Переход II

Что, к его собственному удивлению, оказалось не так уж и сложно сделать. «Раскрученная» при его непосредственном участии фармацевтическая промышленность буквально за месяц после того, как Алексей пришел в «родной» мединститут с предложением, наладила производство одноразовых пеленок. Пока небольшое, их делали только на «опытном заводе» и делали столько, что и паре сотен младенцев показалось бы недостаточно — но сам он сделал дома запас на полгода, а выпуск этой ценной (хотя и копеечной) продукции срочно налаживался сразу на десятке уже больших фабрик. Чему, кстати, сильно поспособствовал Михаил Иванович: летом он провел очередной «эксперимент» с использованием гидрогеля в тепличном хозяйстве и его отчет произвел достаточно сильное впечатление на руководство страны. Настолько сильное, что в Сталиногорске срочно стала строиться новая производственная линия, предназначенная для выпуска этого гидрогеля. А вторая такая же линия была запланирована к строительству с начала следующего года в подмосковном Воскресенске.

На заводе медицинского оборудования в Нагатино Алексею сделали парочку ручных молокоотсосов. То есть сделали несколько больше, и часть отправили «на испытания» в роддома Москвы — а когда Лена увезла Сону в больницу при Первом ММИ, фабрика по производству этих нехитрых (но исключительно удобных) аппаратов начала строиться в Шацке Рязанской области — и строить ее стал Минздрав. По заказу Алексея группа студентов из МВТУ разработала небольшую стиральную машинку (активаторную, с отдельной центрифугой для отжима белья), и Училище самостоятельно (правда, по договору с Минавиапромом) приступило к обустройству линии для выпуска этих машинок на Московском авиазаводе. А всего же для обеспечения максимальных удобств для жены Алексей предложил два десятка разных «усовершенствований», вплоть до сушилок для белья — но даже на то, чтобы просто «нарисовать желаемое», у него уходило почти все свободное время, так что на разработку программ у него этого времени вообще не оставалось. И даже на общее руководство разработкой программного комплекса управления предприятием времени не было.

Что, впрочем, на разработке программ почти и не сказывалось, все же за предыдущий год общая структура была спроектирована, основные компоненты написаны и почти отлажены — а мелкие изменения и дополнения новоиспеченные программисты и сами прекрасно делали. И процесс закончился тем, что к первому сентября весь этот комплекс был внедрен и в Университете, и в МИФИ, а другие ВУЗы Москвы, где вычислительные машины тоже появились, бросились активно «перенимать опыт» и на организованных товарищем Петровским курсах бухгалтера и кадровики быстро осваивали «новую технику».

Правда, пока все это за пределы столицы не выходило: просто вычислительных машин было еще очень мало. Но завод в Бердске уже был выстроен (то есть корпуса завода были выстроены) и в очень обозримом будущем проблем с обеспечением вычислительной техникой предприятий народного хозяйства вроде бы не просматривалось. Причем куда как более совершенной техникой: Марк Валерианович Тяпкин вместе с орденом Трудового Красного знамени, полученным за разработку «накопителя данных на жестком диске», получил и должность директора нового Зарайского завода информационных накопителей.

В последнее время подобные назначения «в провинцию» не вызывали у людей ни малейшего неудовольствия, ведь из того же Зарайска до Москвы (до аэродрома «Чертаново») самолет летел чуть больше получаса, и это получалось даже «ближе», чем Подольск или Пушкино — а «бытовые удобства» в небольших городах, где строились новые заводы, были заметно лучше того, что могла предложить людям столица.

Поэтому, кстати, в таких городах и с кадрами все было просто: народ на новые заводы шел с удовольствием, зная, что и жилье он сразу почти получит, и все остальное окажется вполне доступным. Не вообще, конечно, всё, но ни с продуктами, ни с одеждой, ни с мебелью в небольших городах проблем почти не существовало. А еще не существовало проблем, в больших городах практически неизбежных, причем неизбежных именно из-за физических размеров городов: в том же Зарайске, который можно было за час неторопливой походкой пересечь из конца в конец, до ближайшего гаражного кооператива пешком идти было минут пятнадцать максимум, а потому владеть автомобилем или мотоциклом там было гораздо проще. Да и до аэродрома из любой точки города можно было доехать за четверть часа…

А из города мало что три регулярных прямых рейса в столицу выполнялось, так еще и три «проходных» имелось: два рейса с посадкой в Зарайске выполнялись по маршруту Новомичуринск-Москва и один Михайлов-Москва, и на них тоже почти всегда свободные места находились. А при необходимости так же самолетом, причем прямыми рейсами, было очень просто добраться в Тулу, Рязань и даже в Калугу.

Конечно, пока что Подмосковье очень сильно превосходило по плотности авиалиний всю остальную страну, однако, раз уж подмосковное небо было уже практически насыщено самолетами, и в других местах местная авиация стала очень быстро развиваться. В том числе и потому, что «старые» авиазаводы, производившие в войну истребители и бомбардировщики, постепенно переводились на производство гражданской продукции. Не все, конечно, переводились — но самолет уже почти нигде не воспринимался как чудо дивное.

