Парадокс Анны

Из заметок Орельева. Восемь Сестер.

Потерянные девушки все до одной нашлись в соцсетях. Все у них было хорошо. И это действительно были они — путешествие в Уютное у всех оставило неизгладимые впечатления и множество фоток в сети. А ещё все они были красотками.

— Красоток вывозят отсюда особыми спецрейсами, — пошутил Орельев, — недоступными для фиксирования дежурными по заповеднику.

И еще большинство из них стали мамочками.

— А вот эту я знаю, — сказал Антон, зависнув на одной из страничек. — Максимова, теперь Бельникина! Это ж Сергеича нашего новая жена! И детишек у них трое, между прочим! Близнецы-мальчики и, через год, девочка. Работает, обряд-то!

Влад только вздохнул. Как он, учёный, будущая звезда российской науки, с грантом на двадцать пять миллионов, оказался занятым здесь чем-то, связанным с этим безумными овуляшками?

— Ладно, убедил. Никуда я не пойду, ни к каким сектантам-овулологам, — сказал он. И распрощался.

Хозяйка Монстра

После того, как Булыжечник заботливо поправил своей огромной лапой тряпицу, прикрывающую Чета, он перестал видеть вообще что-либо. Теперь лицо его, как и все прочее, было приплющено неподъемной материей, и он еле дышал. Почему-то воняло углем. От грохота и невозможности дышать пухла голова. Жёсткие камни оставляли царапины и синяки на теле Чета на каждом ухабе. Долго он так не выдержит.

В конце концов, телега всё-таки остановилась. Чет услышал удаляющиеся тяжелые шаги Рудокопа. А немногим позже — возвращающиеся.

— Я просила тебя просто пригласить его, — услышал Чет мелодичный девичий голос.

— Пригласил! — прогрохотал ей в ответ Рудокоп.

— О боже, иногда мы действительно просто приглашаем людей, — сказала девушка. — Ты можешь идти, — она добавила что-то ещё на языке, непонятном Чету.

— АУ-УУУ-АУУ — услышал Чет песню удаляющегося Булыжечника. После чего тряпица с его лица одёрнулась.

Ясное, нежное девичье лицо нагнулась к Чету низко-низко.

«Как она похожа на девушку из его снов», — только и успел подумать он.

Камни под его спиной расплывались мягкими щекочущими волнами. Запахи и звуки окутали его. Нежное солнце грело, ласкало бледно-зелёным светом. Чет смотрел в сине-зеленые глаза и не мог оторваться. Волны очищали его, ласкали, смывая боль, заменяя усталость силой. Чет никогда еще не чувствовал себя столь здоровым и сильным. А потом незаметно волны превратились в шёлковые простыни, а горячее тело девушки прижалась к нему. Оно было живым и настоящим. Таким, которое хочется брать и никогда не останавливаться.

— Как же я люблю гостей, — зазвенел её мелодичный голос. Но он закрыл ей рот поцелуем. Говорят, первый поцелуй расскажет все, чего тебе ждать от девушки в постели.

Чет знал, чего ждать, уже тогда, когда она склонилась над ним. Вернее, знал, что, чтобы там он себе не представил, реальность окажется несравненно лучше. Его поцелуи спускались все ниже. Каждое прикосновение сводило его с ума. Ее тело… Да что он знал раньше о девичьих телах? Грудь идеальной формы и идеальной упругости. Оторваться от нее он смог лишь потому, что дальше, ниже, была тоже она… Она же… Она отзывалась так, будто он был ее первым, будто она ждала его всю жизнь, с наивностью и удивлением ребенка, ловящего новые ощущения, будто пробующего их на вкус…

Аврора. Аврора. Нежный животик с каменным прессом внутри, как он любил. Крутые бедра, кожа идеальной гладкости и упругости. Он был уже там, куда хотел добраться с самого начала, откладывая это восхищение, растягивая удовольствие… Она стонала. Он уже не мог больше сдерживаться. Волна наслаждения накрыла их обоих. Но это не было завершением, это было только началом.

Она села на него сверху. Нежная. Трогательная. Или дикая кошка? Ее стоны превратились в порыкивания. Он перевернул ее и сделал то, что и положено делать с дикими кошками — грубо, сильно, каждым движением, будто бурильщик огромным буром вбуриваясь вглубь скалы, прорубая шахту, уходя в землю и возвращаясь назад, на поверхность. «Почему он так подумал?» — мелькнул обрывок мысли где-то на крае сознания. И мыслей больше не осталось. Остался поток. Любви, энергии, счастья. Потом они лежали и смотрели в небо. Или это было не небо? Почему звезды летают? А, это черный свод пещеры, и летают там светлячки…

Кое-что об Авроре.

Чет чувствовал себя сейчас на пике сексуальности. Он готов был любить её снова и снова. И она хотела этого, снова и снова. Они почти не останавливались. Так прошло несколько волшебных дней. Иногда на краешке подсознания вспоминались Дина и Настя, оставшаяся где-то там. Смогли ли они выбраться? Не попали ли в лапы Булыжечника, или Рудокопа, или Белых людей, или что там еще в этом Городе уготовано туристам. Но даже подумать об этом всерьёз Чет не успевал, не то чтобы предпринять что-то по этому поводу. Стоило подобныммыслям закрасться его голову, и тут же рядом оказывалась Аврора с ее наливными грудями и влажным лоном, превращающим его героя в камень и уносящим в омуты и водовороты любви.

— Аврора, а вы — рептилоиды? — спросил как-то Чет в один из моментов между любовью и любовью.

— С чего ты взял? — засмеялась Аврора.

— Нет, я серьёзно! Я видел чешуйки и бугорки на твоей коже в моменты, когда ты совсем забываешь себя.

— Ты просто сам совсем забываешь себя, — ответила Аврора. — Вот тебе и кажется черти что!

— Вот уж нет. То есть я, конечно, забываю себя. Но есть кое-что ещё. Ты ведь знаешь, что это.

— И что же? — не моргнув глазом, спросила Аврора.

— Например, то, что с тобой никогда нельзя выиграть в гляделки.

— Но мы же не играли в гляделки, — сказала она, выгибаясь совершенно неожиданным способом и целуя его туда, поцелуи куда сбивали Чета с любых мыслей.

— Вот и сейчас, смотри: твоя кожа позеленела. А что ты скажешь об этих чешуйках, которые я нахожу иногда на наших простынях? — все же сказал он.

— Разве это важно? — спросила Аврора, на секунду оторвавшись от Чета, но перед этим сделав языком пару движений, заставивших Чета понять, что на самом деле важно.

Он задрал ее ноги так, как не задираются ноги у земных девушек, и сделал все вполне по-земному. Ощущения, вот что было неземным.

Он никогда не испытывал ничего подобного прежде. О такой девушке он мечтал когда-то в детстве, тогда еще веря в настоящую любовь.

Много позже, глядя на него своими прекрасными, никогда не мигающими глазами с чудесным сине-зеленым переливом, она подала ему бокал мерцающего напитка, на вкус как вполне земное вино из лучших, и рассказала то, о чем он спрашивал.