Переход II
Шрифт:
— Ну, я же когда еще говорил: у него в отношении детей, и детей даже не своих, а всех советских детей есть определенные заскоки.
— Правильные заскоки!
— Правильные, а насчет подарков, то, по большому счету, право дарить он имеет, ведь с теми же китайцами мы рассчитываемся, можно сказать, орскими автомобилями. Десять процентов от общего выпуска, а кто нам эти автомобили обеспечил? Но насчет того, что он вымогательством занялся, тоже неверно: это супруга его, Сона Алекперовна, вопрос так подняла. И она тоже право имеет: разработку программ для отделов кадров в университете она лично, можно сказать, курировала — а от их внедрения экономический эффект уже превысил расходы на закупку полотенец и ползунков в Китае. Но еще важный момент заключается в том, что она, по сути, лично разработала систему учета и контроля с помощью вычислительных машин пациентов в детских поликлиниках, а сейчас, я слышал, занимается разработкой консультативной программы для педиатров. Очень интересной, хотя ее и не в самое ближайшее время внедрят, но
— Микробы вычислительных машин испугаются?
— Нет, просто каждый врач уже во время осмотра больного ребенка будет знать, чем он болел, какие у него противопоказания к лекарствам, чем лучше лечить нынешнее заболевание — и дети будут выздоравливать быстрее. А количество врачебных ошибок может сократиться на порядок! И, кстати, это не только детей касается.
— Но для этого нужно будет вычислительных машин наделать многие тысячи…
— Сотни тысяч, но эту проблему мы уже решаем, причем успешно. Атеперь давай вспомним, кто эти, принципиально новые машины, придумал…
— Опять намекаешь на очередное награждение партизана?
— Не опять, а снова. Но нет, подождем, пока все это у него не заработает.
— И долго ждать?
— Долго, но все же не очень долго. Институт программирования, научный, уже к Новому году заработает… то есть он уже заработал, но пока далеко не в полную силу. Через пять лет только в МИФИ будет выпускать человек по триста весьма грамотных программистов, еще пару сотен МГУ нам даст, а всего по стране их подготовят — разной степени профессионализма — тысяч уже десять, а то и двадцать. А такая толпа профессионалов, даже если, как говорит Воронов, один из полусотни будет асом, такого напрограммирует! И вот тогда…
— Я понял. А за программу учета пациентов, мне кажется, Сону Алекперовну тоже орденом наградить нужно. А то несолидно получается: муж у нее весь в наградах, а она как…
— Как дурочка деревенская на его фоне. Я думаю, что даже за раздачу корейских подарков она орден заработала.
— А уж за то, что Алексея Павловича к нормальной жизни вернула… Пусть Минздрав на нее представление напишет, на «Знак почета».
— А мы, по совокупности, наградим ее «Знаменем». Она, между прочим, так вкусно готовит…
— Ты мне все ее заслуги отдельно распиши, до конца недели постарайся. А наградим ее к празднику. Но вот чем — это мы еще обсудим…
Глава 23
Марьяна вышла замуж в начале сентября, и Алексей еще подумал, что «ускорению процесса» сильно поспособствовало то, что девушке получилось квартиру купить кооперативную. Но в результате население его собственной квартиры изрядно уменьшилось — а еще уменьшилось и количество мебели в ней. Потому что советская промышленность мебели делала много, и делала мебель хорошую — вот только термины «много» и «хорошую» не пересекались, поэтому и Яне, и Марьяне он отдал ту мебель, которая уже была в доме. То есть изготовленную в Витебске по заказу — и квартира изрядно опустела. Но на заказ мебель можно было тоже много где изготовить, хотя и весьма специфическую — и Алексей для жены заказал «очень специальный шкаф». Стеклянный, и заказал он его на опытном заводе фамртехники, а стекла — тоже по его заказу — изготовили в Боре. «Небьющиеся» стекла, причем не какой-нибудь «обычный триплекс», а именно небьющиеся: стекло толщиной в двенадцать миллиметров даже молотком разбить было почти невозможно. Понятно, что шкаф получился очень тяжелый — но именно такой парень заказал потому, что Сона свое свадебное платье даже в шкаф не убирала: оно висело на специально сделанной вешалке, стоящей посреди комнаты. Посреди «маленькой» комнаты, которую Сона приспособила под гардеробную, и платье это, просто висевшее посреди этой гардеробной, просто пылилось. А еще выцветало: Сона на свадьбу пошла в новеньком светло-голубом платье, но уже к началу лета пятьдесят шестого оно местами в результате частых стирок из голубого превратилось в сиреневое, а кое-где и вообще розовым стало. Ну что сказать, ацетатный шелк — штука нестойкая сама по себе, а если для него и красители использовались «неправильные», то результат неожиданным не стал.
