Переход II
Шрифт:
— Обидится, он сам специально говорил, что его упоминать не нужно. Потому что, говорил, если его прежнюю фамилию в названии указать, то все ее переврут при прочтении, а нынешняя — он ее гораздо позднее получил.
— Тогда, я думаю, в официальном названии завода оставим именно «героев-комсомольцев», а имена этих героев… можно на заводе организовать небольшой музей и там памятную доску повесить. Так что… я вам сегодня же, через час примерно, отправлю представление на награждение завода орденом, а со всем остальным там, я думаю, сами справятся. Но мы, елси потребуется, им поможем…
Заводик в Приреченском в последнее время быстро расширялся, ведь основной его продукцией были небольшие турбодетандеры. А эти нехитрые (хотя и прецизионные) агрегаты теперь ставились буквально в каждом городе страны,
А «потенциал» был весьма заметным, ведь каждый человек за месяц в силу биологических особенностей организма обеспечивал «бесплатным сырьем» производство восьми-десяти кубометров газа. Не особо и много, но кроме людей «сырье» производила и довольно многочисленная скотина, а также сельское хозяйство. Собственно, массовое внедрение биореакторов началось после того, как Пантелеймон Кондратьевич сообщил, что «в ближайшее время производство горючего газа только из картофельной ботвы в республике превысит двести миллионов кубометров в год». А кроме ботвы и канализационных стоков и очень много других источников сырья было: и навоз с ферм, и солома (в особенности, используемая в качестве подстилки для скота на тех же фермах), и практически все пищевые отходы, собираемые в городах.
Население (именно городское) активно поддержало практику «раздельного сбора мусора», так что всяких «гниющих и воняющих» отходов в биотанки попадало очень много. Пока еще не везде, ведь такие отходы требовалось регулярно вывозить, причем желательно по несколько раз в сутки — чтобы помойки все же не накрывали своими чарующими ароматами окрестные дворы. Но в той же Белоруссии эту задачку решили практически «своими силами», изготовив в Орске только для «внутреннего потребления» с десяток тысяч специализированных автомобилей. И «специализация» орских полуторатонок заключалась не только в установке на машинах небольшого подъемника и держателей для перевозимых контейнеров с отходами, в автомобилях и моторы устанавливались другие. Почти такие же, как и раньше, но с компрессией выше десяти — а чтобы они могли использовать самый массовый семьдесят второй бензин, в баки заливалась смесь из этого бензина, тридцати пяти процентов метанола и семи процентов изопропилового спирта. Что заметно повышало КПД двигателя и снижало расход топлива — но в моторе резко сократилось число алюминиевых деталей (которые метанолом разъедались), поэтому моторчик получился заметно тяжелее.
Но перевод моторов на метанол был вызван не стремлением к экономии бензина, а тем, что этот самый метанол на больших «газовых заводах» сразу же в метиловый спирт и перерабатывался. Правда, на первый взгляд (да и на второй тоже) «экономическая эффективность» такого решения выглядела крайне сомнительной: топливо для автомобилей получалось в два с лишним раза дороже обычного бензина, да и «бесплатный метан» из биореакторов оказывался очень даже не бесплатным. Однако Пантелеймон Кондратьевич упор делал на «социальном эффекте»: воздух в городах стал горазд чище, санитарная обстановка улучшилась. А еще — резко сократилась потребность в свалках, ведь кроме «пищевых отходов» раздельно собирался и металл, и стекло, и бумага, и все больше набирающие популярность пластмассы, так что если подсчитать всё с учетом использования собираемого вторсырья, то к особым убыткам система целиком не приводила. А с точки зрения обеспечения населения продуктами еще и выгодной оказывалась: почти в каждом районе появились небольшие фабрики, изготавливающие из макулатуры упаковку для яиц, а переработанные в биореакторах отходы оказались очень качественным удобрением, повышающим урожаи даже больше, чем обычный непеработанный навоз.
