Переход II
Шрифт:
— Будем считать, что я погорячился. Кстати, а почему проект нового комплекса зданий МИФИ отдан какому-то мальчишке? У нас что, архитекторов хороших нехватка?
— Мальчишке? Откровенно говоря, я анкету архитектора не смотрел, подписал то, что Воронов предложил. Но Воронов-то наверняка знал, кого предлагать: этот Лилье и станцию метро «Киевскую» спроектировал, и дворец Науки и культуры в Варшаве, то есть культурную часть там… не такой он уж и мальчишка. А по сравнению с Вороновым… ну да, одногодки они. Почти…
Пятьдесят четвертый год плавно катился к завершению, и все быстрее приближались годы, которые Алексей Павлович в свое время изучал особенно тщательно. И тем интереснее для него выглядели отличия того, что он наблюдал вокруг, и того, что он представлял по историческим источникам. Конечно, различия в глаза не бросались — хотя бы потому, что очень мало было и фильмов документальных, показывающих реальное состояние страны в пятидесятые «прошлой жизни»,
Прежде всего, в магазинах всегда было изобилие продуктов. Простых, не «заморской экзотики», хотя и иностранных продуктов хватало, из той же Венгрии или Болгарии. И даже из Китая с Кореей, хотя последние все же в основном с Советским Союзом промтоварами рассчитывались за «братскую помощь». А продукты шли из деревни — и вот деревня точно мало напоминала то, о чем он в свое время читал. Особенно отличалась русская деревня, которую в «этой жизни» отстраивали совсем иначе, чем это описывалось в прошлой — и тут Алексей изменения ставил именно себе в заслугу: ведь именно он «придумал» межколхозные малые цементные заводики строить, и кирпич прессованный он делать предложил. И теперь в деревнях крестьяне дома себе строили в основном кирпичные, часто сразу двухэтажные «коттеджи» с «центральным отоплением» от автоматических пеллетных или газовых котлов. А еще практически все деревни были уже электрифицированными: и «межколхозных малых ГЭС» очень много появилось, и сельских небольших тепловых электростанций, работающих на «местном топливе». Пантелеймон Кондратьевич очень быстро проникся идеей Алексея «ускоренно поднимать деревню» (поскольку и сам считал это важнейшей задачей, а «партизан Херов» дал ему очень эффективные средства для решения этой задачи), а за белорусами и другие подтянулись. Гомельский завод гидроагрегатов этих самых агрегатов для небольших ГЭС уже изготовил более чем на гигаватт мощности, а Смоленский завод электрооборудования тепловых уже выпустил на пару гигаватт — и все они работали, обеспечивая села электричеством.
А электричество — это ведь не только свет в доме, это и радио (и продажи радиоприемников в стране минимум удвоились), и автоматическое отопление птицеферм, дающих — уже дающих — яиц стране столько, что местами «предложение» опережало «спрос». Да и мяса (пока в основном все же курятины) стало довольно много. А народ куриные тушки теперь покупал, не испытывая заранее отвращения от необходимости эти тушки дополнительно ощипывать: «придуманный» Алексеем агрегат тушку выдавал чистую и готовую к употреблению.
Еще в магазинах стало заметно больше свинины: эта скотина тоже перестала на фермах дохнуть от случайного чиха (и опять благодаря «придуманным» парнем ветеринарным фармпрепаратам), а уже в очень обозримом будущем и с говядиной должно было «наступить полное изобилие» — в том числе и потому, что «кормовая база» заметно расширилась. Ведь если есть некоторый «избыток» тех же тракторов, то кто запретит засевать луга нужными для высоких урожаев сена травами?
Но это были малозаметные для сидящего главным образом в городе Алексея (потому что считать деревню Вешки именно деревней было бы в корне неверно). А изменения городские он заметил не только на прилавках магазинов, ведь магазины те же продуктовые — это всего лишь «отражение деревни». Но в городах и люди оказались другими.
