Отряд
Шрифт:
А новым хозяевам сгодились - служили не за деньги, а так - лишь бы не выгнали, и служили на совесть: бабка стряпала, а дед присматривал за двором да топил баню. Вот и сейчас, как только въехали во двор, потянуло запаренными вениками…
– Господи, никак старик баньку спроворил!
– удивленно воскликнул Прохор.
– С чего бы?
– Как это - с чего?
– засмеялся Иван.
– Чай, суббота сегодня!
Прохор гулко расхохотался:
– А ведь и вправду - суббота! Ну, мы и заработались… Что ж, это хорошо, что баня…
А дед Ферапонт, накинув на согбенные плечи старый армяк, заперев на толстый засов
– Что, поддать парку-то?
– А и поддай, старик! Поддай! Да не жалей водицы…
Ребята обрадованно загалдели.
– Ну, наконец-то, явились!
– вышла на высокое крыльцо Василиска.
– Пошто там смеетесь-то, в темноте? Трапезничать будете?
– Будем!
– Парни еще больше захохотали.
– Только после бани, Василисушка!
А дед Ферапонт уже старался вовсю! Плеснул на раскаленные камни воды, запарил венички: Митька вошел первым - едва на четвереньки не встал, до чего жарко!
– Ну, ты, старик, того… Как бы не угореть!
Дед ухмыльнулся:
– Угорают, Митьша, от плохого пару, а у меня завсегда пар знатный! Веничком-то попотчевать?
– Погоди, - Митрий уселся на лавку.
– Дай отдышаться.
Сбросив одежку в предбаннике, вошли и Прохор с Иваном, оба крепкие, стройные, не чета тощему Митьке.
– А ну, дед, давай сюда веники! Эх, хорошо! Митька, ложись на полок. Ты, кажется, на кашель жаловался?
– Нет, нет, - опасливо отмахнулся Митрий.
– Это не я жаловался, это Ртищев…
– Ты на начальника-то не кивай! Ложись, кому говорю?!
– А может, не надо? Я и сам как-нибудь попарюсь…
– Ложись, не то хуже будет!
Прохор показал отроку свой здоровенный кулак, натренированный еще в былые годы, когда дрался стенка на стенку за Большой Тихвинский посад.
– Иване, Митька, вишь, хочет, чтоб мы его силком затянули…
– Не-не, не надо силком… - Передернув плечами, Митрий со вздохом полез на полок. Ух и жарко же… Прямо уши в трубочку заворачиваются! А доски, доски-то как жгут!
– Ну, улегся?
– Угу… - Юноша обреченно вытянулся.
Взяв в руки два веника, Прохор несколькими энергичными взмахами разогнал жар и приступил к Митьке. Сначала легонько прошелся вениками по всему телу, словно пощекотал, затем начал бить - одним, вторым, потом обоими вениками вместе…
– Как, Митька?
– Ох… Хорошо! Славно!
– Ну-ка, поддай-ка еще, Иване!
Ух-х!!! Ивана-то не надо было упрашивать - выскочил в предбанник, плеснул в корец с водой чуток квасу для запаху и - на камни! Ух-х!!!
– Эх, и славно же!
– неутомимо работая вениками, довольно оглянулся Прохор.
– Как, Мить?
– Сла-а-авно…
– Ну, еще разок… Йэх!
Вкусно пахло запаренными вениками, житом, деревом и распаренными телами. Иван тоже схватил веник, примостился рядом с Митькой, охаживая себя по плечам…
– Хорошо! Эх! Славно!
С каждым взмахом словно улетали куда-то далеко-далеко все накопившиеся за долгую неделю - вот уж поистине долгую!
– проблемы.
Йэх!
– А ну-ка поддай! Митька, как - в сугроб?
– А и в сугроб! Запросто!
Довольный Митрий спустился с полка.
– Митька, погодь, я с тобой!
Они выскочили из предбанника вместе - сначала Митька, за ним Иван, затем
Прохор. С хохотом повалились в сугроб, взметая сверкающую пыльцу снега…– Эх, хорошо! Вот славно-то!
А потом снова - в жаркую баню, и снова веничком…
– Славно!
Жаль только вот темновато было, зато в предбаннике, шипя, горели две сальные свечки. Там и уселись, напарившись, потягивая холодный квас из больших деревянных кружек.
– Хозяйка спрашивает: подавать ли на стол?
– заглянул с улицы дед Ферапонт.
Иван улыбнулся:
– Пущай подает. Сейчас идем уже…
Парни, не торопясь, оделись.
– Слышь, Митрий, - вспомнил вдруг Иван.
– Ты ведь так нам и не сказал: что там у Ефима Куракина украли? Может, цепь при нем была золотая или еще что?
– Цепь - это само собой, унесли.
– Митрий вдруг помрачнел.
– Но цепь не главная пропажа…
– Не главная? А что ж еще?
– Печень.
– Что-о?!
– Печень, селезенка, сердце… - добросовестно перечислил Митрий.
– Жир с бедер и живота тоже срезали.
– Вот те раз, - сипло прошептал Прохор.
– Вот те раз… Наверное, и у остальных тоже все повырезали… А мы-то гадаем…
– Да-а-а… - Иван зябко поежился и с силой ударил кулаком в дверь.
– Вот вам и жертвы. Вот вам и ошкуй!
Глава 3
Марья
Любви, любви хочу я… Василий Жуковский. Песня
Февраль 1605 г. Москва
Печень, сердце, жир! Кому все это нужно? Ясно кому - ворожеям да колдунам, коих водилось на Москве не сказать чтоб во множестве, но все же в довольно большом количестве. По кабакам да торжищам шептались даже, будто сам государь ворожеям-волшебницам благоволит. Ежели так, опасно было их трогать - хватать, тащить в пыточную на допрос. Да и кого хватать-то? Пока ничего конкретного. Сразу появилась версия о том, что ворожеи изъяли внутренности уж после того, как неведомый убивец расправился со своей жертвой. Однако все прочие истерзанные трупы свидетельствовали против этого - тогда получалось бы, что ворожеи или колдуны специально таскались следом за кровавым Чертольским упырем - так уже стали именовать убивца на Остоженке и Черторые. Значит, ворожеи…
– Я тоже думаю, что среди них и нужно искать, - выслушав ребят, заметил Ртищев.
– Только сперва по новой проверить надобно - точно ли и у всех прочих внутренности пропали.
– Да ведь как проверишь-то, господине?!
– вскинулся Митька.
– Коли их же всех, прости господи, давно на погост увезли?
– Вот ты и займись.
– Думный дворянин улыбнулся и надсадно закашлялся.
– Хоть самому к ворожеям идти… А и займусь! А вы двое, - он посмотрел на Ивана и Прохора, - покойным Ефимом Куракиным. Установите точнейшим образом: что он делал на постоялом дворе, часто ли там бывал, с кем общался, ну и все прочее. Задачи ясны? Тогда что сидите?