Переход II

— Тебе же Лена уже сколько раз говорила: потолстела ты из-за того, что твой организм запасал продукты для Пашки, а когда он все съест, то ты снова станешь худой и стройной.

— А вдруг не стану?

— Тогда я тебе сошью новую одежду.

— Ну… ладно. У тебя когда следующий экзамен?

— Послезавтра, а ты что-то хотела?

— Да. То есть нет, я просто так спросила. А ты не помнишь, где ткань для голубого моего платья покупал? Если придется новое шить, то я хочу такое же…

Наступил пятьдесят шестой год — первый год, события которого Алексей Павлович очень подробно изучал при подготовке к переходу. И он уже сообразил, что изучал он все это, по сути, зря: страна уже настолько изменилась, что все, что происходило «раньше», произойти сейчас уже не могло. Почти все, но кое-что осталось неизменным. Например, в магазинах стало гораздо больше разнообразных тканей — а вот с готовой одеждой лучше точно не стало. Почти не стало, все же немцы из ГДР поставляли в СССР довольно много очень неплохих мужских костюмов, однако «женский ассортимент» вызывал уныние. Впрочем, в уныние советские женщины точно не впадали, ведь большую часть одежды они, как и «раньше», шили сами. Или заказывали пошив в ателье — которых, похоже, стало много больше. Точно больше: в новеньком Тимирязевском районе Москвы их уже три появилось, а «раньше» тут точно таких ателье не было. Просто потому, что «раньше» и домов таких не было, а сейчас в большинстве новых жилых зданий первые этажи изначально предназначались для размещения различных организаций от магазинов до вот таких «мастерских по бытовому обслуживанию населения». И ателье эти были небольшими, по размеру небольшими, занимающими пару комнат, но свою задачу они выполняли: женщины в районе их услугами постоянно пользовались.

Но пользовались «бытовым обслуживанием» далеко не все, конечно: обслуживание-то денег стоило, а дома «все то же самое можно сшить бесплатно». А если и швейную машину приобрести труда не составляет, то тут уж сам бог велел заняться на досуге кройкой и шитьем. Или товарищ Жданов велел, а, возможно, и лично товарищ Сталин: в районе заработали бесплатные вечерник курсы кройки и шитья. Совсем бесплатные, а так как в помещении, где проводились занятия, швейные машины стояли, то довольно многие женщины, на свою машинку пока денег не накопившие, записывались на курсы исключительно для того, чтобы что-то себе сшить на «казенной» машине. И вот товарищ Жданов выпустил постановление, что женщинам можно просто так машинами пользоваться, правда уже за небольшую плату — однако пятьдесят копеек в час люди даже с самыми скромными доходами за расход не считали.

У Соны швейная машинка имелась (Алексей купил, конечно же), да и шить ее мать давно научила — однако себе одежду она все же не шила. Не потому что не хотела, а потому что муж (еще со времен обучения в медицинском) наладил прочные контакты с очень хорошим ателье, располагающимся неподалеку от медицинского, а тамошние закройщицы к Соне для снятия мерок и домой приезжали: все же ее муж в этом ателье считался «самым уважаемым клиентом». Правда, был у этого ателье некоторые перекос в ассортименте: из-за запросов Алексея они в основном шили одежду для беременных — но и уже родивших они очень неплохо обшивали, правда, для молодых матерей они в основном белье шили. И вся Москва те же лифчики для кормящих (с застежкой спереди) именно в этом ателье и заказывала.

Алексея очень удивляло то, что такой нехитрый (и весьма востребованный) предмет женского туалета во всем Союзе только три фабрики шили: две в Белоруссии и одна в Риге — но, похоже, местным властям было не до лифчиков. Точнее, скорее всего руководство считало, что раз ателье нужды населения удовлетворяют, то незачем загружать такими заказами швейные фабрики (которых тоже было не особенно много), а строить новые — есть много других предприятий, которые стране гораздо нужнее. Ну и жильё для населения было самым приоритетным направлением строительства…

Но и кроме жилья в стране (и в Москве в частности) много чего строилось — и строилось в соответствии с четкими, тщательно продуманными планами. Новые здания МИФИ было решено строить «за городом» не от балды: рядом размещался довольно большой завод полиметаллов, у которого была «своя» ТЭЦ, электричества от которой заводу хватало, а вот тепла там производилось с избытком. И это тепло вполне должно было обеспечить и здания самого института, и жилой городок — а для того, чтобы и с электричеством там проблем не возникало, на ТЭЦ просто поставили еще один турбогенератор, на этот раз «чисто электрический», на тридцать два мегаватта. То есть и по электричеству должен был образоваться приличный избыток мощностей, но ведь в новом районе предполагалось в дальнейшем и много нового жилья построить, да и не только жилья. И стройка началась уже в конце января, хотя это было не самым лучшим временем для строительства в Подмосковье. Впрочем, для подготовительного этапа сезон большого значения не имел — как не имел значения для прокладки новых тоннелей метрополитена (хотя до пуска метро по плану оставалось еще года три-четыре).