А еще в небе появились первые пассажирские вертолеты — но пока они именно «чудом» и казались, уж больно необычным был аппарат. Причем необычным он казался даже конструкторам, ведь после того, как в серию пошел турбовинтовой двигатель мощностью в триста сил, и вертолетостроители плотно задумались о преимуществах «керосиновых моторов» — и первый пассажирский вертолет товарища Камова уже поднялся в воздух со специальной турбовальной модификацией этого двигателя. Очень удачно поднялся: еще не закончились его сертификационные испытания, а завод в Улан-Удэ уже приступил к его серийному производству. А товарищ Миль срочно дорабатывал свой вертолет под этот же двигатель, и, по слухам, должен был в конце года уже выставить летные образцы на сертификационные испытания. А Алексея этот вопрос интересовал лишь по той причине, что, судя по всему, вертолеты кто-то собирался использовать для поставок «узлов и агрегатов» на заводы, занимающиеся производством вычислительной техники. По крайней мере ему сказали добрые люди, что на двух таких заводах (включая завод по выпуску микросхем в Крюково) на крышах новых цехов предполагалось разместить вертолетные площадки…

Впрочем, услышав об этом, парень лишь посмеялся про себя и тут же о новости забыл: с рождением Павла Алексеевича мысли о вычислительной технике вообще и о программировании в частности его голову полностью покинули: ему вообще не до этого стало. Потому что Павел Алексеевич просто «перепутал день с ночью»: днем спокойно спал, просыпаясь лишь для того, чтобы подкрепиться, а вот ночами он «гулял». Причем гулял громко, так что молодому отцу приходилось тоже «гулять», укачивая и успокаивая сына. Он даже как-то прикинул, что за ночь с младенцем на руках проходит по комнатам километров десять, что, впрочем, для него было делом в некоторой степени привычным: младший сын Алексея Павловича тоже подобным образом «развлекался», причем месяцев так до девяти. Но «в прошлой жизни» ему не нужно было просыпаться ранним утром и бежать на работу, а сейчас никто учебу не отменял. Поэтому сейчас его суточный график был исключительно насыщенным: из института он возвращался домой в районе пяти, быстренько перекусывал и отправлялся спать, в начале десятого просыпался и часов до шести утра (то есть до пробуждения Соны «на утреннюю кормежку») развлекал сына. Затем еще часик сна перехватывал и снова отправлялся в институт. И исключениями для него были лишь воскресенья: в выходной он спать ложился уже часа в два — а все прочее оставалось без изменений.

Сона в результате ночами всегда высыпалась, молока у нее было с избытком, а дел по дому в общем-то почти и не было: Яна с Марьяной и продукты все покупали, и готовили, и стиркой занимались — то есть помогали как могли. И Сона теперь к наличию в доме двух весьма взрослых девушек относиться стала совершенно иначе. Не сразу, а после одного разговора с Марьяной, когда она поинтересовалась у девушки, почему те так о ней и Пашке заботятся:

— А это мы опыта набираемся, вот замуж выйдем — а мы уже все по дому делать умеем. В поселке-то заботы не такие, как в городе, а времени на освоение всего нужного не так и много у нас осталось, опять же машины все эти домашние… Яна уже замуж собирается, наверное летом свадьба будет, а я… за мной тоже один ухаживает. Правда, я пока о свадьбе не думаю, но ведь это пока: он через год институт закончит и если предложение сделает…

— А вы вроде собирались за Лёшку замуж выходить…

— Да ты что?! Лёшка же нам как брат, а за брата замуж разве можно?

— А я как-то слышала ненароком как вы это обсуждали.

— А, это? Это у нас мама шутила, говорила, когда мы что-то не так делали, что вот отдам вас за Лёшку замуж, он вам вожжами-то ума добавит. И говорила, что обеих сразу отдаст: мол, мужиков-то на войне поубивали, власти разрешат мужчинам гаремы заводить — она нас и поженит сразу, чтобы неприятности от нас больше не терпеть. Ну а мы по привычке, когда друг с другом спорим, о том, что на ужин готовить, например, друг друга так же и подначиваем, в основном про то, кто будет главной женой и другую будет вожжами охаживать. Но это всего лишь шутка такая… А на ужин я хочу рыбу сготовить отварную, тебе на гарнир картошку отварить или макароны?

Виктор Семенович Алексея отловил в институте во время обеденного перерыва, поскольку знал, что у парня другого свободного времени нет. И в столовой, сидя уже за столиком, задал ему один очень интересующий его вопрос:

— Алексей, а в твои машины можно вообще любую информацию запихнуть?

— Ну, в принципе, да, любую. А вас какая интересует?

— Я даже на знаю, как и объяснить-то толком… Я тут поглядел из интереса, как в вашей системе отдела кадров можно любого сотрудника найти не по имени-фамилии, а по каким-то другим признакам, и подумал, а нельзя ли сделать так, чтобы можно было высчитать, к какой информации человек доступ имеет. И не напрямую по работе, а через других людей. Проблемка у нас возникла: довольно важная информация становится известной за кордоном, но вот откуда она туда попадает, совершенно непонятно. То есть мы знаем, кто является носителем информации, но знаем и то, что этот носитель ее точно не разглашал. Но я думаю, что не разглашал он ее умышленно, а кто-то знакомый, а потом знакомый знакомого или родственники там…