Но для того, чтобы вся эта система утилизации отходов заработала, требовались газоразделительные агрегаты, извлекающие из биогаза чистый метан — и завод в Приреченском снова и снова расширялся,
чтобы обеспечить нужды народного хозяйства, а вместе с заводом рос и поселок. И дорос до того, чтобы превратиться из «поселка городского типа» уже в нормальный (хотя и небольшой) город. В котором по инициативе директора городской школы-десятилетки состоялось «всенародное голосование» по выбору имени для нового советского города. И в самом городе никого не удивило, что абсолютное большинство жителей выбрало для города имя его основателя…О том, что поселок Приреченский теперь называется «город Воронов», Алексей прочитал в «Известиях» в последний день зимних каникул, причем не сам прочитал, а ему заметку прочитали, аж подвывая от восторга, вернувшиеся в Москву сестры Петрович. Сам Алексей, узнав о «высказанной народом ему великой чести», лишь усмехнулся, прекрасно зная, что девяносто девять процентов читателей «Известий», узнав, что «город назван в честь его основателя Воронова Алексея Павловича», в лучшем случае подумают, что «основатель» скорее всего еще до революции помер. Правда, он не учел одной мелкой мелочи, касающегося статуса Героев Советского Союза и то, что веска Херовичи уже стерта и с карт, и с лица земли. Впрочем, специальным распоряжением товарища Сталина данная «мелочь» пока что откладывалась, причем надолго…
Сона расплакалась еще в машине, когда Лена ее везла домой:
— Ну вот, я теперь буду толстая и некрасивая, и Лёшка меня точно бросит. Или изменит: тут две такие девицы по дому шастают… полураздетые, а я сама слышала, как Яна с Марьяной обсуждали, что если у них не получится мужей в институте найти, то можно будет им и от Лешки детей заводить.
— Вот как была дурой, дурой и осталась, — спокойно прокомментировала плач Соны Лена. — Я тебе уже сколько раз говорила: кроме тебя, ему вообще никто из баб не нужен!
— Ага, как же!
— Вот так же. Ладно, дело прошлое, расскажу: Леша раньше, то есть до того, как тебя встретил, был несколько не в себе. То есть… говорят, он, когда партизанил, такого насмотрелся… в общем, необщительный он был. И наверху — так как он постоянно что-то очень полезное для страны придумывал — было принято решение его… в общем, бабу ему подсунуть. Тем более, что он тогда девчонкам в общаге очень сильно помогал по части обзаведения детьми, материально помогал. И кто-то решил, что если у него свои дети заведутся… в общем, я пришла его соблазнять, вся из себя разодетая… точнее раздетая, в одном халате — и с порога чуть ли не в койку к нему прыгнула. А он так на меня посмотрел, с жалостью, как старик древний, и сказал, что девчонкам он детей заводить совсем иначе помогает. Ему тогда вообще на баб было плевать, да и сейчас тоже. На всех, кроме тебя, а на тебя он молиться готов! Так что нюни не распускай, они тебе еще пригодятся.
— А девочки…
— Ага, девочки! Яна тебя насколько младше, на неделю? А когда вы женились, она тоже ведь была вполне себе взрослой — но он выбрал тебя. Я с ней тоже говорила… как участковый врач, и по поводу Лёшки — это ее мать, причем больше в шутку, дочкам рассказывала, что вырастут они и за него замуж пойдут.
— Как же: в шутку! А они это всерьез… И по дому шастают в чем ни попадя!
— Сона, ты вот еще чего не учитываешь: Лёшка врач, хоть и без диплома. А мы, врачи — народ довольно циничный, и голыми телесами нас не смутить. И уж точно не совратить, так что все твои страхи совершенно пустые. И тебе не о том, куда муж посмотрит, думать теперь нужно. А если хочешь, то я отдельно за ним присмотрю.
— А то тебе больше делать нечего! Ладно, считай, что успокоила. Только ты еще немного вокруг дома поезди, чтобы глаза уже не такие красные у меня были.
— Нормальные у тебя глаза, а что блестят… ты сама ему расскажешь или все-таки мне его порадовать доверишь? Он конечно, и сам врач, но кое-что полезного я ему все же рассказать смогу.
— После расскажешь!
Часто люди просто не задумываются о вещах, которые их не касаются непосредственно. Или задумываются, но как-то мимоходом, а еще чаще данный процесс откладывают по примеру широко известной Скарлетт О’Хара: «об этом я подумаю завтра». И у Алексея совершенно непроизвольно возник такой же «ментальный затык»: он же готовился сразу попасть в пятьдесят шестой, поэтому все происходившее с ним в последние десять с лишним лет, он внутренне воспринимал как «вынужденное ожидание». То есть «вот наступит пятьдесят шестой, и уж тогда…»