Шкаф Алексей заказал чтобы платье перестало пылиться, но Сона в него это платье вешать не стала. Убрала его подальше и заявила, что «она больше замуж выходить уже не будет — потому что она поправилась и в это платье уже не влезает», а вот другие платья… И в шкаф повесила свое «беременное» платье, заявив, что оно так будет напоминать ей о том, что ей его еще неоднократно носить придется. Минимум два раза еще, но не сразу, сначала ей нужно будет все же диплом получить. А Лена ей помогла с обеспечением гарантии того, что «два года можно будет не беспокоиться»…
Но сентябрь ознаменовался не только «освобождением площади», в институте точной механики и вычислительной техники разработали и летом запустили в серийное производство «укороченную» версию вычислительной машины с той же системой команд, с какой и «большие ЭВМ» выпускались. Алексей счел, что ребята в институте работу сделали выдающуюся и обратился к Берии с просьбой всех их там поголовно орденами наградить — а из квартиры убралась «старая» машина, легко заменяющая мощный нагреватель, и появились сразу три новых, которые теперь потребляли не по пять киловатт, а всего-то
по триста ватт электричества. Да, мощность машинок было заметно меньшей, но для большинства задач, для которых эти машинки были сделаны, и их мощность была в чем-то даже «избыточной». Однако «изобретать машины еще хуже» просто никто не стал: цена «малютки Лебедева» составляла всего чуть больше семи тысяч рублей, а по самым грубым подсчетам даже если производительность машины уменьшить в десять раз, то цена может упасть процентов на пять, ведь основную стоимость обеспечивала «незаменимая периферия». Диски, монитор, печатающее устройство — эти-то компоненты вообще не зависели от скорости вычислений, так что в Минрадиопроме просто занялись строительством нового (очередного) завода по выпуску таких машин. Нескольких заводов, один только сборкой машин должен был заниматься.А один завод — МЭЛЗ — начал срочно строить филиал в поселке Балакирево Владимирской области. Выбор столь странного места был обусловлен тем, что для расширяющегося ремзавода рядом с поселком была уже построена новенькая ТЭЦ, а заводу столько электричества вроде и не требовалось. А плавильным электропечам, в которых варилось специальное стекло, электричества уже должно было хватить — даже несмотря на то, что печи были довольно мощные: стекла там предстояло варить много. Так как в этом филиале намечалось массово изготавливать цветные кинескопы, которые на самом МЭЛЗе разработали года три назад и даже успели около трех тысяч их изготовить. И даже в Ленинграде успели изготовить около полутысячи цветных телевизоров (и Алексей не понимал, зачем их вообще делали, так как на всю страну была единственная «цветная» телекамера весом в полтора центнера и дающая терпимую картинку только при освещении объектов противовоздушными дуговыми прожекторами). Но пока идея цветного телевидения в стране не «взлетела» (и до сих пор велись нескончаемые споры о том, как его вообще обеспечить за приемлемые деньги и какую систему цветной кодировски использовать), а вот цветные мониторы руководство радиопрома очень заинтересовали. Алексея они тоже заинтересовали, но не столько «цветом», сколько размером: эти кинескопы пока получалось изготавливать только с диагональю в полметра. Но и с довольно приличным разрешением тоже: инженеры МЭЛЗа умудрились маску кинескопа делать с разрешением в два пикселя на миллиметр. Так что первый же изготовленный цветной монитор обеспечивал разрешение экрана в шестьсот цветных пикселей по вертикали и восемьсот по горизонтали — а это уже было вполне достаточно для создания удобного графического интерфейса. Правда, пока, кроме самого Алексея, никто в мире и слов-то таких не знал, но парень искренне верил, что «скоро узнают».
Но графический интерфейс был все же делом хоть и не очень отдаленного, но будущего, а вот сама вычислительная машинка уже выпускалась малой серией, и за наградами для разработчиков Алексей обратился не просто так. Инженеры института Лебедева смогли придумать «одноплатную» вычислительную машину (хотя «одноплатной» был лишь сам вычислитель, а все устройства к нему подключались через отдельные контроллеры, вставляемые в специальные разъемы на этой плате). И в другие разъемы вставлялись отдельные платы оперативной памяти –и теперь в совершенно настольной машине можно было этой памяти ставить по целому мегабайту. Правда, с такой памятью машине и блок питания требовался помощнее, все же память тоже электричества жрала как не в себя — однако Алексей надеялся, что организованная Клавдией Васильевной группа разработчиков сумеет в обозримое время довести КМОП-технологию до рабочего состояния и вот тогда…
Еще Алексею понравилось то, что в ИТМиВТ разработчики прислушались у его «полезным советам» и базовую плату ЭВМ разработали так, что и внешние устройства, и ту же память можно было ставить «любой конструкции». А память — и «любого размера», правда, пока было «техническое ограничение», не позволяющее наращивать размер этой памяти свыше четырех мегабайт. Но пока и один туда с трудом влезал, так как емкость одной микросхемы получалась еще не особенно большой и плата на четверть мегабайта была «квадратом» десять на десять сантиметров. Причем эти плату еще и требовалось специально охлаждать, для чего в корпусе предусматривались отдельные вентиляторы — но машинка уже работала, и работала довольно исправно. По крайней мере те три, которые у Алексея теперь дома стояли, вроде бы за месяц не то что не сломались, но и ни разу не сбойнули.
Еще у товарища Тяпкина сумели в конце концов «довести» технологию аналоговой записи цифровых сигналов на диск, и в серию пошли жесткие диски емкостью по триста восемьдесят мегабайт. Марк Валерианович за это с подачи Струмилина (поскольку в Госплане теперь в базе данных могла храниться оперативная информация практически по всем предприятиям страны) тут же получил «Трудовое Красное Знамя», а Алексей, на награждение заехавший, ему еще и намекнул, что если товарищ Тяпкин еще раза в четыре уменьшит ширину каждой дорожки и вдвое повысит линейную плотность записи, то и Звезда Героя очень быстро этого героя отыщет. А в ответ узнал, что «в КБ завода ширину дорожки на опытном изделии уже вшестеро уменьшить смогли», а насчет линейной плотности — тут нужно все же с химиками разговаривать. И, пожалуй, с «творцами микросхем»: мало что частота подаваемого на ЦАП сигнала только за счет плотности вырастет, так еще в КБ и скорость вращения привода смогли в два с половиной раза поднять. Могли бы и больших результатов достичь, но специалистов не хватает, а когда хватать будет — совершенно неясно…