В коридоре старого здания МИФИ вывесили плакаты с нарисованными будущими строениями, и Алексея порадовало не только то, что в жилой части городка все же был утвержден проект, составленный на основе его предложений, но и то, что и корпуса самого института были «несколько доработаны». В целом изменения выгляди минимальными, первые этажи были просто «одеты» в белый камень, была добавлена четкая отбивка белых рядов окон неширокими полосами разноцветной кирпичной кладки — но в целом визуально институтские корпуса сильно приблизились к домам в жилом городке. Но это были именно незначительные внешние изменения, что предполагалось сделать внутри корпусов, было неизвестно. А что изменилось в проекте жилых жомов, Алексей знал очень хорошо, ведь товарищ Липницкий постоянно к нему заезжал «для консультации». Не лично к Алексею, а в институт, в основном к «автоматикам», ведь предполагаемые к установке лифты в новых зданиях очень сильно отличались от тех, которые уже выпускались промышленностью, и вопросов у архитекторов и строителей только по этой части возникало довольно много — но он «по старой памяти» и к «товарищу Воронову» не ленился зайти и похвастаться тем, что он успел придумать. Или даже не похвастаться, ведь в свое время парень ему немало полезных советов дал. Простых советов, возможно даже не совсем «архитектурных», ведь Алексей ему просто рассказывал о некоторых «мелочах», использованных при строительстве тех домов, в которых он жил «гораздо позднее» — а сейчас нужда в проводке по двадцать ампер вообще ничем была не обоснована. На архитектор знал, что «парень умеет смотреть на перспективу», ведь когда он строил жилые дома для преподавателей медицинского, никому в голову и придти не могло, что в каждой квартире появятся и холодильники, и машины стиральные, и прочая «могучая техника», требующая очень много киловатт, и поэтому с советам (или пожеланиям) Алексея относился очень серьезно.

А еще в советам (или пожеланиям) Алексея серьезно относился товарищ Жданов, но вовсе не потому, что его «архитектурные изыски» считал важными или полезными. Просто Алексей соседу как-то рассказал об интересном «фрукте» под названием дайкон — и урожаи дайкона на полях подмосковных совхозов вызвали серьезное уважение к его словам. То есть сначала вызвали среди сотрудников Тимирязевки, а затем уже и у товарища Жданова: если товарищ знает, как модно получить высокие урожаи, сея что-то съедобное уже во второй половине июля, после сбора урожая других культур, то игнорировать такого товарища было бы крайне недальновидно. Даже несмотря на то, что такие гигантские урожаи (в пересчете-то получалось по сотне центнеров с гектара) были получены на паре соток огорода самого этого товарища…

Но о дайконе Алексей Павлович рассказал соседу лишь то, что узнал от жены (в «прошлой жизни»), которая эту редьку у себя в деревне для внуков выращивала. А все остальное (включая выращивание «небывалого урожая») как-то без его участия прошло, ведь лето-то он с Соной провел в Москве. На всякий случай, ведь в Москве до больницы добираться было даже пешком минут десять, а в деревне больницы вообще не было.

И Алексей с Соной пропустили момент, когда плоды их огорода были выставлены вообще на ВДНХ, хотя и в качестве демонстрации достижений ученых Тимирязевки. Этим ученым достижения были крайне важны, все же сейчас от этих «достижений» зависело если не существование Академии, то уж существование в этой академии самих ученых наверняка. Почему-то руководство страны почти перестало выслушивать громкие слова о «грядущих переворотах в сельскохозяйственной науке» и результаты работы агрономов оценивало исключительно по полученным урожаям…

Понятно, что для получения высоких урожаев было совершенно недостаточно просто взять и посадить какие-то экзотические семена вроде дайкона или той же пекинской капусты, урожаи куда как в большей степени сейчас обеспечивала тщательная подготовка почвы. Не только пахота, но и удобрение полей — а для этого удобрений требовалось очень много: все же страна была обширная и полей в ней тоже было немало. А с удобрениями…

С удобрениями вроде бы тоже стало довольно неплохо. Хотя и тут картина сильно отличалась от того, что застал в свое время Алексей Павлович: большая часть азотных удобрений производилась из угля. И производилось не на гигантских химических комбинатах, а на достаточно скромных по размеру заводиках, с огромной скоростью появляющихся практически в каждой области страны. Именно небольшие, потому что в пятьдесят четвертом в МЭИ разработали очень «экономичную» установку для производства карбамида. На базе серийного газогенератора с кипящим слоем производился водород, угарный газ отправлялся в топку являющейся частью установки электростанцию мощностью в пять мегаватт, из водорода и выделенного при получении кислорода для газогенератора азота делался аммиак в небольшой (а поэтому недорогой) колонне, который запускался в следующий реактор, где их полученного в топке электростанции углекислого газа и аммиака производилась мочевина. И небольшой размер всей установки по сути определялся мощностями используемых для разделения газов турбодетандеров, выпускаемых во все более возрастающих количествах в Воронове. Небольших детандеров, но одна такая установка производила по пять тонн карбамида в час, даже чуть больше. А заводики в основном снабжались двумя такими установками, и каждый давал стране за год по сотне тысяч тонн ценного удобрения…

Угля в СССР было уже достаточно, а вот с природным газом особого изобилия пока не наблюдалось, поэтому и попытки специалистов протолкнуть идею по производству удобрений из этого газа особого отклика в верхах пока не находили. Тем более не находили, так как из угля не только удобрения производились, углехимия тоже развивалась «опережающими темпами». И очень быстро развивалась сланцевая химия, которая на работу Алексея оказывала очень серьезное влияние, ведь корпуса для тех же микросхем делались (или «склеивались», если они были керамическими или металлическими) смолами, получаемыми из сланцев.