Переход II
Шрифт:
Причем всерьез так меняет, элементарный расчет показывает, что очень одинокий электрон, пролетевший мимо черной дыры настолько близко, что совершит половину оборота вокруг ее центра, излучает примерно такую же массу фотонов, сколько «весит» сам. А если такая частица выходит на орбиту «дыры», то она, летя с околосветовой скоростью, постоянно порождает огромную массу, «высасывая» ее из этой самой дыры.
Елена в одной из своих записок подсчитала (Алексей это не проверял, а просто запомнил), что черная дыра, которая якобы находится в центре нашей галактики, именно за счет излучения «пролетающих мимо частиц» всего за несколько десятков миллионов лет в состоянии «породить» всю нынешнюю массу галактики: все ее звезды, межзвездный газ и вообще все, что там есть. Включая и так называемое «реликтовое излучение» — но если считать, что возраст галактики составляет многие миллиарды лет, то это «реликтовое» давно бы уже все вокруг поджарило и испарило. Но «вселенная расширяется и мы вместе с ней», как
Но так как современный физик его понимать не захочет (мало кто захочет признать, что он всю жизнь занимался «общественно осуждаемым теплородом»), то товарищу Первухину он рассказал кое-что другое:
— Тысяча ядерных взрывов породят на планете примерно тонну углерода-14. А один графитовый реактор за тридцать лет работы наработает уже больше, и вот утилизация этого графита обойдется на порядок дороже, чем будет стоить вся выработанная реактором энергия. Пока мы говорим об оружейном плутонии, это вполне рабочий бюджетный вариант, но как только мы переходим к мирному атому, то оказывается, что мирным может быть только реактор на воде. Или на быстрых нейтронах, но водяной все же получается гораздо дешевле.
— На тяжелой воде — и дешевле?
— Янки заканчивают строительство легководного реактора, да и у нас есть в этой области неплохие наработки. А легководный, хотя и выглядит более дорогим, очень скоро будет куда как более дешевым. А если все расходы подсчитать, включая и расходы на утилизацию нарабатываемого дерьма, то и для плутония тяжеловодный покажется дешевкой.
— Это всего лишь слова…
— Да, слова. Но у меня есть и цифры: чтобы выделить из воды весь тритий, который наработается в водяном реакторе за тридцать лет, потребуется энергия, которую реактор наработает за три месяца. И тритий излучает слабо, а за сто двадцать лет от него остается десятая доля процента, остальное само распадется. А чтобы выделить угдерод-14 из графита, получаемый за год работы реактора, нужно потратить энергию, которую этот реактор наработает примерно за сорок лет. И чтобы его нейтрализовать — а сам он полураспадается всего-то за пять тысяч лет — потребуется его продержать в активной зоне реакторов, лучше всего в тех же водяных, всего-то лет пятьдесят, причем для ликвидации углерода из одного графитового нужно будет гонять уже два десятка водяных полвека минимум. Вот, посмотрите расчеты — а лучше попросите их проверить хотя бы того же Курчатова. Вдруг я все же приуменьшил опасность этого дерьма?
— Мне Лаврентий Павлович сказал, что вы точно знаете, что говорите… но я все же не уверен насчет…
— У американцев в Шиппингпорте сейчас заканчивается постройка реактора на шестьдесят мегаватт электрических, у нас в ЛИПАНе, насколько я в курсе, уже есть проект реактора на двести с лишним мегаватт. Если сейчас средства, которые тратятся на графитовые реакторы, направить на разработку водо-водяных, то уже года через три, максимум через четыре, у нас такой реактор заработает. А если про графитовые вообще забыть, то в шестидесятом у нас может и два-три водяных реактора появиться. Что же до проектов энергетических реакторов в Северске… снова повторю: тяжеловодный, в котором и теплоносителем будет тяжелая вода, будет безопаснее и, что самое забавное, даст больше плутония.
— А это почему?
— Потому что в тяжеловодный реактор можно запихивать уран, который будет получен после извлечения плутония из реактора графитового и он еще процентов сорок нового плутония наработает. А чтобы нам много времени на разработку реактора не тратить, я тут захватил все, что удалось получить про канадский национальный исследовательский универсальный реактор мощностью, между прочим, в двести мегаватт. Кстати, применяемые там оболочки ТВЭЛов из циркония с двумя процентами ниобия… с двумя с половиной процентами — они еще процентов десять к производству плутония добавят.
— А откуда вы… неважно, я могу забрать эти бумаги?
— Конечно, я для того их и писал, мне-то они и нафиг не нужны. У меня голова другим сейчас занята, например, как доставлять преподавателей в МИФИ из старого корпуса в новый.
— Так новый только если к Новому году успеют…
— А пока я институту дал возможность пользоваться
зданием института программирования, в который меня назначили научным руководителем: студентов-то уже институт набрал в расчете на новые площади, будь они все неладны! И без этого их просто учить негде — а учить-то их необходимо.— А сколько нужно людей-то перевозить?
