Переход II

Так что во время войны в Корее он просто «отдавал долг», а теперь его руководство страны попросило еще немного «долгов отдать», правда, обставив эту просьбу «определенными условиями». Так что Сона даже Яну «вырывала» из семейного гнездышка и две молодых женщины почти до рассвета «приводили в порядок» костюмы Алексея. В принципе, Сона и сама бы могла справиться, но руками Яна шила все же лучше всех в семье. И после обеда Алексей, снова, несмотря на очень теплую погоду, накинув сверху куртку отправился на аэродром в Щелково: его туда Сона лично решила отвезти.

А затем он, удобно устроившись в салоне Ту-104, благополучно проспал до самого Пхеньяна, не проснувшись даже во время посадок в Иркутске и Хабаровске. Все же он действительно очень хорошо изучил фармакопею и знал, как бороться с неизбежным при таких перелетах «джет-лагом». А так как все необходимое советская фармацевтическая промышленность уже давно производила в массовых объемах, то просто было бы глупо этим не воспользоваться.

Что его очень сильно удивило в Пхеньяне, так это то, что самолет корейцы встречали по высшему разряду, даже выставили роту почетного караула. Не совсем роту, скорее немного расширенный взвод, и Алексей удивился лишь тому, что большинство бойцов в почетном карауле были, мягко говоря, «возрастными». А встретивший его еще у трапа самолета товарищ Ким Ирсен заметил, когда они уже сели в машину:

— Товарищ Воронов, я заметил, что вы странно смотрели на почетный караул — но все эти солдаты были в той войне прооперированы именно вами. И они — все — демонстрируют вам не только уважение от лица нашей страны, но и свою личную благодарность. Большинство из них давно уже не рядовые бойцы — те, кто еще служит в армии, а довольно многие уже давно гражданские, но все они, узнав о вашем визите, надели ту форму, в которой попали к вам на стол…

— Я тронут, передайте им мою благодарность.

— Непременно передам. Мне товарищ Пономаренко сообщил, что вы хотели бы обсудить некоторые новые проекты возможные совместные советско-корейские проекты. Но я думаю, что обсуждать их будет не поздно и через пару дней, а сначала я хочу вас попросить в преддверии Дня республики посетить несколько военных частей и трудовых коллективов, и рассказать там о вашем боевом пути.

— Вы это серьезно?!

— Товарищ Пономаренко говорил, что у вас очень хорошая… он использовал слово «необузданная», фантазия. А людям, особенно молодежи, будет очень приятно лично встретиться с единственным Героем Кореи, не являющимся гражданином нашей страны. И если вы им расскажете, по какой причине вы стали воевать на нашей стороне…

— Я понял и постараюсь облечь свои фантазии все же в правдоподобную форму. Точнее, я просто опущу некоторые не очень героические или очень печальные детали. А чтобы не терять времени понапрасну… Я привез с собой предложения товарища Пономаренко в письменном виде, и если вы с ними ознакомитесь до того, как мы начнем их обсуждать…

— Безусловно, я это сделаю. А сейчас, если вы не очень устали, я бы хотел вас пригласить на встречу в Дворец пионеров…

Алексею корейское руководство устроило действительно «героическую» встречу: в сопровождении бывших бойцов своей диверсионной группы он объехал все места своей «боевой славы», два-три раза в день ему организовывали встречи с молодежью (в основном с нынешними пионерами и молодыми комсомольцами-школьниками), показывали, как изменились города и села, которые он раньше видел (в основном через оптический прицел) — и Алексей не смог не заметить, что страна всего за четыре года изменилась очень сильно. Вероятно потому, что теперь Ким управлял единой Кореей — а это и тридцать миллионов человек вместо десяти, и обширные сельхозугодия на юге страны. И народ, еще не успевший вконец оболваниться американской пропагандой. Ему понравилось и то, что захоронения солдат южнокорейской армии тоже были превращены в мемориалы, и погибших называли не иначе, как «насильно направленных против собственного народа империалистами» (кроме, конечно, южнокорейских руководителей и местных капиталистов). И помощь семьям погибших оказывали почти не учитывая того, на какой стороне они сражались — но именно «почти»: все же погибшие северяне позиционировались как герои, и семьи героев войны получали все же больше. Но она в любом случае была не особенно и велика, ведь страна все еще оставалось очень бедной, так что существующее «разделение» сильной зависти не вызывало.

