Первый инженер императора IV
Шрифт:
Тьма вокруг начала редеть, уступая место серому, безликому туману. И в этом тумане, прямо передо мной, я увидел ее. Дверь. Простая, деревянная дверь, словно из моего кабинета в Хмарском. Она просто висела в пространстве, ниоткуда и никуда не ведя. Никогде. Но голос Маргариты доносился именно оттуда.
Я протянул руку к ручке. И в тот самый момент, когда мои пальцы уже готовы были коснуться холодного металла, дверь распахнулась.
Из нее вышел я.
Вернее, не то чтобы я. А то, что было похоже на меня. Силуэт, сотканный из чистого, белого, яростного пламени. На его лице, если можно было так назвать эту
— Ты не пройдешь, — сказал Не-Я. Его голос был моим, но искаженным, усиленным ревом пламени, эхом тысяч голосов.
— Пройду, — ответил я. Голос мой прозвучал на удивление твердо. Я не чувствовал страха. Лишь холодную, звенящую решимость.
Не-Я хмыкнул, и от этого хмыка по серому туману пошла рябь.
— Рискни.
Я ожидал огненные шары, огненные смерчи, раскаленные копья… да что угодно, что соответствовало бы образу этого пылающего демона. Но нет. Не-Я был, в каком-то извращенном смысле, Мной. Он знал меня лучше, чем кто-либо другой. Знал мои привычки, мои страхи, мои слабости. И он знал, как бить по самому больному.
Помнишь, Саша, как в былые годы? Бой с тенью. На тренировках. Один на один с самим собой.
Глупая мысль, которую я тут же отмахнул, но засечь успел.
И именно поэтому он не стал метать в меня файерболы. Он просто встал в боксерскую стойку. Идеальную, отточенную сотнями часов тренировок. Мою стойку.
— Серьезно? — спросил я, и из моего голоса так и сочилась ирония, смешанная с безграничной усталостью. — После всего, что было… ты решил устроить спарринг?
Он не ответил. Лишь пламя в его глазах-колодцах вспыхнуло ярче. И он кинулся на меня.
Это был не просто выпад. Это был взрыв. Такой яростный, такой быстрый хук, что я едва успел среагировать. Мое тело, помнящее старые рефлексы, само сделало шаг назад, уходя с линии атаки. Я рефлекторно, пользуясь тем, что инерция потянула его дальше, врезал ему в челюсть коротким, хлестким левым джебом.
Удар был точным, жестким. Я почувствовал, как мои костяшки врезаются в его пылающую, но на удивление твердую плоть. Но он… он даже не пошатнулся. Лишь его огненная голова мотнулась в сторону.
А затем он ударил в ответ. Прямой, как выстрел. Я успел лишь подставить блок, скрестив руки перед собой. Удар был такой силы, что меня отбросило на несколько шагов назад. Руки онемели, зазвенели, словно в них ударили молотом.
Он был мной, но усиленным во сто крат. Моя скорость, моя техника, но помноженные на его ярость и необузданную силу.
Начался танец смерти. Мы кружили по этому серому, безликому пространству, обмениваясь ударами. Я уворачивался, нырял, отскакивал. Он — пер напролом, как танк, пытаясь раздавить меня.
Каждый его удар, даже заблокированный, отзывался болью во всем теле. Каждый мой удар, даже самый точный, казалось, не причинял ему никакого вреда.
Но я не сдавался. Потому что я знал — если я проиграю здесь, в этой ментальной битве, то проиграю все. Я не просто умру. Я стану им. Стану этим пылающим, безмозглым демоном, несущим лишь смерть и разрушение.
Я должен был победить. Не ради себя. Ради них. Ради Риты, которая сейчас, я был уверен, отчаянно пыталась достучаться
до меня. Ради Ивана, Руслана, Олега, Миши, которые доверили мне свои жизни. Ради Михалыча, который стал мне почти отцом. Ради всех тех, кто поверил в меня. Нельзя было дать этому демону победить.Эта мысль, эта тяга к победе, это желание жить и защищать — они стали моим топливом. Я перестал думать о боли, об усталости. Я дрался. Дрался так, как никогда раньше. На пределе. За гранью.
Я пропустил удар. Еще один. Вспышка боли в боку, хруст. Снова ребра. Но я не обращал внимания. Я отвечал. Сериями. Вкладывая в каждый удар всю свою волю, всю свою ненависть к этому монстру, который украл мое лицо, мое тело.
Он тоже начал уставать. Я видел это. Его удары становились не такими быстрыми, его движения — не такими точными. Пламя, окутывавшее его, слегка потускнело. Он был силен, да. Но его сила питалась лишь яростью. А ярость — это конечный ресурс. Она выгорает.
А моя сила… моя сила питалась другим. Надеждой. Ответственностью. Любовью. И она была бесконечной.
В один момент, когда он, выдохшись после очередной атаки, на мгновение замер, я нанес свой удар. Не просто джеб. Не просто хук. Я вложил в него все. Всю свою волю. Всю свою суть.
Удар пришелся точно в солнечное сплетение. Он согнулся пополам, его огненное тело задрожало. И в этот момент я схватил его. Схватил за горло.
Но я не стал его душить. Я… я начал его впитывать. Я не знал, как это делается, не понимал механизма. Просто почувствовал, что могу. Что должен. Как тогда, с Дикой Руной, я почувствовал, как его сила, его ярость, его огонь начинают перетекать в меня. Не разрушая, а… становясь частью меня. Управляемой частью.
— Я… всегда буду здесь, — прохрипел он, его голос слабел, пламя вокруг него таяло. — Я… это ты, не забывай…
Он посмотрел на меня своими угасающими глазами-колодцами, и в них я на мгновение увидел не ярость, а… что-то другое. Почти человеческое.
— И стоит тебе разозлиться… стоит кому-нибудь вывести тебя из равновесия… я буду здесь. Я буду тут как тут. Запомни это, Александр Геннадиевич Мартынов. Запомни, кто ты. И свою суть.
И затем он растаял. Просто растворился в моих руках, как дым, как утренний туман. Оставив после себя лишь легкое тепло и звенящую тишину.
Я стоял на коленях, тяжело дыша. Сил не было даже на то, чтобы поднять голову. Все тело было одной сплошной, пульсирующей болью. Но я победил. Я победил себя.
Нужно было вставать. Нужно было идти. К ней. К Рите. Она ждала.
Я сделал рывок. Последний, отчаянный рывок. Я буквально толкнул себя вперед, к той самой двери, что висела в пустоте. Уцепился за холодную металлическую ручку, как утопающий за спасательный круг. И повернул ее.
Мир взорвался светом. Настоящим светом. И звуками. И запахами.
Я стоял на коленях посреди выжженного поля, усеянного тонной черного пепла и сажи. А еще вокруг меня было что-то рыжее и неприятно щекотало лицо. Даже здесь, сквозь тошнотворный запах горелого мяса, пота, грязи и смерти я узнал ее запах.
И как ей только удается.
Влага с ее глаз капала мне на лицо. Я обнял ее руками за талию и поднял голову.
Маргарита. Живая. Правая щека и скула обожжены, но не критично.
— Саша… — сказала она, и голос тут же захлебнулся рыданиями. — Живой.