Переход II

— Я думаю, что товарищу Лебедеву нужно наоборот добавить и людей, и средств. Моя машина — это всего лишь его конструкция, переведенная на новую элементную базу, о которой Сергей Алексеевич даже не догадывался. А если ему к такой базе дать доступ, то он очень скоро машины сделает еще более мощные и более дешевые, а если ему и задачи правильно поставить… Ведь вычислительные машины могут не только атомные реакторы рассчитывать или баллистику ракет, они в управлении народным хозяйством будут незаменимы. Сейчас товарищ Рамеев делает упрощенную версию вычислительной машины на микросхемах, такие в том же Госплане переворот произведут в качестве планирования.

— Но вы свою машину на доработку отдали именно Рамееву, а не Лебедеву.

— Простой корыстный расчет: у Лебедева пятьдесят человек в институте, которым едва на зарплаты денег хватает. А Рамеев у Акселя Ивановича в лаборатории трудится, а товарищу Бергу даже на новый завод микросхем выделить полста миллионов труда не составило…

— Корыстный, говорите, расчет… интересная у вас корысть. Ну ладно, не буду вас больше отвлекать, вы, гляжу, и тут важные вопросы решаете. Это, конечно, не совсем правильно в такой-то день, но… правильно. Пантелеймон Кондратьевич, надеюсь, вы не забыли: завтра в час дня…

В июне на очередной сессии Верховного Совета СССР была принята обновленная Конституция, по результатам которой в Союзе осталось только семь республик, и из нее исчезло «право выхода союзных республик из состава СССР». Товарищ Сталин очень серьезно отнесся к «личному составу» желающих его свергнуть, поэтому Армения превратилась в автономную республику в составе Грузии (утратив в процессе переданный Азербайджану Зангезур), а Анастас Иванович был отправлен «на заслуженную пенсию». Конкретно к Микояну у Сталина претензий не было (если не считать резких возражений того против автономизации Армении), но ни сам Иосиф Виссарионович, ни другие руководители страны не считали его «способным принести заметную пользу Союзу», а занять должность первого секретаря Армянской АССР он сам отказался.

Алексея эти изменения практически не коснулись, а вот Сону слегка зацепили, правда «в положительном смысле»: ее избрали секретарем комитета комсомола Университета по работе с азербайджанскими учащимися. Правда, таких (с учетом аспирантов) в МГУ было меньше сотни человек, причем большинство азербайджанских студентов учились вообще на биофаке. К тому же всем было в принципе наплевать, кто кем является по национальности, как наплевать и на то, что азербайджанским языком девушка вообще не владела — и общественная работа Соны сводилась большей частью в сидениях на заседаниях университетского комитета комсомола, но вот положенная ей по должности «корочка» давала немало очень интересных возможностей. Например, никто в руководстве университета не возразил против создания «группы по изучению вычислительных машин», в которой, кроме самой Соны, азербайджанцев-то и не было. Зато появилась вычислительная машина (товарищ Рамеев с огромной помощью со стороны Акселя Ивановича наладил мелкосерийное производство «упрощенных» ЭВМ в своей лаборатории и парочку Алексей «отъел»), так что что изучать в этой группе, в университете уже появилось. А привлечение в эту группу студентов и аспирантов, которые занимались разработкой микросхем, сделало работу «группы» весьма эффективной.

Сама Сона в этой группе проводила семинары, рассказывая участникам-математикам то, чему ее муж учил, и в качестве «практической работы» все они занимались разработкой компилятора с «придуманного Алексеем» языка высокого уровня. Пока работа эта шла ни шатко, ни валко: составлялись отдельные модули для синтаксического анализа текстов программ, но это было делом очень не простым из-за «отсутствия нужных технических средств»: все же хранить программы на бумажных лентах было очень неудобно. Так что большей частью студенты и аспиранты с преподавателями просто придумывали алгоритмы, которые пока что просто на бумажке записывались или даже рисовались в виде блок-схем, а воплощение всего задуманного в «товарный продукт» откладывалось до появления годных устройств хранение информации. Хотя отдельные успехи в создании таких устройств демонстрировали «физики-железячники»: ими был изготовлен магнитофон, подключаемый к вычислительной машине и позволяющий хранить на одной катушке магнитной ленты до пары сотен килослов цифровых данных.