— Да человек двадцать, но три раза в день, или даже четыре. Вот если бы где-то автобусы подыскать, хотя бы пазики…
— Трех хватит или все же нужны будут четыре?
— Что? Трех точно хватит, но я просто не знаю, как их приобрести для института.
— Я понял, автобусы будут. А по реакторам, если потребуются какие-то дополнительные консультации…
— Лаврентий Павлович всегда знает, где меня найти. Так что обращайтесь в любое время… через него обращайтесь.
В сентябре и Сона вернулась в университет, а за домом (и, главное, за Пашкой) теперь в дневное время ухаживала Таня. Девочка довольно быстро после своей вологодской деревни освоилась в Москве, да и готовить она все же научилась… неплохо, так что в доме всегда было «чисто и сыто». И никого наличие в доме «посторонней девочки» не напрягало: сейчас любой инженер, получивший квартиру и обзаведшийся детьми, няньку (как раз «постороннюю девочку из деревни») обязательно нанимал. «Посторонних девочек» было очень много в доступности, так как в деревнях народу с каждым годом требовалось все меньше и очень многие девчонки выбирали именно такой путь «перебирания в город». Очень удобный для них путь: после семилетки найти работу на промышленном предприятии в городе им было почти невозможно, в деревне им тоже делать было нечего — а тут и работа (хотя и за гроши, но на «работе» и кормили, и крышу над головой предоставляли), и «социализация», и получение «новых знаний» о возможной будущей работе. Обычно девочки работали няньками по году или по два года, а затем все же подыскивали работу «по силам и знаниям» — но даже уходя на вольные хлеба, чаще всего «бывшим работодателям» рекомендовали своих родственниц или подруг, так что «институт нянек» лишь расширялся год от года. Настолько расширялся, что даже государство не смогло на это не обратить внимания и в продаже появились книги по уходу за детьми и по «домашней кулинарии», специально на выпускниц деревенских школ и рассчитанные. Правда, Сона к этим книгам относилась весьма скептически (особенно по части кулинарии) и девочку самостоятельно всему обучала, но у большинства-то молодых матерей просто не было возможности этим заниматься. И «домашнего врача-приятеля» тоже не было…
А еще не было «друга семьи», работающего секретарем ЦК — и из-за этого Соне пришлось вместе с учебой заняться и «руководящей работой». Товарищ Ким выполнил свое обещание относительно «эшелона с подарками» и подарки он прислал, причем прислал сразу два эшелона. Но эшелон с медью (черновой, так как электричества в Корее для ее переработки сильно не хватало) Пантелеймон Кондратьевич сразу забрал и отправил в Гомель, а вот эшелоном с детскими товарами поручил заниматься именно Соне: в документах товарищ Ким именно ее и указал «получателем». Получателем ста тонн махровых банных полотенец и примерно двухсот тонн разных распашонок и ползунков…
В Корее на юге довольно неплохо рос хлопок, причем очень много там выращивали очень хорошего (хотя и малоурожайного) чилийского горного хлопка. Который еще с «японских времен» выращивали там, где было почти невозможно выращивать другие культуры. И на юге страны тоже с «японских времен» имелась не самая паршивая текстильная промышленность — вот Ким такой подарочек Алексею и сделал. То есть «супруге товарища Воронова» — а Соне пришлось с этим подарком как-то разбираться.
Но Алексей и жене объяснил, что «хороший руководитель сам вообще ничего не делает», м Сона решила использовать «передовые технологии мужа». Она для решения вопроса о распределении подарка привлекла Лену и Аню, те подключили женщин их «общества одиноких матерей Первого меда» (большинство из которых уже институт окончили и работали в разных поликлиниках) — и уже до конца сентября по подарочному комплекту подучили все младенцы возрастом до девяти месяцев в Москве и области, а так же в Смоленской и Витебской областях. И другим областям досталось, ведь сто тонн — это триста тысяч банных полотенец, а двести тонн — это уже почти полмиллиона комплектов из теплой распашонки и теплых ползунков. А когда присланные вагоны «показали дно», Сона, во время очередного визита к ним «в гости» Лаврентия Павловича «намекнула» ему о творящейся «несправедливости»: где-то младенцам подарки достались, но большинству-то их не хватило!
Не сказать, что эта информация Берию порадовала, ведь избытка денег в стране не наблюдалось. К тому же оказалось, что и в Корее закупить еще такого товара возможности уже было: все же невелика оказалась корейская текстильная промышленность, да и с хлопком там было довольно напряженно. Но вот у товарища Мао все это приобрести стало не особенно и трудно, а деньги на закупку…
На очередном совещании в ЦК Иосиф Виссарионович спросил у Лаврентия Павловича:
— А тебе не кажется, что партизан Херов занялся вымогательством? Ведь будет неверно в этом году молодым матерям подарки выдать, а в потом это дело прекратить? А если эту практику еще лет десять вести…