А еще оно не вызывало зависти потому, что по факту южанам все равно «доставалось больше»: десятки тысяч тракторов, поставленных Советским Союзом, в основном отправлялись именно на юг, где можно было собирать большие урожаи, так что там крестьяне своим трудом просто больше зарабатывали. А вот рабочие…

Все же сам товарищ Ким предпочитал промышленность развивать в основном на Севере, и там в прошлом году заработал и большой тракторный завод, и уже второй завод по производству автомобилей. И три четверти черной металлургии выдавало металл именно на Севере. Но «против географии не попрешь»: самые большие верфи располагались в Пусане и городах провинции Ульсан, а так же в Инчхоне. Их еще японцы построили, а за последние четыре года с помощью советских специалистов их дополнительно расширили и модернизировали. Дело, конечно, было очень полезным, если бы не одно «но»: этим верфям сильно не хватало электричества. Конечно, Корея — страна горная, и в ней горных рек довольно много, так что началось массовое строительство ГЭС (благо, производство цемента было уже сильно развито), но плотины-то быстро построить не подучается, да и с турбинами и генераторами было довольно грустно, так как их Корее никто, кроме СССР, не продавал, а собственной производство только налаживалось не спеша. Потому верфи-то были уже довольно мощными, но лишь в теории — а на практике они в основном простаивали. И вот товарищу Пономаренко это как-то не очень понравилось.

Не понравилось Пантелеймону Кондратьевичу, он своим мнением поделился с Иосифом Виссарионовичем, и вместе они пришли к определенным выводам — а вот уговорить товарища Кима результаты этих выводов принять как раз Алексею и поручили. Потому что кроме выводов «экономических» в руководстве Союза были сделаны выводы и «политические», из которых следовало, что товарищ Ким примет любые предложения товарища Сталина. Но только лично товарищем Сталиным ему и изложенные, а этому товарищу кататься в Корею явно было недосуг. Но вот если эти мысли до корейского руководителя донесет товарищ, одинаково уважаемый и самим Кимом, и Сталиным, то, возможно, личной встречи двух руководителей и не потребуется…

Еще несколько идей относительно помощи Корее были у самого Алексея, но он их Пантелеймону Кондратьевичу даже озвучивать не стал: товарищ Пономаренко эти идеи пока не был готов принять. А вот немного погодя, когда товарищ Ким на практике покажет, что идеи-то не самые глупые, тогда и появится повод для разговоров между руководством двух стран. И «идеи» эти в голове Алексея не сами по себе появились, он просто знал, что их (правда, гораздо позже) в обеих Кореях воплотили на практике, но пока они любому здравомыслящему человеку казались абсолютной ересью.

Однако и предложения Пономаренко выглядели уже настолько захватывающими, что сам Алексей почти и не сомневался, что Ким с ними согласится, ведь в «пересчете на деньги» они составляли около пяти миллиардов рублей. А столь щедрыми они стали практически вынужденно, и Алексей Павлович еще «в прошлой жизни» выяснил их причину: все дело упиралось в Китай под руководством товарища Мао. Тогда Алексею Павловичу удалось тесно пообщаться с одним историком, специалистом по Китаю, и тот ему высказал мнение, что даже если бы Сталин не умер, к началу шестидесятых СССР все равно сильно бы с Китаем поссорился. Потому что Мао уже в середине пятидесятых решил, что он практически наместник бога на земле и все его просто обязаны уважать, причем не просто издали уважать, а вообще ему поклоняться. А вот Иосиф Виссарионович позволял себе товарища Мао по некоторым вопросам критиковать…

Судя по всему, и сейчас товарищ Сталин это заметил — и решил, что на Дальнем Востоке главным союзником СССР должна стать именно Корея. Но Корея-то маленькая, особенно по сравнению с Китаем, и поэтому стоит приложить силы для того, чтобы она стала «маленькой, но очень сильной». А для этого, хотя и в Союзе той же энергии не хватало, в пакете предложений был проект строительства двух крупных угольных электростанций на пятьсот мегаватт каждая. Угля для них Корея и сама накопать была в состоянии, а вот выстроить и, главное, оборудовать такие станции она не могла — самостоятельно не могла, но с помощью СССР…

Алексей «официально» встретился с Кимом первого июля, в воскресенье, и разговор сразу пошел именно об этих электростанциях:

— Товарищ Воронов, мы, несомненно, с огромной благодарностью примем любую вашу помощь, но я не совсем понимаю, по какой причине Советский Союз хочет поставить эти электростанции в обозначенных местах. Вы предлагаете Сеул и Пусан, а ведь основная машиностроительная промышленность располагается на севере страны, и именно здесь у нас энергии не хватает особенно сильно. К тому же на юге угля не особенно много, заметную часть его придется возить с севера на значительные расстояния…