Еще Сона сумела подключить к работе группы и людей с химфака: она «по комсомольской линии» передала тамошним молодым преподавателям «придуманную мужем» схему накопителя данных на гибких дисках, и отдельная группа химиков теперь занималась разработкой магнитного лака, который хорошо бы держался на лавсановой подложке. И вроде бы у них тоже определенные успехи в этом направлении прорисовывались…

Успехи — успехами, а вот обычная семейная жизнь у Алексея еще во время сессии резко поменялась. Не вообще, а только по части места жительства: они все же «уехали на лето в деревню». Это несколько усложнило всем доступ к местам обучения (не всем, Яна и Марьяна до завершения экзаменов в школе пока в Москве остались). А еще Алексей каждый раз перед экзаменом отдельно девушек заезжал успокаивать, так как экзамены у них были не самыми простыми. Не по знаниям: все же Мария у себя в школе поблажек дочерям не давала и знаний у них хватало, а по самой процедуре. Потому что обе девушки «шли на золотые медали», и по правилам работу потенциальных медалистов должны были проверять отдельные комиссии из РОНО. Но так как в новом районе пока было всего две школы, работники РОНО решили себе «жизнь облегчить» и сами все экзамены принимали — а в районе всего две потенциальных медалистки и были, причем мало что родные сестры, так еще и «переростки»: Яне в день последнего экзамена уже двадцать стукнуло. Но все прошло нормально, медали девушки честно заработали, так что и с поступлением в институты у них проблем больше не возникало.

То есть одна проблема все же возникла: обе так и не решили окончательно, куда поступать собираются, но эту проблему «волевым решением Соны» закрыли и Алексей их по очереди отвез в университет и в МИФИ. Объяснив им, что «Сона лучше знает, что молодым девушкам в жизни нужно», а раз у них дома стоит компьютер, то выбирать что-то, не связанное с математикой, просто глупо. Тем более что в самое ближайшее время «домашний компьютер» он пообещал превратить в очень интересную игрушку.

В очень-очень интересную: в лаборатории Башира Искандаровича закончили разработку набора микросхем для знакогенератора монитора на телевизионной трубке, группа «автоматиков» в МИФИ уже сделала для этого монитора клавиатуру с кнопками на герконах и теперь оставалось лишь придумать, как монитор к ЭВМ присоединить. То есть в лаборатории Энергетического института свой вариант уже придумали и даже схему подключения изготовили — но в их варианте к машине подключался только один монитор, а Алексей собирался подключать целые терминальные станции — и в МИФИ студенческое КБ разработкой такой станции и занималось. Тоже «с переменным успехом»: провода-то куда надо воткнуть и не особо сложно, а вот для того, чтобы от проводов все же польза была, требовалось и соответствующее программное обеспечение.

И насчет программного обеспечения нужные мысли теперь не у одного Алексея появились: это и товарищ Берг понял, и товарищ Рамеев, и товарищ Лебедев. И, что было, пожалуй, не менее важно, это поняли и в Средмаше, и в Ракетном комитете Совмина, так что к началу июля, когда все экзамены остались позади, к нему в гости (в деревне) зашел сосед:

— Добрый день, Алексей… Павлович, если не ошибаюсь? Мне сказали, что ты у нас по вычислительным машинам главный специалист… у тебя в доме чай-то есть? Угостишь старика? Я кое о чем спросить тебя хотел, а на сухую оно как-то не очень. Да ты не суетись, я сейчас домой заскочу, к чаю пряников принесу, баранок там, вот под них сядем и поговорим, если не прогонишь.

Сона, ранее соседа вживую не встречавшая, и стоявшая во время этого разговора на пороге дома, сразу после того, как тот закрыл за собой калитку, бросилась ставить самовар. Это делать она любила, и самоваров в доме уже три было, а уголь для самоваров Алексей сам жег в специально выстроенной печке, так что к возвращению соседа самовар уже стоял на столе во дворе дома. Правда, сосед принес не только пряники с бубликами, но и большой торт — так что Сона, принимая от гостя «подарки», не смогла не поинтересоваться:

— Климент Ефремович, а вы что-то посущественнее не хотите? Я уже мясо для шашлыка замариновала, через полчаса можно будет и шашлыком угоститься. Попробуйте, у нас они ну очень вкусные получаются!

Ворошилов на предложение Соны согласился, и пока она крутилась возле стоящего во дворе большого «стационарного» мангала, присел за стол и пригласил сесть рядом Алексея:

— Алексей, мне тут в последнее время про вычислительные машины все уши прожужжали. Я, конечно, не очень понял, зачем они нужны, но раз все говорят, что нужны… ты мне можешь кратенько так рассказать, почему всех как будто пчела в задницу укусила, вокруг них бегают — это раз, и два — чем Верховный Совет, Президиум Верховного Совета может тебе помощь с ними оказать?

— Мне-то помощь не нужна, потому что я, по большому счету, только сказал знающим людям, как их делать сподручнее. А вот этим знающим людям помощь не помешала бы, и для начала было бы неплохо организовать в МИФИ и в МНУ отдельные кафедры, или даже целые факультеты, которые будут и студентов по нужным специальностям учить, и работу исследовательскую проводить. А то сейчас-то такие работы ведутся, но больше на общественных началах, что тоже неплохо, однако на голом энтузиазме серьезную работу провести сложно. А если этот энтузиазм стимулировать должностями, званиями, просто зарплатами достойными…