Совсем другими, и причиной этого Алексей для себя счел в первую очередь то, что никакой «амнистии» в стране не случилось, а уголовное законодательство наоборот стало гораздо более жестким. И уровень преступности в городах резко упал, причем и в обозримом будущем расти он явно не собирался. Просто потому, что у преступников, которых один раз уже поймали, шансов после отсидки положенных сроков снова вернуться на старую тропу практически не было. То есть никто, конечно, не собирался держать их по тюрьмам и лагерям пожизненно, однако вернувшимся оттуда предлагалось два пути. Первый Алексей в «прошлой жизни» встретил: у него один из преподавателей по малолетке несколько лет в лагере провел. Но — одумался, вернувшись из лагеря начал упорно учиться, доучился до доктора физматнаук и профессора, чьи разработки (по части звуковоспроизводящей радиоаппаратуры) даже капиталисты радостно покупали за большие деньги. Но «тогда» таких было очень немного, а теперь за освободившимися милиция внимательно смотрела — и при первой же попытке снова нарушить закон наказание становилось гораздо более серьезным. И люди об этом уже знали…
Еще заметным отличием от «прежней жизни» было заметное увеличение количества строящегося жилья. Да и качество его было куда как выше: хрущевская «борьба с архитектурными излишествами» не случилась и дома строили прежде всего красивые и удобные. Ну а то, что массовое жилищное строительство началось «в этой жизни» немного пораньше, тут Алексей ведь тоже руку (точнее память свою тренированную) приложил. Но опять, он все же считал, что наибольший вклад в этот процесс внес Андрей Александрович Жданов, который в «этой жизни» сумел остаться живым…
И все это: и резкое снижение
преступности, и пресловутый «рост благосостояния» людей уже поменяло, но главным Алексей считал то, что простые люди глубоко осознали, что страна старается именно им, простым людям, жизнь улучшить. А с людей «непростых» за попытки урвать себе побольше благ за счет народа, просто шкуру спускает, невзирая на чины. Все же чистка пятьдесят третьего, причем проведенная с широкой оглаской «заслуг» персонажей, оказалась в этом плане весьма благотворной.А еще, на что Алексей не смог не обратить внимания, заметно вырос энтузиазм молодых ученых. По разным причинам вырос, в том числе и по причинам сугубо меркантильным — но в основном из-за мощнейшей кампании по популяризации науки в прессе, в кино и на телевидении. Хотя телевидение и делало буквально самые первые шаги, но в Москве, Нижнем Новгороде, в Харькове и Ленинграде уже в эфир выходило по две программы, и «вторая» почти полностью была «учебной». Днем там для школьников передачи шли, а вечерами в основном научно-популярные фильмы крутили. Да и художественные фильмы «о науке» стали массово сниматься. Правда, большая их часть к «науке» относилась примерно как фильм «Весна», вышедший в сорок седьмом году — но и такие фильмы поднимали престиж научных работников. А уж сколько появилось научно-популярных изданий!
На новые факультеты студентов удалось набрать вообще безо всяких проблем, поскольку на них просто «перевели» часть только что поступивших, причем у них никто даже желания не спрашивал. А вот на старшие курсы (то есть на уже сформированные третьи курсы) студентов набирали строго «по желанию» — но и тут проблем не возникло, так как «желали все». Вороновы еще раз «воспользовались служебным положением» и на соответствующие факультеты были зачислены Яна и Марьяна — но на этом их «просветительская деятельность» и закончилась. Не совсем, конечно, закончилась: Алексей теперь вел специальный (вечерний) курс для преподавателей из своего института и из Университета, но «административные обязанности» им удалось довольно быстро с себя сбросить. И, хотя как раз в МИФИ проблем с преподавательским составом вообще не было, первой от обузы освободилась Сона: на место замдекана Алексей в университет сосватал одного из «мифических» аспирантов. А самого его с должности «замдекана по учебной работе» не отпускали до ноябрьских праздников. Но все же отпустили — сразу после того, как был напечатан его учебник по программированию. И напечатало этот учебник Министерство обороны: Аксель Иванович прекрасно понимал, что «специалистов нужно учить», а в его министерстве что угодно могли «своими силами» вообще на пару недель издать.
А еще к ноябрьским начались две довольно большие стройки: на территории Университета на Ленинских горах началось возведение двух больших корпусов для факультета вычислительной техники и для химфака, и оба новых корпуса строились по проектам Жолтовского. А на Каширском шоссе началось строительство нового комплекса зданий для МИФИ: тут уже Алексей решил, что «прежнему архитектору будет удобнее и строить на прежнем месте». Тем более, что он Льву Владимировичу Лилье и эскиз проекта составил «по прежним воспоминаниям». Правда, у него не было убеждения, что здания получатся «такими же»: сейчас, раз уж товарищ Хрущев сгинул в безвестности, на отделке зданий не экономили, и особенно не экономили на зданиях учебного назначения. И, судя по тому, что успел увидеть Алексей до своего «увольнения», отделка Университета будет рядом с новыми корпусами МИФИ выглядеть в лучшем случае «бедненько, но чистенько»…
Кроме обучения преподавателей он с Соной занялся еще одной работенкой: они вдвоем организовали «смешанную группу студентов», занимающуюся уже на практике разработкой компилятора с «языка высокого уровня». Ни на что не похожего — то есть непохожего ни на что, уже в мире известного. И ни на что, еще толком неизвестного. Американцы из компании IBM уже очень активно приступили к разработке языка, позднее названного Фортраном, но его структура опиралась скорее не на нужды программистов, а на возможности существующих вычислительных машин. А у Алексея возникла идея сразу перепрыгнуть через пару ступеней и разработать язык «машинно–независимый», ориентированный в большей степени на человека-программиста. И опирающегося на «архитектуру сферической ЭВМ в вакууме» с абстракциями процессора, внутренней и внешней памяти, а так же средств ввода и вывода информации. А в качестве «идеологической основы» он взял известный «всем советским программистам восьмидесятых» язык PL/1, правда, с целым рядом дополнений и изменений, учитывающих возможность исполнения программ «в диалоговом режиме». И в язык же добавил средства работы с базами данных — в общем, получился практически «неподъемный монстр» (что даже Сона заметила), но на «совместном заседании» мужа и жены было принято мудрое решение «есть слона маленькими кусочками» — и работа началась. Благо на чем работать, уже было: одна ЭВМ стояла в университете, одна — у Вороновых дома. Еще одна машина появилась в МИФИ, уже в конце октября появилась, но там давно уже имелась «большая», так что вопросы технического обеспечения разработки программ не стояли. Точнее, они не были очень острыми, все же народу над программами работало уже много, а машин было мало.