устал от шестилетней войны и не желает быть вовлеченным в новую, тем более с Советским Союзом».

Информация об итогах британских выборов еще не достигла Потсдама. Вероятно, вечером 26 июля (или 25 июля) состоялось совещание в узком составе у Сталина, которое не оставило следов в материалах Потсдамской конференции, но запечатлелось в мемуарах Громыко:

«Запомнилась мне одна встреча в дни Потсдамской конференции в Бабельсберге. Можно сказать, врезалась в память. В ходе ее велась беседа членов советской делегации между собой, без участия каких-либо иностранных представителей.

Состоялась она в резиденции Сталина. Ее участниками, кроме него самого, были Молотов, посол СССР в АнглииФ. Т. Гусев и я, как посол СССР в США…

Мы вошли. В кабинете находились Сталин и Молотов. По всему мы видели, что они уже обменивались мнениями о тех вопросах, которые предстояло обсудить с двумя послами.

Сталин, обращаясь к Молотову, спросил:

– Не следует ли пригласить еще Вышинского и Майского?.

Молотов высказал сомнение:

– Вряд ли следует. Поскольку Майский не справился с задачей обеспечить подготовку качественных и обоснованных материалов по вопросу о германских репарациях в пользу Советского Союза, то я уже имел с ним на этот счет серьезный разговор здесь в Потсдаме. Едва ли от него можно будет ожидать каких-либо полезных предложений и сегодня.

Скажу прямо, меня удивила резкость высказывания Молотова о Майском. Хотя дня за два до этой встречи я присутствовал на рабочем совещании у Молотова, где Майскому крепко досталось в связи с тем же вопросом о репарациях.

– Что касается Вышинского, – продолжал Молотов, – то он должен сегодня же подготовиться к обсуждению с представителями США и Англии вопроса о том, как разделить уцелевший германский торговый флот между тремя державами. Поэтому лучше дать ему возможность подготовиться к той встрече. Кстати, оба посла – и Громыко и Гусев – обязательно должны быть с Вышинским во время совещания по вопросу о разделе торгового флота Германии.

Первый вопрос Сталин задал как бы между прочим:

– А как все-таки насчет германских репараций в пользу Советского Союза?.

Молотов сразу же вмешался и напомнил, на чем примерно союзники закончили обсуждение этого вопроса в Крыму, во время Ялтинской конференции. Он резко высказался по поводу позиции Черчилля. Молотов говорил:

– Черчилль явно задался целью не допустить согласованного решения по данному вопросу. Все же, по-моему, в Потсдаме необходимо вновь его обсудить и со всей категоричностью потребовать какую-то ощутимую компенсацию Советскому Союзу за колоссальные разрушения в нашей экономике, которые произвели гитлеровцы в ходе войны и оккупации.

Сталин полностью согласился с Молотовым и заявил:

– Позиция Англии да, по существу, и США по этому вопросу является несправедливой, аморальной. Так не ведут себя настоящие союзники.

Если бы США и Англия даже согласились на возмещение Советскому Союзу хотя бы части нанесенного ущерба, – сказал он далее, – то все равно Советский Союз был бы обделен. И обделен потому, что с германской территории, оккупированной англо-американскими войсками, уже усиленно вывозится лучшее оборудование в США. Прежде всего это относится к оборудованию с соответствующей документацией из разного рода технических лабораторий, которых на территории Германии было довольно много. Позиция Англии и США по этому вопросу бесчестная. Не знаю, как отнесся бы Рузвельт к этому вопросу, если бы он был жив. Но что касается Трумэна, то по всему видно – понятие справедливости во всем этом важном деле ему незнакомо. Тем не менее вопрос о репарациях должен быть обсужден в Потсдаме. Он является принципиальным.

Из слов Сталина и всех участников данной встречи было видно, что надежды на благоприятный исход обсуждения в Потсдаме вопроса о германских репарациях нет. Но на обсуждение советская делегация нацеливалась, хотя чувствовалось, что оно, видимо, будет безрезультатным. Так впоследствии и получилось.

Затем в беседе Сталин затронул вопрос, который, собственно говоря, являлся основным на той встрече.

– Наши союзники сообщили нам, – сказал он, – что США являются обладателями нового оружия – атомного. Я разговаривал с Курчатовым сразу после того, как Трумэн сказал о том, что в США проведено успешное испытание нового оружия. Надо полагать, что в недалеком будущем мы также будем иметь такое оружие. Но факт его появления ко многому обязывает государства – обладателей этого оружия. Первый вопрос, который в связи с этим возникает, – должны ли страны, обладающие этим видом оружия, просто соревноваться в его производстве и стараться один другого обогнать? А может, они должны искать такое решение, которое означало бы запрещение производства и применения этого оружия? Сейчас трудно сказать, что это должно быть за соглашение между странами. Но ясно только одно, что оно должно разрешать использование атомной энергии только для мирных целей. Конечно, этого вопроса я с Курчатовым не касался. Это уже больше вопрос политики, чем техники и науки.

Молотов полностью солидаризировался с только что высказанным взглядом Сталина и обронил такую мысль:

– А ведь всю работу по изготовлению атомного оружия американцы проводили, совершенно не поставив в известность Советский Союз. Хотя бы в общей форме.

Я добавил к этому:

– Вашингтон не вступил в контакт с Москвой даже тогда, когда в общем-то стало известно, что Эйнштейн уже высказывал определенную мысль, в том числе Рузвельту, о возможности появления атомного оружия, еще прежде, чем оно было создано, а затем и испытано.